Совершенно простая история

Простояв перед раскрытым шкафом всего один куплет, она выбрала короткое кирпичного цвета платье с отложным воротничком из плотной гладкой ткани, похожей на очень толстый шелк. Затем между графитовыми и глубокого синего цвета колготками выбрала синие. Нарядившись, подошла к зеркалу и стала рассматривать себя. Это заняло еще два куплета любимой песни. Потом переплела растрепанную косу в гладкую. Когда сборы были окончены и очаровательная колибри просто улыбалась отражению в зеркале, в комнату заглянул отец:

– Бусина, поехали.

Детка, Бусина, Кокалека, Девочка, малыха – как только не называл её отец. Она его в ответ очень любила. Он был большой, теплый и смешной: волосы кудрявые, торчат во все стороны, глаза горят, улыбка живет на губах, как древний человек в своей пещере, – безвылазно. А вот работа у него была серьезная – он отвечал за соблюдение техники безопасности на строительных объектах большой компании. Для Детки отец был лучшим другом, болтливой подружкой, напарником и идейным вдохновителем. Они никогда не ссорились, потому что хорошо понимали друг друга.

– Мы пошли, – прокричал в сторону кухни отец. Мама громче зашуршала и вышла в коридор с бумажным пакетом. Детка сняла рюкзак и пристроила бутерброды сверху на учебники.

В школу она ходила со строгим голубым рюкзаком. Правда, сверху налепила на него с десяток деревянных значков, которые на каждом углу продаются в южных городах: Ван Гог, спящий полосатый кот, Чип и Дейл, Чехов. Детка точно не знала, она строгая или лёгкая, простая, серьёзная? Она еще не знала ответа на вопрос «кто я такая?» Иногда даже страдала из-за этого.

Звонок прозвенел, когда девочка была на лестнице между этажами. Сердце задрожало. Войти в кабинет после начала урока она не могла. Да и случалось такое до сегодняшнего дня один раз. Тогда она все 45 минут простояла в коридоре, а потом просто извинилась перед учительницей и попросила задание.

Детка была правильная. Вся. До пресноты. Ей не надо было повторять по сто раз, а потом еще и кричать, потому что «спокойно она не понимала». Она понимала. Прямо с первого раза. Умела пользоваться вилкой в паре с ножом, всегда улыбалась, а просьбу начинала со слова «простите». Она говорила вполголоса и всегда с улыбкой. Однако было в ее жизни одно «но»: в школе с ней почти никто не разговаривал. Одноклассники сторонились. Детка не понимала почему. Чтобы начать хоть с кем-то общаться, она старалась себя проявить. Ни один школьный предмет не вызывал трудностей, поэтому девочка старалась всем помочь: предлагала списать домашку, делала на контрольных сразу два варианта. Но никто помощи не принимал. Одноклассники Детку в упор не видели, учителя тоже никак не выделяли: относились также небрежно и равнодушно, как и к остальным. Все, кроме одной учительницы.

Детка стояла перед кабинетом литературы и не решалась постучать. Она понимала, время идет, – входить надо. Девочка подняла мягкий кулачок и несколько раз еле коснулась костяшками двери.

– Входите, – голос Анны Александровны было хорошо слышно даже сквозь шум крови в ушах.

Раскрасневшаяся, вспотевшая от нервного напряжения девочка медленно открыла дверь, вошла в класс и сразу остановилась.

– Это ты, Детка, – в один миг просветлела лицом Анна Александровна. – Проходи, готовься к уроку. Мы решили, что ты заболела. Проходи, не переживай из-за опоздания.

Ее ждал школьный день, в котором снова приходилось наблюдать за одноклассниками издалека. Уроки, на которых она отвечала только на «пятерки», сменялись длинными одинокими переменами. На Детку никто не обращал внимания, никто не пытался заговорить, дернуть за рыжую косу, и уж, конечно, одноклассники не приглашали ее в свой кружок, а когда она пыталась заговорить сама, шарахались в стороны. Обычно молча. Мальчишки иногда смеялись. В классе была девочка, которую они очень любили. Детка не понимала, что любовь эта ненастоящая, поэтому очень завидовала. У Алены выросла грудь. За нее девочку ненавидели другие девочки и внезапно для обладательницы трогали мальчики. Детка не хотела, чтобы её лапали из-за угла, но очень хотела, чтобы любили.

Она послушалась учительницу, почти на цыпочках прошла сквозь кабинет и села за последнюю парту. Как всегда, одна. Урок продолжился. А Детка начала ловить на себе удивленные взгляды сверстников. Так бывало каждый раз, когда она приходила в школу. Она часто болела, а в школе бывала наоборот редко. За весь учебный год Детка ходила в школу в общей сложности месяца три. Все остальное время она числилась на домашнем обучении. Правда, из всех учителей домой к ней приходил только педагог-психолог. С ним Детка часами разговаривала, а после его ухода еще долго радовалась. По остальным предметам у неё были репетиторы.

Родители однажды решили, что молодой психолог нравится дочери. Но когда папа начинал приставать к ней с расспросами об Алексее Борисовиче, девочка только смеялась. А вот сам психолог симпатии не скрывал. Они жили как будто в одном мире. Детка была для него… Он не понимал.

Алексею Борисовичу исполнился 21 год, когда он пришёл на практику в школу и остался. Ему нравилось работать с детьми. Он и сам был, как ребёнок, – светлый человек, который смотрит на мир небесно-голубыми глазами, радуется радуге и пению птиц, увлекается сложной поэзией Гумилева и читает Ницше.

Он был единственным человеком в жизни Детки, с которым она чувствовала себя легко и безопасно. Она доверяла ему, рассказывала, что творится внутри. Кроме него, Детка чувствовала покой только рядом с родителями.

Кое-как пережив шесть уроков, она вырвалась на воздух и снова превратилась из серого пятна в яркую птицу. День прошел и ничего. Ничего после себя не оставил. Даже грусти или разочарования не было.

Детка бежала домой. Она так хотела закрыть дверь изнутри и почувствовать, что дома не страшно, что дома ярко горит свет и пряно пахнет мамой – подсолнечное масло, корица, глубокий Burberry «Weekend».

– Что случилось, Детка? Ты такая грустная, – бережно спросила мама. Девочка подняла полные слез глаза и попросила:

– Мамочка, пойдем погуляем.

– Конечно, дорогая, сейчас переоденусь и пойдем. Зайдем в кондитерскую на углу, купим греческих улиток с творогом, да? – мама подошла, обняла и поцеловала её в висок. – Сейчас пойдём, моя родная.

Пока мама собиралась, Детка сидела в комнате и смотрела, как падает снег. Она так завидовала снежинкам. Вот падают они себе и падают, их много, они все вместе. Падают и падают, одна рядом с другой. А у нее совсем никого нет, кроме родителей. Так хочется, чтобы вокруг были люди, чтобы звонили подруги, звали в парк и на день рождения.

– Мам, ты готова?

– Да, на выход, – вроде бы весело скомандовала женщина, но из горла ее голосом бил фонтан тревоги, которую трудно скрыть, когда дело касается ребенка.

Они вышли из дома и пошли в сторону городского парка. Снег в лучах фонарей становился то голубым, то рыжим, то холодно-белым. Из магазинов выходили люди, громко разговаривали. Небо куталось в белесую шаль облаков. И она, наконец, спросила:

– Мам, почему у меня совсем никого нет?

– Как это никого нет? А мы с папой, а Алексей Борисович? Мы у тебя есть и очень тебя любим.

– Я знаю. Но ведь больше никого. У всех есть друзья, а мои друзья – это вы с папой. Как же такое может быть? Значит, я плохая?

– Что ты, доченька. Ты очень хорошая, ты самая лучшая в мире, – мама остановилась и повернулась к девочке.

– Почему тогда так?

Она знала ответы на все вопросы, но дать их не могла. Никак не могла.

– Понимаешь, доченька, в мире живет множество людей. Взрослые и маленькие, подростки и старики, их очень много, и все они одинаковые, а ты не такая, как все. Ты особенная. Красивая, умная, воспитанная, понимаешь, есть в тебе что-то такое, чего нет ни в одном другом человеке на планете. Таким людям иногда приходится тяжело. И особенная ты тем, что в тебе есть огромная сила, которая называется «добро. Она тебе поможет все выстоять и перенести. Ничего нет в мире сильнее добра.

– Мам, я не хочу быть особенной, я хочу быть как все. И чтобы у меня, как у всех, были друзья, чтобы в школе со мной разговаривали.

– Дорогая, у тебя обязательно будет счастливая и радостная жизнь, нужно только верить в это. Но верить сильно, изо всех сил. И никогда не переставать верить, даже если будет очень сложно. А в школу можешь не ходить.

– И что изменится?

Они шли по улице. Людей становилось больше – они возвращались домой с работы, заходили и выходили из магазинов, перебегали дороги в неположенном месте, скользили, хмурились и не обращали друг на друга внимания.

– Детка, – мама не успела договорить, потому что рядом остановилась женщина. Ее лицо было в морщинах. Глаза смотрели так, будто морщины появились не от старости, а от тоски. Глаза принадлежали молодой женщине.

– Детка… Я тоже дочку так называла. Её звали Таня. Муж так решил. Он любил одну Татьяну. Я фотографию нашла с подписью. Да, любил… Я тогда его выгнала из спальни…

– А из дома? – поддержала разговор Детка. Интересное начало! Она не понимала, почему взрослые такие странные, слепые, иногда нелепые, а порой откровенно глупые и слабые.

– Из дома нет, – женщина приняла поддержку. Ей было неловко заговорить с незнакомыми людьми, но слова искали выход. И нашли. И полились из неё. – Так и жили. Он стал пить. От личной трагедии, наверное. Но меня не обижал. Работал. А Танюшка в детстве от рук отбилась. Потом тоже стала пить, потом начала наркоманить. Сейчас даже не знаю, где она. Звонит редко. Внучке уж 13 лет. Боюсь и ее упустить. Чувствуется характер матери и деда. Боюсь. Еще эти друзья. Знаете, не пойми что… Постоянно эти друзья. Спасибо вам. Извините меня. Я пойду.

Женщина развернулась и пошла дальше. Невысокая, сгорбленная, грузная женщина с тяжелой судьбой.

– Держитесь. Всего вам доброго, – крикнула Детка ей в спину. – Да, у каждого своя беда.

***

Она шла по саду. На деревьях чирикали птицы с голубыми и розовыми перьями в блестках и прозрачных каплях, на ветвях распускались бутоны пионов размером с голову новорожденного. Она шла по саду и была счастлива. Вдруг сверху раздался звук, который она слышала и раньше. Звук приближался и становился немного навязчивым. Как хотелось ей, чтобы он пропал, не отвлекал, не уводил за собой из сада. Какое изысканное спокойствие, гармония и простота окружали ее здесь. Еще секунда… Вера открыла глаза. Будильник звонил и раздражал кота, который и без того недовольно смотрел в окно на соседского шпица Бакса. Когда он понял, что хозяйка проснулась, а Бакса загнали в подъезд, сразу размяк, мяукнул и отправился из комнаты. Видимо, на кухню. Его миссия выполнена.

Ушёл вовремя, потому что Вера так грациозно и заразно потянулась, что у него от зависти шерсть бы дыбом встала.

Вера была из породы кошачьих. Ее глубокого каштанового цвета волосы вечно рвали резинки. Вот серьезно: только она возьмётся собрать волосы в хвост, как резинка непременно лопнет. Как будто волосы протестовали против неволи. Глазами она была похожа на собственного кота. Ее фигура подчиняла платья с запахом, плотные черные водолазки и жакеты мужского кроя. Она любила длинные перчатки, потому что запястья были похожи на детские – немного пухлые и бархатно-персиковые. Она медитировала, чтобы сдерживать раздражение, которое в ней вызывали телевизионные программы, социальные сети, грубые нетерпеливые мужчины и неопределенного возраста женщины в очередях. Она была справедлива, улыбчива и вспыльчива.

– Ой, родители мои, привет, – Вера вслед за котом вошла в кухню. Отец с чашкой кофе в руке сидел прямо посередине и громко размешивал уже растворившийся сахар высокой ложечкой.

– Доброе утро, дочь, – ответил он и кивнул в знак приветствия. – Ты слышала, что ночью устроил кот? Я хотел его выкинуть с балкона, но решил повременить. В него как будто вселился дьявол, а когда этого никто не заметил, он решил громко оповестить весь дом и рыжего с первого этажа.

Она села на стул, одну ногу устроив на перекладине, а вторую вытянув вперед и немного прогнув в колене.

– Он хотел, чтобы его кто-нибудь проводил до миски.