– Лад, – вдруг протянула Ольга.
Свист прекратился.
– А не растопить ли нам баню? Думаю, наша гостья была бы за это благодарна.
Это был не вопрос, но Лизавета кивнула. За всеми волнениями она напрочь забыла, как выглядит, и сейчас осознание собственной несуразности навалилось на нее неожиданным грузом. Вмиг засмущавшись, Лизавета поддернула шаль, прикрывая помятое платье.
– Полноте, – заметила ее жест Ольга. – Мы все понимаем: похоже, ты проделала долгий путь. Не всякий с дороги выглядел бы так достойно.
Она вновь повернулась к Ладу:
– Так что насчет бани?
Тот как будто не хотел уходить: мялся, переводил взгляд с Ольги на Лизавету. Но, не найдя повода задержаться, дернул плечом.
– Будет исполнено! – Из комнаты выскочил быстро, словно надеясь так же быстро вернуться. А через мгновение Лизавета поняла, почему он так не хотел оставлять ее с Ольгой наедине.
Стоило Ладу выйти, как та преобразилась. И без того прямая спина словно застыла, внимательный взгляд стал пристальным, даже пронзительным. Ольга с шумом отодвинула кружку, положила подбородок на сомкнутые в замок руки и посмотрела на Лизавету так, что у нее комок встал в горле. Она с трудом сглотнула.
– Итак, девочка, – даже голос Ольги стал другим: глубже, громче, суровее. – Теперь, когда нам никто не мешает, расскажи-ка мне, как ты на самом деле сюда попала.
Сердце Лизаветы зашлось, точно у перепуганной птички.
– Я не понимаю…
Ольга улыбнулась так, что Лизавета не смогла договорить. Ей показалось, та видит ее насквозь, словно у Лизаветы на коже написана правда. Может, и впрямь написана: предательским румянцем, мурашками, пробежавшими по предплечьям.
– Вы не поверите мне, – покачала она головой, пряча лицо за кружкой.
– Ты даже не представляешь, во что я могу поверить.
Лизавета беспомощно обернулась, посмотрела на дверь, но, конечно, Лад не мог вернуться так скоро. А если бы и пришел, чем бы он помог? Наверняка бы тоже захотел узнать правду, а после долго смеялся бы и называл сказочницей, как мачеха называла совсем недавно ее отца.
– Я правда не знаю, как здесь оказалась.
– И нет никаких догадок? – Снова эта улыбка.
Скрепя сердце, Лизавета кивнула.
– Есть.
И рассказала все как на духу. Про невыносимый постоялый двор и стоявшую на дворе жару, про запретившего выходить наружу отца и свой побег, про манящую студеную воду и загадочное перемещение, случившееся, стоило к этой воде прикоснуться.
– А почему, говоришь, твой папенька вообще тебя увез?
До последнего Лизавета пыталась это скрыть, хотя понимала, что бесполезно. Без слов о водяном к ее рассказу оставалось слишком много вопросов, начиная с самого главного, который озвучила Ольга.
– Этому вы точно не поверите, – повторила Лизавета.
«Попробуй», – ответил ей внимательный взгляд.
Ольга и впрямь удивила ее. Упоминание водяного не вызвало изумления – женщина лишь нахмурилась, чуть поджала и без того тонкие губы. Когда же Лизавета дошла до сделки, перевернувшей всю ее жизнь, задумчиво протянула:
– Ясно… Занятная же история с тобой приключилась, маленькая купчиха.
«Занятная – не то слово», – подумала Лизавета, вновь отпивая ромашкового отвара. То ли он подействовал, то ли сказалась усталость, но она почти перестала беспокоиться. Да и что еще могло случиться сегодня? Разве что водяной вдруг появится перед ними, но пока вернулся лишь Лад.
– Все готово, – проговорил он, входя в комнату.
– Прекрасно. – Ольга перевела свой проницательный взгляд уже на него и, не отрываясь от Лада, поинтересовалась у Лизаветы: – Ты не против, если мы не будем тебя провожать? Найдешься?
– Наверное…
– Выйди из дома и обойди его слева, баню ты не пропустишь. Только загляни перед этим вон в тот сундук, да возьми одежду, какая глянется.
– Может, я все-таки… – начал было Лад.
– Нет, – прервала его Ольга, и ласковый голос ее показался Лизавете пугающим. – Нам с тобой надо кое-что обсудить, а девочке – побыть одной и обдумать все, что с ней приключилось.
Согласия Лизаветы явно никто не спрашивал, да и ей самой вдруг расхотелось оставаться в избе. С неожиданной для своей усталости прыткостью она подошла к запримеченному ранее сундуку, со второго раза откинула тяжелую крышку. Торопясь, Лизавета не стала ничего выбирать – вытащила первую же рубаху и сарафан, наспех поблагодарила и выскочила из дома.
Лишь на крыльце она остановилась перевести дух и обернулась, чтобы посмотреть на обычную с виду крестьянскую избушку. Но как бы просто изба ни выглядела, внутри нее точно было что-то не так.
Глава 4
Несмотря на странных хозяев дома, приютившего Лизавету, ночь в его стенах оказалась не в пример приятней тех, что она провела на постоялом дворе.
Проснувшись от лучей солнца, вольно прогуливавшихся по ее лицу, Лизавета с удовольствием потянулась и сладко-сладко зевнула. Она чувствовала себя так, словно заново родилась: чистой, свежей, бодрой и – в чем ей было неловко признаваться даже себе – полностью довольной жизнью. Если дома Настасье частенько приходилось будить хозяйку по утрам, то тут Лизавета запросто встала сама и оделась без чьей-либо помощи: натянула отложенную с вечера длинную рубаху, а поверх – простецкий сарафан из темно-зеленой ткани. Подпоясалась цветастым поясом: хоть какой-то способ напомнить, что под бесформенными одеждами скрывается девичья фигура.
Убрав волосы в косу и сунув ноги в туфельки – единственное, что осталось от ее собственного наряда, – Лизавета на мгновение замялась у шторки-простыни, отделявшей ее лавку от остальной избы. Она помнила вчерашний разговор с Ольгой, до странного спокойно отнесшейся к рассказам о водяных и чудесных перемещениях, и задумалась, как теперь с той общаться. Стоило ли ждать подвоха? Нужно ли скрывать от Лада, о чем они говорили вечером, или Ольга сама ему рассказала? Лизавета терялась в догадках.
В доме, как оказалось, уже кипела жизнь. Ольга крутилась у печки, платье так и шуршало. Лада не было видно, зато за столом, с ногами забравшись на лавку, сидела прелестнейшая девушка с длинными белоснежными волосами.
На звук шагов девушка – на вид ей можно было дать лет пятнадцать – подняла голову и приветственно махнула рукой, в которой держала щедро смазанную маслом булку. Ольга заметила движение: почти сразу она обернулась, встретившись взглядом Лизаветой. Губ Ольги коснулась улыбка, но не радостная, а будто сочувственная.
– Доброе утро.
– Доброе, – смутившись, Лизавета уставилась в пол.
– Доброе! – звонко раздалось со стороны стола.
Бодро топая по полу, девушка подошла и протянула руку: худенькую, с остро выступившей косточкой на запястье.
– Я Инга.
Лизавета подняла голову, чтобы разглядеть вторую названную сестру Лада, и нахмурилась.
Внешность Инги была странной. Слишком светлая кожа, белые волосы, но поразительнее всего – глаза. Их можно было назвать светло-серыми, вот только они казались слишком светлыми. Живую радужку словно подернуло туманом, молочной дымкой.