Фейрум

– Хочу!

– Тогда угадай, в какой руке. – Он спрятал кулаки за спиной.

В вазочке на столе лежала горсть леденцов со вкусом барбариса. Липа в них души не чаяла, когда была маленькой.

– А если не угадаю?

– Будешь мыть посуду. А потом пойдем.

– Куда?

– К дедушке. Вы с ним давно не виделись.

Липа кивнула. Целых шесть лет.

* * *

Они шагали вдоль берега по заросшей узкой тропе, которая ожерельем обхватывала остров. Солнце стояло высоко, почти не видное из-за мутной дымки. Здесь, вблизи от моря, ясная погода не задерживалась дольше пары дней. Липа любила это сочетание – серого с изумрудным. Весь остров был покрыт разнообразной зеленью – от мягкой и сочной июньской травы до бурого мха на шершавых камнях и крошечного семейства сосен.

Глядящие в небо стволы остались позади, когда они с Витом вышли к западному берегу. Склон был усыпан галькой; лишь у самой воды камешки сменялись песком. В тени холма высился памятник. Низко, почти касаясь белого гранита, склонилась над ним черемуха.

«Здравствуй, деда!» – Липа приблизилась к могиле. Оградки не было. Как и столика, за которым принято поминать ушедшего. Только узкая скамья, на которую она опустилась первой. Вит молча сел рядом. Каждый говорил про себя, и оба это знали.

«Слова – что дым» – любимая присказка деда Анатоля.

Глядя на эмалированное фото с двумя гвоздиками по бокам, Липа боялась, что снова расплачется, но нет – глаза оставались сухими, а пустота в душе постепенно заполнялась спокойствием, тихим ветром и запахом черемухи. Дед любил это место, и Липа знала: он бы не променял остров ни на что другое.

Они долго просидели так, прислонившись друг к другу плечами, а когда уходили, Липа оставила на скамье конфету. Ярко-алый леденец со вкусом барбариса.

* * *

На обратном пути она впервые прошла через сад. Вчера добежала только до бани, и то в сумерках; сегодня же, минуя низкий частокол и палисадник с ирисами, она оказалась в вишневом раю. Запоздалые лепестки сыпались на плечи, пока она бродила по дорожке, краем уха слушая Вита. Он что-то твердил об удобрениях и прочих штуках, в которых Липа ничего не смыслила, потом наконец затих, а через минуту разразился ругательствами.

– Ты чего? – Она вынырнула из-под крон и взглянула на дядю с удивлением. – Случилось что?

– Шайба слетела, – бросил Вит сквозь зубы.

Злой и ошарашенный, он стоял у колодца, держа в руках вороток, который еще вчера крепко держался, вращая колоду.

Липа нахмурилась:

– Сможешь починить?

– Наверное. Только принеси инструменты. Знаешь где?

– В сенях?

– На антресоли справа. Увидишь ящик, он не тяжелый. И стакан воды захвати!

– Хорошо! – крикнула Липа на бегу.

«Воронка в колодце…»

Настойчивая мысль возвращала к словам Игнаса. Замерев на крыльце, Липа обратила внимание на пятачок выжженной земли. И почерневший одуванчик, на который она вчера выплеснула воду с мерцающей маслянистой жижей.

* * *

В сенях царили тень и прохлада. Подставив табурет, Липа забралась на него и нащупала заветный ящик. Потянула за ручку и вздрогнула: из кухни раздался металлический звук. Половица скрипнула: на пороге стоял Игнас. При свете дня он выглядел иначе: не сказать, что хорошо. Лицо осунулось, на куртке появились грязные пятна. Интересно, где он спал этой ночью? Да и спал ли вообще…

– Вы почему тут? – шикнула Липа, покачнувшись на табурете. Если она повысит голос, Вит услышит. Или стоило закричать?

– Не могу уйти, пока воронка открыта.

– Так это вы сломали ворот? – Теперь, возвышаясь над ним на целую голову, Липа могла дать отпор. – Знаете, как это называется? Вторжение в частную собственность! И порча имущества. Гуляете, как у себя дома, и думаете, вам ничего не будет?

– Я могу заплатить… – Он потянулся к карманам. – За хлеб. Вряд ли твой дядя заметит. Давно не ел такого, у нас в ходу синтетический. Вот, смотри, у меня… – Он высыпал на ладонь горстку монет, не знакомых Липе, какие-то мелкие детали и крошечную отвертку. – Ничего полезного. Прости, Филиппина.

Липа чуть не выронила инструменты. Она смотрела на Игнаса, как если бы в кухне стоял пришелец. Неведомое существо с другого конца Галактики, которое потерялось и теперь страдало от голода и одиночества вдали от дома.

Может, в какой-то степени так и было.

Она не имела ни малейшего представления, что ответить и как поступить. Позвать Вита? Рассказать ему все?

– Лип! – окрикнули ее со двора.

Липа вскинула руку, чувствуя, как ножка табурета едет в сторону. Пальцы сжались рефлекторно, ухватившись за полку; под ногами образовалась пустота. Плечо болезненно хрустнуло. Ящик с грохотом полетел на пол. Еще секунда, и…

– Держу! – Игнас схватил ее под мышки и поставил на пол. – Цела?

Она кивнула. Плечо ныло, но это пройдет, а вот табурет являл собой жалкое зрелище.

– Липа! Тебя только за смертью посылать! Нашла, нет? – Голос Вита приближался, и Липа, не раздумывая, махнула Игнасу рукой в сторону мансарды.

– Наверх! Быстро!

Сама же бросилась собирать разлетевшиеся по полу гвозди и мотки проволоки, за чем ее и застал дядя.

– Ну и дела…

– Прости, пожалуйста, я не хотела.

– Ты оттуда… сама, что ли? – Он оглядел место происшествия и поморщился. – Блин, Липка… Сильно ушиблась?

– До свадьбы заживет. – Она улыбнулась, чтобы уверить: все в порядке. – Вот, держи свои инструменты.

Липа оглянулась: кухня, как и лестница за ней, была пуста.

– Поможешь? Не бойся, там ничего сложного, просто вдвоем веселее.