Янтарный магазин будет на улице Конституции, в торговом центре на втором этаже. Шеф сказал для начала туда заглянуть, якобы случайно. А дальше – как обычно: любовь-морковь и сладкие встречи. "У него в Германии фирма. Нужен максимум информации, – объясняет Альфред. – Кто партнёры, как устроена работа".
Спросил про Сашу "Трубачёва", но там пока глухо. И вроде нет моей вины, что русский лезет в бутылку, а всё равно в воздухе немой альфредовский укор. Но нельзя быть командиру таким строгим, его усталая душа жаждет тепла. В комнате сел на диван, я перед ним на стульчике:
– Хочу посоветоваться.
– Слушаю, Миляна.
– Может, для Трубачёва надену красные трусики?
В его лице чуть заметное удивление, смешанное с весельем.
– Чуть-чуть ножки раздвину, а под платьицем трусики, красная полосочка. Как думаешь, он возбудится?
– Должен. – Шеф готов засмеяться.
– Помнишь украинца?
– Было дело.
– Я ножки чуть-чуть раздвинула, он белые трусики увидел и возбудился.
Мои ляжечки вдруг совершают лёгкое движение, как непослушные козочки, но вмиг возвращаются обратно к хозяйке. "Возбудился, а потом я на него села. Я села". Альфред вперился в меня стальным немигающим взглядом. "Яички ему потрогала, с обратной стороны, это очень чувствительно. Я русскому тоже потрогаю. Как думаешь, поможет?".
Альфред хватает меня под мышки, и, обдав частым горячим дыханием, толкает на диван. Жёстко прикажи покорному капралу, командир! Я служу в сексуальной роте, где маршируют голыми! "Есть" разодрать себя напополам! По Уставу, ноги должны быть раскинуты широко! Сгибание колен карается изнасилованием! Учи меня! Учи! Учи! Учи! Учи! Учи!
29 июня, пятница
Написала Саше: "привет, ты в городе?". Опять не ответил, а жаль, 200 евро мне не помешали бы. Наверное, я не в его вкусе или нашёл себе моложе. Но никогда не признается. Помню, тем вечером сидели в кафе и я спросила: "ты можешь смотреть в глаза и врать?". Русский ответил сразу и по-простецки: "да". Я возмутилась и переспросила, а он лишь повторил ответ. Ну и наглец!
Альфред в понедельник выдал деньги на аренду, а я лишь сейчас до оплаты добралась, растяпа. Значит, так: 70 евро в мэрию за нашу с командиром квартиру, плюс 30 евро коммуналка. И 150 евро за мою общагу, она ведь запасной вариант для работы. Перевела со своей карточки, а наличку Альфреда положила в кошелёк.
5 июля, четверг
В торговом центре – пустынный полумрак, летом народ ленив. На втором этаже в бутиках томятся одинокие продавщицы. Не могу найти янтарный магазин. В дальнем закутке открыта стеклянная дверь. За ней две больших витрины, накрытых полиэтиленом и расставленных как попало. "Мы ещё не работаем", – грубовато бросает мужчина. Солидный, в чёрной кожаной жакетке. Нос у него крупный, испещренный ямочками, как наперсток, а у ноздрей тянутся красные кровяные прожилки.
– Что здесь будет? – делаю взгляд любознательного ребёнка.
– Янтарные украшения, заходите через недельку.
Волосы седые, под чёрной майкой шнурочек: какую-то штучку на груди носит. Раздеть бы да посмотреть. Он грузный и медленный, вид у него усталый. Может, вчера пил? "Зайду, давно хотела бусы", – пытаюсь заглянуть в глаза. Но он будто рыцарь в скафандре, и даже духи с феромонами не помогли.
11 июля, среда
Директор снова жужжит напильниками в цеху нашего салона. Согнулся над верстаком в пластиковой маске, на лбу капли пота. "Отдохни уже", – говорю. Вышел из цеха, расселся в кресле у столика. Заварила мой травяной чай, особый, ведьминский.
– Новый магазин открывается. Может, предложим туда наши колечки?
– Ну, спроси для интереса.
Он настоящий большой талант, мастер. Каждое его кольцо – произведение, какого больше не будет. Худой как жердь, с копной прекрасных тёмных волос, и если на лоб повязать ленточку, получится ремесленник со старинной картины. Всегда спокойный, обстоятельный, а если у меня неприятность, обязательно спросит и посочувствует. Хороший мужчина.
Три года назад развёлся, теперь новая жена. Приходила в салон – ничего особенного, стандартная пергидрольная блондинка. А директор – нестандартный, даже мне до него не достать. Правда, девчонка из налоговой, куда ношу отчёты, шепнула: мол, у него есть пассия на стороне, работает в музее. Но какая мне разница? Я к нему даже подкатывать не пыталась: он заоблачный, да ещё и моложе меня. И неудивительно, что у него любовница. Какой бы ни был талант, а мужскую природу никто не отменял.
12 июля, четверг
Днём у меня было с Тадеушем, вечером с Робертом, а ночью вдруг мужу захотелось. Ну и карусель! И почему все так меня хотят? Что во мне такого?
13 июля, пятница
"Мы с вами коллеги, только я по ювелирке", – робко улыбнулась. Немец молча кивнул и отвернулся к витрине. Хмуро осматривает свои сокровища, Кащей Бессмертный. И он собрался торговать? С таким обращением в магазин никто не зайдёт! Потом вдруг проснулся: "хотите что-то купить?". Спасибо, уже не хочу. Потопталась у витрины, а там – залежи солнца: россыпи янтарных браслетов, брошек и бус. И каждую вещичку мечтаю приложить к губам, а потом долго любоваться на свет, ведь кусочек янтаря – маленький космос, в котором застыли мизерные пузырьки и крапинки, будто звёзды и планеты.
"Вам бы лучше не витрины, а шкафчики с подсветкой" – снова пытаюсь заговорить. Но немец опять равнодушно кивнул и присел за столик в углу, роется в документах. Деловитый и серьёзный, будто рулит мировым правительством, а не заштатным магазинчиком. Но тут даже вывески нет! Можно снять комедию, как человек открыл магазин, чтобы никто ничего не купил, и гоняет рекламу по ТВ: "магазин янтаря. У нас вам делать нечего!".
Уйти не солоно хлебавши? Альфред не простит. Прогулялась по магазину, пытаясь найти хоть какой-то изыск. Но вокруг лишь голые стены: даже картину не повесил, невежда. И витрины – из крашеных чёрных деревяшек вместо шикарного лака. "Хотела спросить"… Немец отрывается от писулек с лёгкой укоризной в лице, словно хочет сказать: "эта старая карга ещё здесь?".
– У нас ювелирный салон, хотим поговорить о сотрудничестве.
– Сейчас не до этого, – отвечает он с лёгкой растерянностью.
Сжалься, суровый человек. Взгляни в мои огромные глаза, глаза наивной восторженной девочки, ждущей свой волшебный подарок. Губки кроваво накрашены, бровки подведены, колгготочки подтянуты, причёска уложена. Так чего тебе ещё надо? Разве ты не хочешь оберегать и защищать это беспомощное существо? Немец вздыхает, глядя в пол: "запишите телефон, через месяцок позвоните".
15 июля, воскресенье
Лето в Латгинии – безответная любовь. Ждёшь и веришь, а оно придёт, взмахнёт зелёным рукавом, посмотрит бегло и пасмурно, и покинет тебя. А пока – под ногами зашуршит изумрудная трава, ведущая к дороге. И никто не закроет путей, по которым помчусь на красной "Бентли" с открытым верхом. Нет, лучше на синей. И буду радостно вскидывать руки, отпуская руль и корча весёлые рожи встречным водителям.
А когда остановлюсь, лето поведёт за руку – туда, где тихая речушка петляет среди древних зарослей, звенящих кузнечиками. И солнце будет качаться на воде ослепительными белыми пятнами, призывая вдаль. Я побреду по мелководью, слушая короткие всплески шагов и чувствуя, как под корягой притаилась пугливая форель. А потом, выйдя к сочной синеве озера, прыгну с мостка. Полечу, ухватывая краешком взгляда старую мельницу на берегу, и уйду под воду, чтобы взмыть обратно к свету и глотнуть июльский воздух. А мальчишки будут швырять на песке баскетольный мяч, и за их голыми спинами откроется сосновый лес, который тянется к небу, силясь поймать скупое тепло северного солнца.
Там, в лесу, ждут испытания, которых я ещё не познала. Будет бревно, что качается на стальных канатах и хочет сбросить меня вниз. Будет заросший овраг и огромный замшелый камень на дне, и мне придётся прыгать. Но зелёнь леса будет плясать в отражении непроницаемых очков, которые носит друг, возникший рядом из ниоткуда. Друг мне поможет.
Мы придём к мосту, который бесконечно тянется в море. И сотни людей, опираясь на перила, будут молча встречать закат в ожидании чуда. В дальних лагунах будут сидеть на сваях горделивые аисты. И пронзительный тенор споёт откуда-то издалека: "Лето, лето. Море принесло мне янтарь как твою слезу". И случайный путник, остановившийся полюбоваться закатом, вдруг скажет: "не плачьте, мы посередине лета". И я пойму: латгинское лето коротко, но оттого и прекрасно.
16 июля, понедельник
– Даже вывески нет?
– Нет. Немец бездарный бизнесмен, торговать не умеет, – говорю.
Кажется, в этот дворик хлынула вся жара Сильвина, но радуюсь, что в старенькой машине есть кондиционер. "Торговать он умеет. Тут дело в другом". – Альфред задумался, глядя на жёлтую кирпичную стену сквозь лобовое стекло. Если дело в другом, то в чём? Как обычно, шеф не объясняет, будто я жалкое подмастерье, а не коллега. Всегда ставит границу, за которую мне нельзя. А ведь я – опытный человек и умею ненамного меньше его. Но нет: всегда найдётся то, чего мне знать почему-то не положено.
18 июля, среда
"Привет, Сашенька! Это Дарьяна. Какие планы вечером?". Написала русскому СМС, но от него – ни ответа ни привета. Позвонила немцу, а там "абонент недоступен". Давать неработающий номер – совсем не по-деловому. Может ещё раз в магазин заглянуть? Набрала Альфреда, а он сказал выждать.
16 августа, четверг
Каждые выходные я на природе. В июле была денёк на море, в Галанпоге, у Марты с Эмилсом. На прошлые выходные ходила с мужем в маленький поход по лесам. Я люблю Латгинию.
31 августа, пятница