Роковое клеймо

1970 год

…Дария откашлялась и посмотрела на Айгуль.

– Мама, – начала она решительно, – мне нужно с тобой поговорить.

– Хорошо, Дариюша, жаным, – напыщенно ответила подруга, – садись рядом.

Девочки рассмеялись.

– Хорошо получилось, – сказала Дария.

– Все не отвлекайся, – строго приструнила ее Айгуль, – экзамены на носу!

– Ладно. Все.

Дария поправила прядь волос.

– Мама, я решила, что….

– Нет, начни с того, что я еду поступать, посмотришь, как она отреагирует, – подсказала Айгуль.

Дария кивнула.

– Знаешь, Айгуля собирается поступать в медицинское училище. Будет медсестрой.

– Скажи, что если кто заболеет, сможет лечить, делать уколы, – снова подсказал подруга.

– Она будет лечить людей и если кто-то из родственников заболеет, сможет делать уколы. Ведь это хорошо, когда есть свой медик. Мама, я тоже хочу получить профессию. Родители Айгули рады ее решению и она будет жить с братом и его женой, которые станут приглядывать за ней.

– Ну, вроде получилось хорошо. А, мне надо домой идти, – сказала Айгуль, – ты давай иди и говори с мамой сегодня! Постарайся без отца. Он начнет кричать не разобравшись. Я тоже вначале с мамой провела беседу, а потом она все как нужно доложила папке. Одним словом решительно заяви, что хочешь учиться и через пару недель, поедем в город!

Попрощавшись с подругой, Дария вошла в дом. Отец еще не вернулся, братьев тоже не было дома, Лейла, еще гуляла, а младшие смотрели телевизор. Дария прошла в летнюю кухню. Мама сидела за столом что-то читала. Дария подошла к ней и тихонько обняла.

– Мам…

Та глянула на дочь и снова приковала свой взгляд к чтению.

– Я хочу поговорить с тобой, – начала Дария, – сегодня Айгуля сказала, что собирается поступать в мед училище. Хочет стать медиком. Это же так здорово, если у них будет своя медсестра, которая сможет лечить родственников. И ее родители согласны, тем более, что она будет под присмотром брата…

Мама отложила газету и внимательно посмотрела на Дарию.

Пока та не начал что-то говорить, девушка перешла в наступление.

– Я тоже хочу, тем, более зная, как часто у тебя болят пальцы от дойки коровы и папка спиной страдает. Я бы тоже смогла отучиться и лечить вас. Тем более всего четыре года, лекарства привезла бы вам. А меня бы тоже к Айгулиному брату поселили, чтобы и он за мной смотрел. Он у них строгий очень….

Мама покачала головой.

– А ты будто все решила! И с отцом не посоветовалась!

– Нет! Просто для меня это очень-очень важно. И потом…

Дария опустила голову.

– Я бы ожоги лечила, ну помогала бы тем… кто от этого пострадал…

Губы мамы задрожали и она не выдержала.

– Жаным меным, это мой грех, кызым! Я не уберегла тебя тогда от страшного несчастья!

Мама стала плакать, прижимая дочку к себе и гладя ее волосы.

– Ну, ма, ну все, не плачь….

– Моя девочка! Ты самая лучшая! Я хочу, чтобы ты была счастлива, жаным…

– Поговори с папой, мамочка. Пусть я в любимом деле буду счастлива. Я буду хорошо учиться, а может и на врача, потом поеду, отучусь. Как вы будете гордиться мной! Всем рассказывать, вот мол, наша доченька Дария Серекпаевна, врач! Уважаемый человек!

Мама зарделась от таких представлений и добро улыбнулась дочке.

– Дай немного время, кызым, отец сейчас такой нервный, что я сама боюсь лишний раз к нему подходить.

– Мне нужно будет ехать сдавать экзамен, мне нужно успеть, мама.

– Я поговорю, обязательно….

2012 год

…« Время ожидания, это как смола, растекающаяся по стволу дерева, но когда ты торопишься, его не хватает. Прошла неделя. Я была на взводе. Не могла найти себе места. Это заметила все, кроме папы. Он рвал волосы на голове от предстоящих расходов на свадьбу старшего сына. Закончились выходные и пошла вторая неделя моих мучительных ожиданий. Айгуль уже собрала вещи, ругала меня. Однажды решила сама спросить у моей мамы, отпустят ли они меня учиться. Но та ничего не сказала..

Тем временем, уже происходили события, повлиявшие на мою будущую жизнь…

Это был вечер, я пригнала коров, когда увидела, как чьи-то Жигули отъезжают от нашего дома. Мне стало любопытно, кто это мог быть. Может будущие родственники? Я сделала все дела во дворе и когда зашла домой, стала расспрашивать маму, кто у нас был. На что она только вздохнула, но ничего не сказала.

Лейла, старшая сестра, фыркнула, как всегда недовольная моими глупыми расспросами, мол, это дядя Жанай, один из родственников стороны невесты брата.

Бывает так, что лежу, одна в комнате, нет рядом никого, и я вспоминаю годы своей юности, думаю, а что если б я была бойкой? Что если бы сказала, как подруга, что буду учиться и все тут! Нет, я не была такой, всегда робкая, не решительная. Жаль, что в своих тайных мечтах, мы не такие как на самом деле. Там, в этих несбыточных грезах, у нас совсем не тот характер, даже внешность и та, отличается от реальной. Мы бежим в эти грезы, когда нам плохо, они укрывают нас, как теплая ладонь матери, ласковое солнце после дождя, но прячась за ними, мы не решаем проблему, не исправляем ошибки, не изменяем свой быт. Плывем по течению времени, которое крадет не только молодость, но и всю жизнь, проедая ее год за годом, день за днем.

В таких своих грезах, я сбегала из дома, после того, как мама тянула с разговором с отцом. Я шла пешком, ночевала на улице, но, в конце концов, становилась не просто медсестрой, а доктором в очках и белом халате, которым непременно гордятся все! Но это были только мои юные мечты»

Глава 6

Марат откинулся назад и вздохнул. Конечно, он помнил и свои мечты тоже. Пустые кораблики воздушного счастья, мыльные пузырьки наивного сердца. Сколько раз, получая от старашаков тумаки, а потом, прячась вместе со слезами где-нибудь на чердаке, вытирая кровавый нос, он думал о том, как станет взрослым, сильным, как научится хорошо драться и обязательно, обязательно сумеет встать на ноги, чтобы никогда и ничто не напоминало ему о том, кто он. Сколько их мечтающих было тогда, до него и после. Но все как один верили, что в их жизни произошло недоразумение. Ошибка, где цыганка выкрала младенца или еще схожая душераздирающая история, только не родители наркоманы и алкоголики, не мамаша, выкинувшая новорожденного в общественный туалет или мусорный контейнер. Были, конечно, и те, что действительно стали сиротами, где погибшие родители, а других родственников нет. Каждые глаза, всматривающиеся вдаль своего будущего: серые, карие, голубые или зеленые, они были разными судьбами с одинаковым существованием. А потому, маленькими надеялись, что скоро очень скоро случится чудо и родители, найдут их. Взрослея, эта ложная вера превращалась в надежду обрести семью в своей зрелой жизни, а выходя из стен интерната, реальность искажала все представления о мире. Но, не смотря на то, что мечты у казенных детей может, были и разные, только цель всегда одна. А цена ее свобода. Не все понимали этот смысл. Не все представляли, как на самом деле будут жить там, за стенами интерната. Но каждый видел хорошее, светлое и настоящее. Девчонки, конечно же думали, что найдут работу, им выдадут жилье и можно жить, так как захочется. Пацаны, рисовали другие представления о счастье. Только проработавшие не один десяток лет воспитатели знали, с практической точностью, тоскливо поглядывая на них, что ждет, пусть не каждого, но многих из этих сирых птенцов. Даже приговаривали под нос, мол, с одного режима, да в другой. И вроде не пожелание это со зла, так обычно бабушки внучкам приговаривают: «не смейся много, плакать будешь», « не прыгай перед сном, не уснешь»… и ведь действительно так все и выходило. Сбывалось и с интернатскими детьми, потому что это действительно был режим. Почасовое расписание жизни с той минуты, как ты попал туда и до тех пор, пока серые стены не выплюнут полуфабрикат человека наружу, где все равно, рано или поздно привыкший к режиму, ищет его себе в защиту, как замерзший человек одеяло. Свобода она пьянит, дурманит, словно первый раз кайф, а потом ломка, жестокая ломка правды, когда содеяно что-то незаконное и уже без пяти минут новый режим, только уже тюремный. Но были и такие, кто оставался в стенах приюта в качестве уборщицы, помощника по слесарным работам. Ведь такая жизнь въедается в каждую клеточку живого существа, словно пропитанный воздух прогорклым маслом. Противно только в начале, потом принюхиваешься и больше не можешь жить без другой атмосферы. Все они, как и сам Марат, насколько ненавидели, настолько и любили этот образ жизни, невольно вдавленный в их судьбы, с его инвентарными номерами на кроватях, столах, стульях, посудой в столовой, постельным бельем чистым, выглаженным, но с неизменной черной печатью. Все было на пересчете, даже паек, рассчитанный на одну казенную несовершеннолетнюю голову – яблоко одно, конфеты карамельные пара, пирог по праздникам и дням рождениям по куску. А потому эта свобода была самой дорогой мечтой, у которой была своя цена, но в основном, цена выживания.

И даже сейчас, когда Марат уже почти пятнадцать лет, как оторвал свою прилипшую душу от казенного места, получив билет свободы после совершеннолетия, замашки, привычки и даже тот самый ненавистный режим, глубоко пропитали его характер.

Он потянулся было за очередной сигаретой, но поморщился, только сейчас заметив, свою квартиру, словно после побоища.

На полу валялись осколки разбитой тарелки и крошки, в зале перевернута постель и вещи, которые Рита швырнула на пол.