Город подземных цветов

В зажиточном доме благочестивая вдова растила детей в страхе и трепете перед единым богом. Какой бы путник ни заглядывал в город, дивился он стати её двенадцати сыновей, но мало кому доводилось повстречать их сестру – девушку кроткую, смирную. Хотя братья собрали богатое приданое из золотых украшений и монет, красавица женихов сторонилась. Поговаривали, что живёт она, не поднимая глаз, и небо лишь в раю увидит.

Как пришёл матери срок преставиться, все тринадцать отпрысков явились к постели умирающей. На последнем издыхании набожная взмолилась, чтобы взялись юноши за долото и подняли крест над заливом. Уж тогда посмирнели бы язычники, видя величие божье.

Как отлетела душа несчастной, принялись сыновья за дело, а юная сестра заменила им мать. Чуть свет отправлялись все двенадцать рыть землю, возводить крепкие стены, и не могли они думать ни о чём другом, кроме того, чтобы исполнить обет.

В тяжкий день, когда ливень едва не размыл свежую кладку, сестра нашла для них слова утешения. Радовались братья, видя, как чиста её душа. Изо дня в день, из ночи в ночь готовила она еду, носила обед, управлялась с хозяйством. Бывало так, что братья, выбившиеся из сил, не могли проглотить ни куска. Тогда она омывала их усталые лица, промокала пересохшие губы.

Однажды в зной пошла она к колодцу за водой, но так занемогла, что осела на сухую землю. Мимо шёл юноша-язычник, горделивый и прекрасный, как сам Аполлон, он поднял девушку, словно травинку, и отнёс её в тень. Бедняжка хотела было противиться, но жар мужчины отогрел её лучше пламени солнца, от терпкого запаха закружилась голова, и впервые взглянула она вверх, но увидела не небо – шрам на подбородке и тёмные, дьявольские глаза.

– Прошу, оставь, – взмолилась девушка, и язычник опустил её на выжженную траву.

Многобожник ушёл, а она до вечера металась в полузабытьи. Спутались её мысли: не было в них ни светлого храма, ни заветов матери. Языки пламени лизали тело там, где коснулся его незнакомец.

О, если бы язычник сжалился над несчастной! На следующее утро, чуть братья ушли, явился он в сад, и снова потемнело у девушки в глазах.

Как не жить соколу с горлинкой, не венчаться язычнику с праведной. Втайне виделись они, у ручья за смоковницей.

– Не печалься, сестра, – говорили братья. – Скоро кончится наша работа, поднимем колокол, и полегчает у тебя на сердце.

Не знали они, как гневается на дочь всевидящая душа матери, не ведали, что перезвон уже не принесёт сестре успокоения.

Однажды в ненастье, решив, что не заладится работа, вернулись братья домой раньше обычного. Темно было в саду, но яснее ясного увидели они, как метнулась за деревья тень, а сестра их упала, замаранная, на влажную землю.

Заблестели клинки, бросились все двенадцать в погоню, и взглядом не одарили сестру. Язычник ушёл от них за гору, надеясь затеряться в бескрайней степи. Когда ненастье отбушевало, строители вернулись, сестра постирала замаранную кровью одежду и, так и не услышав от них ни единого слова, пошла искать любимого среди полыни. Пусто было поле: лишь алые маки цвели там, где когда-то проходил человек.

Безутешная, плакала девушка о своей потере, и стала её участь ещё горше, чуть открылось, отчего тяжело у неё под сердцем. Прознав, что не без следа исчез язычник, братья отреклись от ещё не родившегося ребёнка и, недолго думая, выгнали сестру из дома.

В тот день над морем висел туман. Девушка брела по берегу, глядя, как в белёсой дымке тонут камни. Путь её лежал на обрывистый утёс, и чем выше она поднималась, тем яростнее билось сердце, противясь жестокой судьбе. Сестра долго смотрела в пелену тумана и наконец бросилась в его объятия. Безжизненное тело обласкали волны.

Вскоре братья исполнили свой обет: освятили храм, помянули праведницу-мать. Но не звучало под высокими сводами имени их сестры; неприкаянная, билась она о каменные стены в туманные ночи.

Годом позже на город напали варвары. Боспорийцы защищались храбро, однако бой был неравным. Многие не увидели бы рассвета, если бы не туман, пришедший с моря. Пелена застилала врагам глаза, и не видели они, куда несутся. На беду, морок одолел и братьев. В пении ветра почудился им голос сестры; заметались, как дикие кони, по полю боя да и сложили головы от острых мечей.

Все христиане города желали мира их душам, но не обрести им упокоения, пока сироткой странствует тень сестры, пока не нашлось доброе сердце, которое бы её пожалело, пока маки цветут на пролитой в поле крови.

Автор: Смирницкая В.В.

– Думаешь, девушка из слободки и есть «сестра»? – спросила Лиза, дочитывая последние строчки.

– Не знаю, здесь упоминается утёс и монеты…

– …и что она была «красавицей», – улыбнулась Лиза. – Это тоже сходится.

Примириться с мыслью, что они повстречали призрака, будет непросто. Лёша часто говорил о тонких, нематериальных вещах; некоторые его размышления приводили Лизу в трепет. Но чтобы мистика вторглась в её жизнь – такого прежде не бывало.

Она встала и подошла к стойке.

– Извините, можно сделать копию?

Пока библиотекарша включала ксерокс, Лиза обернулась к своему спутнику и сказала:

– Покажем легенду остальным.

…Тем временем Дима, не дозвонившись друзьям, решил прогуляться до магазинчика «Счастливчик» за арбузным мороженым. Проходя мимо подъезда Влада, он заметил старушку, сидящую на раскладном стуле. Её седые волосы были повязаны красным платком на манер банданы, в ногах стояла тканевая сумка, в ней – кулёк, полный семечек, а на семечках два гранёных стакана дном вверх. На него нахлынули воспоминания. Сколько же таких стаканов они выщелкали за детство! А ещё у бабулек были леденцы «Рошен» по четверть гривны за штуку. В каком это году торговки исчезли с улиц?

Дима остановился. Наверное, руки у неё, как и у тех, прежних, пахнут хозяйственным мылом, а подол юбки усыпан лузгой. Родители говорили не покупать еду с рук, но запрет нарушался тысячи раз, и никто не отравился: в детстве этого не могло произойти, они были неуязвимы.

Дима подошёл ближе. Нет, от неё пахнет не мылом, а чем-то сладким, вроде творожной массы.

– Будьте добры, один стаканчик. – Он любил разговаривать со старшим поколением с нарочитой вежливостью, зная, что это подкупает.

Бабушка беззубо улыбнулась, отсыпала Диме семечек, потом достала из кармана цветастой рубашки кусок марли, сложенный вчетверо, и протянула ему.

– Что это?

– А ты посмотри!

Он отступил. Женщина криво усмехнулась и развернула марлю: под белой тканью оказалась пара золотых серёг с алыми камешками.

– Бери-бери, человек, не бойся.

Отец предупреждал, что чужое добро липнет к рукам, но отяжеляет совесть. Да и на что ему женские серьги, пусть и золотые?

– Чего всполошился, голубок? Была я молодая – сама носила, а теперь куда уж. Возьми, подаришь девушке красивой, какая нравится.

Он сразу подумал о Лизе. Вроде она предпочитает маленькие, металлические серёжки, но в слободке при виде побрякушек глаза её загорелись. Пригодилась бы любая возможность положить конец глупой размолвке. В душе Дима до сих пор не верил, что они действительно расстались. Скорее уж, поставили отношения на паузу. Решили не мучить друг друга вторым годом видеозвонков и текстовых сообщений. Однако Лиза всё ещё занимала место в его сердце.

Оглядевшись, Дима убедился, что за ним никто не наблюдает.

– Спасибо, – сказал он, взял серьги, семечки и продолжил свой путь, рассеянно перебирая в голове воспоминания о позапрошлом лете. Будто бы всё это случилось недавно. Два года пронеслись как один день. Вот бы ещё Лиза считала так же.

Вернувшись во двор, Дима занял зелёный стол за футбольной коробкой, пока его не оккупировали любители домино. Он надеялся, кто-то из друзей рано или поздно появится.

И верно: не успел он разложить второй пасьянс, как со стороны остановки «Ворошилово» подошли Лиза с Лёшей. Подняв к небу острые локти, она переплетала косичку на ходу. Бежевый топ задрался и обнажил полоску загорелого живота. Лиза увлечённо слушала Лёшу и кивала, пряди волос то и дело выскальзывали из рук. От её улыбки, обращённой другому, у Димы засосало под ложечкой. Серьги дарить расхотелось.

…Первым же, что заметила Лиза, подходя к столу, укрытому тенью деревьев, была Димина футболка. Белая, с принтом «Планеты сокровищ»: мультяшный герой Джим рассекает по небу на солнечном серфере. Её подарок на три месяца отношений.

Пока Дима с Лёшей обменивались рукопожатиями, она присела на лавочку, чувствуя, как воспоминания набухают и распускаются в голове, словно китайский чай-цветок.

– Надо же, ты её не выкинул? – не удержалась от вопроса Лиза.

Дима оттянул низ футболки и перевёл взгляд на принт.

– Нет, капелька, она мне нравится.

Лиза вздрогнула от неожиданности.

– Не называй меня так!