Три времени года в бутылочном стекле

– Знаешь, чего мне обычно хочется? – спрашивает Кока. Мы переместили наш банкетик в комнату, и теперь сидим на полу, окруженные выпивкой и закуской, мельком глядя в телевизор, где идут вечерние новости. – Хочется остаться навсегда в таком вот состоянии, когда уже весело и беззаботно, но еще не тошнит и тупота не нападает. Представляешь, насколько было бы проще жить?

– То есть ты хочешь остаться вечно молодым и вечно пьяным? – я слишком тяну предпоследний слог и понимаю, что уже поднабралась.

– Просто пьяным. А? Представляешь, идешь себе по улице, каждому встречному рад, каждую тварь земную любишь…

– А все твари от тебя шарахаются, куда ни попадя!

– Злая ты, Аленка.

– Да ладно тебе. Давай выпьем, – говорю я.

– Ты – алкашка! – смеется Кока.

– А ты как будто бы нет!

– Я, по крайней мере, не берусь это отрицать, а ты вечно начинаешь канючить: зачем ты пришел, зачем бутылка, зачем ты меня спаиваешь… Я уверен, что не будь сейчас здесь меня, ты бы без всяких выкрутасов взяла себе полторашку пивка и пялилась бы в телевизор… Ведь так все время было?

– Два, – немного помедлив, отвечаю я.

– Что два?

– Два литра. Я покупала обычно два литра пива.

– Ну вот видишь! – радуется от души Кока.

Я всегда пила. Есть мнение, что люди уже рождаются со всеми своими достоинствами и недостатками, и если уж человек родился алкоголиком, то никуда ему от этого не деться. Что-то вроде кармы, хотя я и плохо во всем этом разбираюсь. Я, конечно, не алкоголик, но выпить люблю. Так было всегда, с самой школы.

Дело тут, наверное, в жизненном настрое и вообще в складе характера. Не особенно люблю психологию, но по всем тестам всегда выходило, что я – стопроцентный меланхолик, и по жизни я текла нудно и скучно. Я не из девчонок-хохотушек, хотя посмеяться и люблю. А чтобы посмеяться, мне нужно выпить. Чтобы быть веселой на вечеринке, мне нужно выпить. Чтобы жить стало легко и просто, чтобы полюбить весь мир, как говорится в рекламе телефонов, мне нужно выпить. Чтобы чувствовать себя адекватно, мне нужно выпить.

Мне нужно выпить. Сначала, в старших классах, это было как развлечение – собраться потихонечку, в тайне от родителей, выпить там пивка, водочки… Запретный плод – всегда сладок, и мне хотелось захрумкать его абсолютно весь. Тогда я очень часто перебирала, но в том возрасте это было как-то обыденно и становилось чуть ли не нормой. Зато как хорошо было смотреть на мир под градусами! И наплевать мне на Лаврентьева, и на ссору с подружкой, и все вокруг такие замечательные, и правильно сказал Кока – все вокруг весело и беззаботно. Но школа прошла, начался институт, а у меня было все то же самое. Я никогда не брезговала и пить в одиночку, мне было как-то вообще наплевать на приличия. Все заказывают в кафешке чай, а я – пиво. Бутылочку слабоалкогольного напитка я называла порцией «для разговора», две и больше – уже для веселья. Мне никогда не было смешно на трезвую голову, и говорить помногу я тоже не могла. Надо всего лишь чуть-чуть выпить, и разговор пойдет как река плавная, легко и просто. Надо выпить побольше – и станет весело, как никогда. Вот мои самые главные заповеди по жизни. Я пила от счастья, от горя, заливала тоску, печаль, одиночество… Не все мои друзья это одобряли, но это была я, Алена Кубарева, и я не могла по-другому.

И, разумеется, пока я жила одна, я тоже активно выпивала. Покупала пиво или вискарик, и тянула потихоньку… Иногда не потихоньку. Иногда засыпала на неразложенном диване – всякое случалось.

Я по жизни человек, отстраненный от всего. У Куприна в «Поединке» замечательно написано про главного героя: «… у Ромашова была немножко смешная, наивная привычка, часто свойственная очень молодым людям, думать о себе в третьем лице, словами шаблонных романов…» Такая же привычка была свойственна и мне (хотя, я предполагаю, что не только мне, а очень даже многим людям, возможно, в том числе и Коке). Я не всегда находилась в реальном мире. В детстве я часто представляла себя сказочной принцессой со сверхспособностями, завязывала себе бабушкин платок на плечи, как шлейф, надевала на голову новогодний кокошник, и часами носилась по комнате, воображая различные приключения. Прошло много лет с тех пор, все принцессы давно отошли в прошлое, и теперь, идя по улице, я иногда настолько ухожу в свои мысли, что представляю себя героиней какого-нибудь трагического романа, а чаще – фильма. Лицо у меня в этом фильме волевое и крайне озадаченное, а на заднем плане обязательно звучит мощный саундтрек, чаще «Чужая земля» Наутилуса, или что-нибудь более лирическое – музыка из «Профессионала», например, а если я оказываюсь где-нибудь на природе, то «Одинокий пастух» неизменно в исполнении оркестра Джеймса Ласта – Морриконе вообще музыку как под меня писал. Когда я ловлю себя на подобных мыслях, то буквально ненавижу свое глупое сознание и мелкое, дохлое тельце. Мне двадцать шесть лет, у меня нет семьи, нет детей, весь свой досуг я бухаю с бывшим одноклассником, а моя голова по-прежнему занята такой чепухой!..

И, между тем, летняя встреча с Кокой стала для меня знаковой. Я теперь не всегда чувствую себя одинокой и всеми покинутой. Кока – очень хороший. Мне очень нравится, когда он ко мне приходит. Правда.

Очень нравится!

– А что значит «грязный бинт и окно за окном»? – спрашиваю я. Мы лежим на полу, широко раскинув руки, Кока – ближе к телевизору, а я – к дивану, и пялимся в серый потолок. – Окно за окном – это значит, например, когда смотришь снаружи на дом, а там – окно за окном, или же, подходишь из комнаты к окну, а в нем, вместо улицы, еще одно окно, и так бесконечно?

– А тебе как больше нравится?

– Мне больше нравится второй вариант. В этом есть какая-то безысходность… Окно за окном, и ничего больше…

– Ох, – вздыхает Кока, – и любишь же ты задавать дурацкие вопросы! Я даже и не думал никогда на эту тему, окно за окном… Какая разница-то? Вечно копаешься во всяких пустяках… Как, помнишь, про книги что-то рассказывала?

– Про книги? А! – вспоминаю я. – Как-то раз спросила у одного уважаемого мной знакомого, как он книги любит дома расставлять – чтобы автор на корешке был сверху или снизу, ну, знаешь, когда боком написано? А он так задумался, что я поняла, что он книг в принципе не читает и не расставлять ему нечего… И так мне обидно стало, что народ пошел такой никудышний…

– А ты сама-то как больше любишь?

– Автором вниз.

– Знаешь, что… – медленно произнес Кока, – а ведь если поставить автором вверх, то читать будет не удобно. Или вообще получится вверх ногами…

Я немного подумала на этот счет.

– И точно… Хм, я даже об этом как-то и не…

– Вот-вот! – радостно кивает Кока, переворачиваясь на живот. – Дурная ты баба, Аленка! Все пытаешься охватить в общем плане, а на мелочи внимания не обращаешь. А мелочи, мать, это самое главное! Вот в чем твоя проблема.

Я немножко дуюсь, и снова думаю. Моя проблема не только в этом. Недавно мой сосед – неплохой в целом дедуля, который при знакомстве сразу же сообщил, что жена у него умерла и теперь он живет с другой бабой, у которой тоже муж помер (ведь тоже – мелочь, а как характеризует человека!), как-то мне сказал:

– Тебе ребенка надо родить, и все наладится, – намекал он, конечно, на мои попойки с Кокой.

– Почему? – спросила я.

Дед пожал плечами. Моя проблема еще и в том, что я слишком часто задаю вопрос «почему?».

– Знаешь, у японцев не принято говорить «я тебя люблю» по поводу и без. Для них это очень ответственный шаг. Даже муж горячо любимой жене может сказать это за всю жизнь не больше пары раз. Представляешь? Зато у нас – чуть что – «я тебя люблю, я жить без тебя не могу»… И никто ни за что не отвечает. Как плюнуть.

– Ну вот видишь, – вздыхает Кока, – опять ты что-то городишь. Ну при чем здесь японцы? Почему ты решила, что сейчас надо говорить о японцах?!

– Просто так! Хотела отметить разницу.

– Как по-японски «я тебя люблю»?

– Aishiteru.

– Аиситеру… – медленно повторяет Кока. – Да, определенно все сходится! Такое дурацкое слово я бы тоже старался произносить как можно меньше!

Я злюсь и кидаю в него огурцом.

– А давай песни петь, – говорит Кока, с трудом дотягиваясь до моей старенькой гитары, стоящей в углу. Гитару я привезла после встречи с Кокой от родителей – мне она досталась в наследство от деда, когда я уже училась в институте. Компания там была другая, и гитарами никто не интересовался. Я на ней почти не играла.

Кока довольно-таки ловко встает и быстренько ее подстраивает.

– Что петь будем? Давай «Хороший автобус уехал без нас».

– Не, – морщусь я, – давай то, что я знаю.

– Блин, ну не будем же мы тут сидеть и распевать дружно Павла Кашина!

Почему-то само существование Павла Кашина меня жутко веселит.

– Эй, балет, галоп, алле, мне тридцать лет неполных, – сквозь смех пищу я.

– Я стою, и на краю, стою, пою, – подсолнух…