Рецидивист 2. В законе

– Ну? – устало спросил Каин.

– Проха, земеля, в бега надо! Сдохнем мы на каторге! Те Мирон Никитич[2] сколь отмерил?

– Пятнаху.

– А мне четверть – столько на киче не протянуть! Валить надо! Прям щас! Потом поздяк метаться: после Орловского централа конвой свежак глазастый. А в Сибири совсем тухляк – на тыщи верст тайга, сгинем на раз! Ща наваливать над…– Шныра зашелся сухим кашлем.

– Как? – прошептал Каин.

– Ты же медвежатник, внатуре, знатный, – прокашлявшись, произнес Шныра. Замок спаечный ломанешь?

– Раз чихнуть. А дальше чего?

– Дальше ништяк: я дыру в соломе под стеной надыбал – на старый подкоп похоже. Попробуем в него щемануться – авось выгорит?

– Готов рискнуть? – поинтересовался Ванька.

– Не очкуй! Все путем! – ободрил его каторжник.

Каин нашел спаечный замок, пробежался по нему пальцами.

Закрыл глаза и сосредоточился, представляя схему запорного механизма и принцип его работы. Вытащив из сапожной подошвы маленький гвоздик, Каин вставил его в замок. Одно движение рукой и замок бесшумно открылся.

– Отжал нутряк? – сообщил Каин подельнику.

– Т-с-с! – шикнул незнакомец, сползая с общей цепи. – Сползай с цепи и ползи за мной, только тихо.

Каин, стараясь не шуметь, пополз за новым знакомцем. Держась за цепь сковывающую ноги напарника, Ванька неотрывно следовал за ним в темноте. Неожиданно товарищ по несчастью нырнул в какую-то яму. Каин поспешил последовать его примеру – нащупав в темноте лаз, вырытый кем-то в земляном полу, Ванька рванулся к свободе.

15.07.1884 г.

Москва.

Копыта звонко цокали по булыжной мостовой. Раскрасневшийся извозчик неустанно понукал изнывающее от летнего пекла животное. Старый мерин укоризненно косился на хозяина, но справно трусил мелкой рысцой. Извозчик усердствовал не зря: в его видавшем виды открытом фаэтоне восседали респектабельно одетые господа, что заплатят за поездку не скупясь.

– Через квартал повернешь направо, – распорядился один из двух пассажиров – маленький чернявый господин, руки которого, несмотря на летнюю жару, скрывались под черными лайковыми перчатками, – потом через три дома будет желтый двухэтажный особняк. Вот там и остановишь.

– Уж, не к мадам ли Кукушкиной в гости изволите? – любезно поинтересовался возница, обернувшись к господам.

– А если и к ней, – вкрадчиво ответил чернявый, – тебе какой интерес? Ты, шельмец, может, что-то против мадам имеешь?

– Ни, – испуганно затряс головой извозчик, – ни в коем разе! Мы со всем уважением! Вам стоило только намекнуть, куда ехать изволите, а мы в лучшем виде – мадам каждый в нашем квартале знает и понятие имеет!

Возле желтого особняка извозчик остановил коня. Пассажиры легко спрыгнули на землю, щедро рассчитались и исчезли в парадной. Извозчик, пряча деньги за пазухой, с уважением посмотрел им вслед: непростые господа, ох не простые! Простые с мадам Кукушкиной не водятся – может выйти себе дороже. Возчик утер рукавом солёный пот, заливающий глаза, причмокнул губами и крикнул:

– Н-но! Трогай!

Мерин недовольно переступил с ноги на ногу, но хозяина послушался. Вскоре цоканье копыт затихло за ближайшим углом, и на улице вновь воцарилась первозданная тишина.

Мадам Анну Николаевну Кукушкину действительно знал каждый в этом квартале, и даже больше: с её рук здесь кормились и городовые, и постовые, и околоточные, и даже сам господин полицмейстер не брезговал принимать от нее подарки. Надо заметить, очень роскошные подарки. Анна Николаевна могла себе это позволить, ведь, как-никак, она являлась самой крупной скупщицей краденого в Москве. Помимо приобретения похищенного барахла и драгоценностей у домушников и шниферов[3], мадам содержала два нелегальных публичных дома, одну опиум курильню, три катрана, в которых с её разрешения, отстегивая покровительнице долю малую, трудились в поте лица профессиональные каталы[4] всех мастей. Довольно часто её услугами пользовались блинопеки[5] и фармазоны[6]. Ко всему прочему мадам располагала рядом конспиративных квартир, где не без удобств можно пересидеть лихие времена, и которыми частенько пользовались мошенники всех мастей, находящиеся в розыске. На проделки мадам Кукушкиной полицмейстер Огарев, добрейшей души человек, милостиво закрывал глаза, получая в очередной раз в дар то орловского рысака, то чудную борзую. Кроме всего прочего, Анне Николаевне помогало природное обаяние, большие деньги и обширные связи, она была аристократкой голубых кровей, а её покойный супруг, всамделишный князь Николай Александрович Кукушкин, тянувший род от самих Рюриковичей, водил знакомства с очень влиятельными людьми. Был у князя один грешок: очень уж он любил перекинуться в картишки. Что-что, а играл Николай Александрович знатно – он был не просто заядлым игроком, а каталой высшего класса. Садившиеся играть с ним за один стол, случалось, враз лишались целых состояний. Состарившись, Николай Александрович, катавший лопухов всю свою сознательную жизнь, не мог просто так отказаться от прежней профессии – он открыл свой собственный игорный дом. После смерти мужа мадам Кукушкина лишь укрепила хозяйство, присовокупив к катрану публичный дом и опиум курильню. Через несколько лет безупречного ведения дел, мадам стала пользоваться бешеной популярностью в преступных кругах Москвы. Именно благодаря близости этим самым кругам с ней познакомился Саша Галанов, известный среди бродяг как Шныра. Удачливый щипач[7] Шныра сразу завоевал расположение мадам – Саша работал только с состоятельными клиентами. Он посещал балы и дорогие салоны, театры и балет. Ему фартило, и довольно часто он подбрасывал мадам раритетные вещички, технично отработанные на какой-нибудь светской вечеринке. Последний раз он прокололся случайно – тиснул лопатник[8] у фраера ушастого, а фраер оказался ни много, ни мало, зятем самого обер – полицмейстера Угрюмого. Обер быстро поставил на уши всю Москву, пообещав за информацию щедрое вознаграждение. Сашу взяли с поличным: помимо лопатника, он снял с клиента еще и золотые запонки ручной работы, которые как раз нес на продажу все той же мадам. Отвесили Шныре на полную катушку: двадцать пять лет рудников, и ни какие связи не смогли ему помочь. Но удача не оставила своего любимца – на этапе Шныре удалось бежать с помощью профессионального взломщика Дубова и случайно обнаруженного лаза. По прибытии в Москву, Саша направился прямым ходом к мадам Кукушкиной, прихватив с собой нового кореша. У дверей беглецов встретил привратник – суровый мужик, заросший черной разбойничьей бородой по самые глаза, не чесанный и опухший с похмелья, но, тем не менее, одетый в чистую золоченую ливрею.

– Куды! – проревел он, загораживая вход широкой грудью и обдавая гостей перегаром. – Мадам отдыхают! Не велено пущать!

– Слушай, Степан, – вкрадчиво обратился Шныра к привратнику, – я конечно понимаю, что доброта Анны Николаевны не знает границ, но так распустить прислугу… Как принимаешь дорогих гостей, скотина?!!! – брызжа слюной, неожиданно заорал он на опешившего привратника. – Батогов давно не получал?!!!

– Алексан Саныч, кормилец, – узнал Шныру бугай, – не ожидал! Я ж думал…

– Тебе думать не положено, – оборвал привратника Алексан Саныч, он же Шныра, – тебе положено помнить нужных людей в лицо!

– Виноват! – бугай вытянулся по стойке смирно. – Прикажете доложить?

– Давай, докладывай, – распорядился Шныра, проходя в гостиную. – А нам пускай горло смочить принесут! Да побыстрее!

– Сей минут исполним! – отрапортовал детина и, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, исчез в глубине дома.

Шныра плюхнулся на низкий диванчик.

– Присаживайся, Прохор, – пригласил он товарища, – чувствуй себя как дома.

Едва только Каин присел на краешек дивана, как в гостиной появилась нарядно одетая горничная с подносом в руках. На подносе стояли два узких запотевших бокала, заполненных рубиновой жидкостью.

– О! – воскликнул Шныра, стягивая с рук перчатки. – Вот это другое дело! Бери, Прохор, бокал. Наконец-то нам начало фартить! За это надо выпить!

– Мальчики, мальчики, – раздался мелодичный голос, – разрешите и мне разделить вашу радость?

Гости обернулись – никто из них не заметил появления хозяйки. Каин смутился – для мужчины непозволительно пропускать таких женщин. Мадам была очаровательна: в свои сорок семь она все еще выглядела роскошно, пребывала в «самом соку», как любил выражаться господин полицмейстер Огарев.

– Анна Николаевна, голубушка, – Шныра припал губами к руке хозяйки дома, – как же я рад вас видеть!

– Поверьте, Сашенька, – ответила Анна Николаевна, – я рада не меньше вашего! После приговора я, право, не надеялась увидеть вас так скоро!

– Человек, мадам, предполагает, а Господь располагает, – сострил Саша. – Его милостию, да с помощью моего нового товарища, нам удалось порядком сократить вынужденное отсутствие.

– О! – воскликнула Анна Николаевна, окинув недвусмысленным взглядом крепкую фигуру Каина. – Сашенька, представьте мне поскорее этого молчаливого молодого человека, оказавшего вам неоценимую услугу.

– Прохор Дубов, великий знаток замков и запоров, – сказал Саша, – волею судеб оказавшийся с вашим покорным слугой на одной цепи. Только с его помощью «запоры рухнули – свобода воспряла радостно у входа».

При упоминании своего имени Ванька почтительно склонил голову.

– Полноте, – остановила его мадам Кукушкина, – у нас все по-простому. А сейчас, мальчики, – хозяйка взяла гостей под руки, – мы закатим пир на весь мир!

[1] Гааз Федор Петрович (Фридрих Иозеф) – тюремный доктор. Разработал облегченные кандалы для заключенных этапников. До этого этапы ходили скованные железным прутом по десять-двенадцать человек.

[2]Мирон Никитич – прокурор (воровской жаргон)

[3] Шнифер – взломщик (тюремн. жаргон).

[4] Катала – карточный шулер (тюремн. жаргон).