Всего лишь мишени

– Да как? Она же это самое… вдруг она тоже на учителя запала?

– Ни хрена. Чё, Юрец, сомневаешься? Так давай забьёмся. До конца года я её уломаю. Сама за мной бегать будет и умолять, чтоб я её чпокнул. И гордость свою засунет себе в…

– Ну, давай забьёмся. Ставлю бутылку «Джека Дениелса».

– Замётано. Разбивай, Вован!

Бычок ударил по их сплетённым ладоням, и Стас легонько двинул его в плечо.

– Ты чё, Стас? Я тоже ставлю на тебя бутылку.

– Красава! А ты чё вылупился, чепушило?

Это он повернулся ко мне. Видимо, всё презрение к их гнусному пари читалось на моём лице бегущей строкой. И Стас не на шутку разошёлся:

– Чё ты зыришь? Чё зыришь? Думаешь, не смогу? Или, может, эта шкура тебе достанется? Ну, отвечай! Чё, язык проглотил?

И, вскочив со скамейки, он двинулся на меня.

– Втащи ему, Стас! – мычал бычок. – Он думает, ты лошок. Типа ты сдрейфишь.

– Да я его по стенке размажу! Ты чё о себе возомнил, петушара?

– В натуре, берега попутал, рамсы с хамсой…

Ну вот. Я давно ждал, что он меня отоварит. Рано или поздно он просто не смог бы сдержаться, а сегодня он какой-то особенно агрессивный – уж не знаю, чем его так задели слова Юрца. Да уж, денёк сегодня как-то особенно не задался, да что поделаешь? Ничего, поболит и пройдёт. Унижение хуже, чем боль. Но к нему-то я как раз привык.

– Я щас табло тебе разобью! – рычал Стас, но внезапно я был избавлен от этой печальной участи.

– А ну-ка отвалите от него!

Произнёс это Богдан, медленно поднимаясь со скамейки и нависая над ним всей своей внушительной фигурой.

– Это кто тут вякает?

Спеси у Стаса заметно убавилось, но за ним торчали два его кореша.

– Тоже в бубен захотел, волосатик? Так вставай в очередь. Я сегодня исполнитель заветных желаний.

– Ну, попробуй.

И Богдан задрал штанину, до того заправленную в берцы. Под ней в прикреплённых ремнями к щиколотке ножнах блеснуло лезвие клинка.

Стас отшатнулся, как ужаленный.

– Ты чего? Пацаны, он псих! Поехавший!

– Да, ты прав. У меня даже справка есть. Я из тебя всю кровь выпущу, и ничего мне за это не будет. Хочешь проверить?

– Пошёл ты! Пацаны, пойдём физруку скажем, что у него нож. Он же всех нас тут перережет!

– Не, это не понятиям. – Юрец тоже заметно побледнел, но пытался хорохориться. – Мы же не актив. Пусть администрация сама с ним разбирается. Один хрен он скоро и без нас спалится.

– Лады… только пойдём на хрен отсюда.

И они покинули поле битвы, бочком проскочив к выходу мимо Богдана.

– Спасибо, что вписался, – сказал я. – Ты спас моё лицо от синяков.

Богдан не ответил. Он как-будто бы уже позабыл и про меня, и про всё то, что тут только что творилось. Глянув на часы, он поднялся и буркнул под нос:

– Всё, пора.

И пошёл на улицу. Сегодня у нас сдача бега – кросс километр. Девчонки уже строились на старте для переклички и разминки. К ним трусила наша весёлая троица, докуривая последние сигаретки. По их светящимся от предвкушения лицам трудно было понять, что произошло в раздевалке.

Вышел и физрук. Богдан отдал ему какую-то бумажку, физрук кивнул и указал ему на скамейку.

– Пошевеливайся! – крикнул он мне. – Становись! По порядку номеров рассчитайсь!

После всех этих формальностей мы побежали. Я, естественно, плёлся в самом хвосте вместе с девчонками. Сделав круг, Стас и остальные нагоняли нас – девчонок они сзади тыркали под рёбра, те отчаянно визжали, но какого-то особого недовольства в их визге не слышалось. На меня же Стас разок замахнулся, чтобы влепить подзатыльник, но тут же скосил взгляд на сидевшего Богдана, внимательно наблюдавшего за нами со скамейки, и передумал.

– Ну, черепаха, шевели ластами! – подгонял меня физрук.

А это меня всегда бесило. Ещё одно проявление закона тотального невезения. Вот Стас или бычок – курят, бухают и балуются насваем. Но при этом здоровы как лоси и бегают быстрее всех. А я никакой отравой не травлюсь, и всё равно самый слабый и самый медленный. Это потому, что я такой уродился. Они – хозяева жизни и получают от неё всё самое лучшее. Биологи называют это естественным отбором – типа сильнейший более приспособлен к окружающей среде. У них качественные гены, потому они рожают таких же сильных, как они сами. А слабейшие вообще типа плодиться и недостойны. Вот если бы кто-то из них догадался сдохнуть раньше, чем наплодить таких же заморышей, то следующие поколения страдали бы меньше, и я бы всего этого не писал. Остались бы на планете одни силачи, и бодались бы друг с другом сколько влезет, никого из нас, лузеров, не трогая. Но они бы так не могли.

Казалось бы, раз вы такие крутые и жизнеспособные, то отстаньте все от нас, убогих. Если мы такие дегенераты, то мы и сами рано или поздно подохнем без всяких ваших напоминаний. Но нет, нас надо ткнуть лишний раз носом в дерьмо. Ради нашего же типа блага – мол, старайтесь, развивайтесь, догоняйте. А на деле все знают, что пусть мы из шкуры вылезем, да всё равно останемся лузерами. Просто они тащатся от того, что им повезло родиться силачами.

Короче, до финиша я не добежал. В боку закололо, как от удара ножа, и я упал в траву. Физрук махнул рукой и из жалости поставил мне трояк. Как только дыхание восстановилось, я добрёл до раздевалки, которая уже опустела – все давно переоделись и свалили на обед.

В столовку я тоже, разумеется, опоздал. Успел лишь купить сок в коробке да бутерброд с колбасой. Сунул их в портфель – придётся поесть на следующей перемене. И по звонку пошёл к стенду смотреть, что за следующую пытку нам уготовили.

Но на этот раз мне неожиданно повезло. Следующими и до конца дня шли история и обществознание, а на них дрючат только тех, кто будет сдавать по ним экзамены. Таковых немало. У нас пол класса хочет учиться на маркетологов или юристов. Даже Юрец хоть и говорит, что его академией станет только колония строгого режима, втихаря готовится поступать на адвоката.

Я же выбрал для экзамена английский, потому что это вроде как единственный предмет, который я вообще способен сдать. Хоть, ясен пень, я не сдам и его, и мне пофиг. Пойду продавать бургеры – работёнка не хуже всех прочих. Короче, на истории и общаге на меня всем плевать, и если не будет какого-нибудь итогового теста, то удастся посидеть спокойно.

Урок уже начался, но мне удалось прошмыгнуть на заднюю парту незамеченным. Сесть рядом с Богданом я всё-таки постеснялся, хоть мне этого очень хотелось. Судя по тому, что Богдан совершенно спокойно вернулся к своему всаднику, становиться юристом он тоже не собирался.

Тестов не было, и до конца уроков никаких испытаний на мою долю не выпадало – своего рода компенсация за их переизбыток в первой половине дня. Как говорится, свою норму унижений я на сегодня отхватил с лихвой.

А после финального звонка меня ждал ещё один сюрприз. Уложив рисунки в свой чёрный рюкзак, Богдан вдруг повернулся ко мне.

– Пошли, – приказал он не терпящим возражений тоном.

И я пошёл за ним. Он, казалось, точно знал, что я пойду, потому не спрашивал: что я делаю после школы, спешу ли куда-нибудь и всё такое. Он и мысли не допускал, что у меня могут быть какие-то свои планы. А если и есть, то я, не задумываясь, их отменю.

Из школы мы вышли молча. Проследовали мимо столпившегося у ворот сборища, курившего, ржавшего и толкавшего друг друга. Тут уж все классы, как реки, слились в единое море, и не важно, кто сколько «отмотал» и кому сколько осталось до экзаменов – все как бы равны и похожи друг на друга. Тут-то из личинок – то есть мелюзги – и вылупляются будущие герои школы, проходя обучение у старших товарищей. Вслед нам что-то кричали, но ни я, ни Богдан не обратили на это никакого внимания. Я вновь пережил это давно позабытое ощущение – ты идёшь вместе с другом, не важно куда, главное рядом, в ногу, и даже походка становится бодрой. Не то, что уныло тащишься в одиночку.

Ведь мне всё ещё не верилось, что Богдан решил-таки со мной общаться. Общаться – это от слова «общее». Общие темы, приколы, фишки, песни, воспоминания. Желания, мечты – всё, короче, общее, а не только твоё. А что твоё, ты не боишься рассказать другому. Например, дашь послушать любимую песню, и никто не скажет, мол, «фу, чё за фуфло!» А другой тоже поделится чем-то, и тогда всё станет общим. Пусть иногда и хочется иметь какой-то лишь свой секрет, чтобы не было скучно. Но самое весёлое, когда придумаешь что-то такое, а другой это подхватит, и это станет уже общее. Так вот, у меня ни с кем ничего такого общего давно уже не было, и я потерял всякую надежду, что будет. И вот я вновь обретаю её…