Праксиология. Рассказы о человеке и человеческой деятельности

В институте я возглавил информационно-издательский отдел. В него стекались все результаты работы института. Через какое-то время стало понятно, что все начинается, конечно, с языка. Я вел бесконечные разговоры с сотрудниками института о том, с чего же начинается язык. Но все разговоры почему-то упирались в грамматику. А меня интересовал, как потом выяснилось, синтаксис. Но, практически во всех работах, синтаксис рассматривался только в рамках толкования или перевода с языка на язык. А меня интересовали онтология, генезис или эпистемология… т.е. то, с чего все начинается.

Специалист по этим вопросам нашелся всего один. Он с ходу заявил, что все началось, конечно, очень давно, но вот прервалось оно где-то в 7 тыс. до н. э. А потом опять стало развиваться… В общем, мне надо изучить его теорию о грамматических категориях.

Я, конечно, люблю оригинальные теории, но в этой я ровным счетом ничего не понял.

Профессор пытался мне объяснить, как он считал, узловой момент свое теории.

– Вот, послушай, – говорил он, наливая очередную чарку водки, изготовленной по его секретному рецепту. – Вначале имена могли быть только у божеств. Причем произносить их могли только избранные, жрецы. А простые люди могли только произносить местоимения. А потом имена стали даваться и этим высшим жрецам, потом – всем совершеннолетним мужчинам… Менялись грамматические категории…

– А почему? – спрашивал я.

– Я не знаю, – говорил профессор. – Я только описываю, как это менялось, и какая здесь есть закономерность. Закономерность есть. И она очень точно описывает исторические периоды: если усложняются грамматические категории, значит народ, носитель языка, развивается. Если усложнение прекращается – то народ в застое. Если наблюдается упрощение – то это распад, деградация народа или случилась какая-то катастрофа глобального масштаба, какое-то бедствие… Эти мои выкладки полностью совпадают с результатами археологических изысканий.

– Почему происходит деградация – понятно. А почему происходит развитие? – не унимался я.

– Это не моя тема, – говорил профессор, и почему-то хитро улыбался.

Физик и филолог никогда не поймут друг друга, решил я. Наверное, здесь нужен математик.

Института математики в нашей системе академических институтов не было. Поэтому математик нашелся в институте социально-экономических исследований.

Каким образом математик такого высокого класса попал в этот институт – это отдельная история. Но класс был на самом деле высокий. Он закончил мехмат МГУ, его статьи по математике еще в 70-ые годы были опубликованы в Америке.

Занимаясь математикой, он все теоремы доказывал сам, а для решения достаточно сложных задач, формулировал и доказывал новые теоремы и с их помощью успешно решал свои задачи.

– Что же было в начале? – спросил я.

– В начале была единица, – сказал он. – Хотя единица – это начало для арифметики.

– А ноль?

– В арифметике нуля нет.

– Как нет? – удивился я. – Для записи десятков используется ноль.

– Это не настоящий ноль, – сказал он. – Это обозначение пустого разряда. Вначале он записывался как точка.

– А что же лежит в основе математики?

– Множества – основа математики, – сказал он. – Их бесконечно много.

– Да, – сказал я, – и есть множество с бесконечно большим числом единиц… Оно так и называется: бесконечность.

– Их тоже много, – улыбнулся математик. – Бесконечно много.

– Как? – удивился я. – Разве бесконечное множество не включает в себя все? Я не могу представить множество бесконечностей. Я и одну бесконечность не могу себе представить.

– А тебе и не надо, – сказал он. – Просто есть бесконечное множество бесконечных множеств и все! Есть бесконечное множество, в котором другое бесконечное множество является структурной единицей первого бесконечного множества.

Так как я себя считал нормальным, то я ничего не понял.

– Это же просто, – сказал математик. – Вот, смотри.

Он взял ручку, листок бумаги и начал писать.

– Начнем с единицы. Добавим к ней единицу. К результату добавим еще единицу и т. д. Будем добавлять по единице к каждому новому результату и, в конце концов, получим…

– Бесконечность! – успел вставить я.

– Правильно, сказал он. – Теперь обозначим получившуюся бесконечность какой-нибудь буквой, и будем продолжать прибавлять по единице…

Листок постепенно наполнялся бесконечными бесконечностями… Все было как будто понятно, но ничего не было понятно.

– Как же ты не понимаешь? – удивлялся математик. – Вот, видишь, с этой бесконечности, надо перепрыгнуть в эту бесконечность. Для этого надо перепрыгнуть через бесконечность. Плавно, монотонно перейти нельзя.

– Это как скачок электрона с одного энергетического уровня на другой? – вспомнил я физику.

– Ну, да! С одного уровня на другой уровень…

– Абстрагирования! – вырвалось у меня.

– Какое абстрагирование? – удивился математик, и ушел по своим делам.

«Математические основы натуральной философии», – пронеслось вдруг у меня в голове.

Как же я сразу не догадался? Надо искать философа.

Философа я встретил в коридоре. Он был слишком рассеян для физика, но недостаточно ненормален для математика.

– Дружище, а где тут у вас можно набрать воды, а то у нас на этаже она куда-то вся пропала?

В руке он держал мутный графин 50-х годов. По озорному блеску в его глазах было видно, что вода для него не является основным напитком.

У философа была феноменальная память, энциклопедический ум и добродушный характер. Он долгое время работал в Москве. Его книга по философии была выпущена в издательстве «Наука». А тут, почему-то он вернулся в Махачкалу. И было видно, что ему не с кем поговорить… Начались застольные беседы физика с философом.

Конечно, я был благодарным слушателем. Но, иногда я порывался вставить и свое слово. Он мягко улыбался, наливал мне очередную стопку и говорил: «Дружище! Это ты, скорее всего, вычитал у такого-то, только пересказываешь не совсем верно».

Кого именно он имел в виду я, конечно, при моей странной памяти не знал и не запоминал. Но однажды, он внимательно меня выслушал и, взметнув брови, сказал: «Я знаю, что ты никак не мог читать такого-то. Это исключено! Но откуда ты взял эти выкладки?»

На следующий день он торжественно вошел в мой кабинет, положил на стол толстенную книгу и сказал: «Вот. Здесь написано, с чего все началось. Дарю! Я там тебе даже дарственную надпись написал»

Я взял книгу в руки. Это была… Библия. Открыл первую главу. Она начиналась со слов: «Вначале бог сотворил небо и землю».

– Так, – подумал я. – В самом деле, надо начинать с самого начала.

Я с энтузиазмом принялся читать. Тогда я еще не знал, что физики, читая Библию, обычно или смеются или пишут критическую рецензию. Но, т.к. я больше учитель физики, чем просто физик, то я благополучно пропустил 1-ю главу, как непонятную, и углубился в истории о пророках, о которых раньше что-то где-то смутно слышал.

Читалось все легко, как исторический роман.