Оценить:
 Рейтинг: 4.5

Игры мудрецов

Год написания книги
2017
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 15 >>
На страницу:
4 из 15
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Конспиролог молчит и думает, потирая большим пальцем подбородок. Заговоры и коалиции по его части. Если у меня не будет его поддержки, то вряд ли что-то выйдет. А мудрец видит во мне слабую женщину, ничего не знающую о серьезных играх серьезных мужчин.

– Я пока воздержусь, – отвечает он, – найдешь еще хоть кого-нибудь, тогда посмотрим. Извини, Мотылек.

– Я готова помогать, – говорит Поэтесса, – но ты знаешь мои ограничения. Предсказания должны касаться моей жизни хотя бы косвенно. Нам придется часто встречаться, ты согласна?

Благодарно киваю и улыбаюсь ей. Остается один Эмпат. Тщедушный цзы’дариец открывает глаза и отвечает:

– Я останусь. Скучно мне в центрах и на квартире, а тут целый штаб. Ярмарка амбиций и эмоциональных выбросов. Самое оно. Но учти, спрятать себя в прозрачный ящик я не дам!

Выдыхаю и ныряю в Эмпата. Между нами вздрагивает фиолетовая жилка и со стороны читающего эмоции мудреца в нее щедро вливается энергия. Кто бы мог подумать. Потеряла одного союзника, но нашла другого.

– Пока не выскочишь за потенциальный барьер и не начнешь оттуда убивать цзы’дарийцев тебе ничего не угрожает, – обещаю Эмпату. Мудрец усмехается и снова принюхивается.

– Странная ты, Мотылек. То психуешь на отказ, то не радуешься согласию. Но психуешь вкусно. Не как мудрец, с огоньком. Я отдельный кабинет не прошу, стул вот этот выделишь и ладно. Коридоры общие? Сколько в день цзы’дарийцев проходит? Я могу спокойно там шататься, не боясь, что выгонят взашей?

Задумываюсь над вопросом, а Конспиролог собирается уходить.

– Договаривайтесь спокойно. Мотылек, ты знаешь, где меня найти. Пойду, не стоит тратить отгул впустую. Прощайте.

Кивает всем по очереди и исчезает, а мне приходится звонить Флавию, чтобы ответить на вопросы Эмпата. Капитан Прим выдает цифры, как из заранее подготовленной таблицы. Иногда добавляет, что так думает или ему так кажется, но осведомленность капитана все равно впечатляет. Эмпат покидает нас совершенно счастливым и обещает вернуться завтра.

Привкус от встречи и, правда, странный, но под вечер уж не остается сил удивляться и расстраиваться. Долгий день, устала. Слишком резкий взяла разбег, нужно экономнее раскладывать силы по дистанции.

– Тебе не жарко в таком закрытом платье? – спрашивает Поэтесса и тянет за рукав. Ткань ползет вверх, открывая розовую полоску свежего шрама. – Это что?

– Филин от меня гнездо защищал, ничего серьезного.

Но мудреца не так просто успокоить. Поэтесса закатывает рукава моего платья выше локтей. Разрисована я, как холст художника-абстракциониста. Филин кромсал когтями, а я отбивалась. Не эстетично, согласна. Мудрец хмурится, ведет пальцем по одному особенно длинному шраму и уточняет:

– Генерал не виноват?

– Нет.

– Не обижает тебя?

– Бездна, нет!

– Ну-ну, не кипятись, – успокаивает Поэтесса, – вижу, что расцвела и похорошела. Хотя сейчас такая уставшая. Месяц ничего о тебе не слышала, соскучилась. А давай пойдем ко мне и поболтаем. Как когда-то в центре. Что скажешь?

В одной палате жили, у одного психиатра наблюдались, о чем только не говорили, лежа в темноте и разглядывая потолок. А потом меня переселили в отремонтированный карцер по распоряжению Наилия, и я осталась одна. Мудрецы теперь в разных секторах, а друзей у меня все меньше.

– Поедем, где ты живешь?

– Там же, – лучится радостью Поэтесса, – у капитана Публия Назо. Прямо под крышей главного медицинского центра. Через дорогу от штаба, пешком дойдем.

Мудрецов давно перестали прятать после истории с атакой на центр, но Поэтесса так и осталась у Публия. Я не удержалась, проверила привязки. Зеленую нашла, а розовую нет. Никакой любви, одна страсть и та спокойная, если не сказать холодная. Зато моя привязка к капитану крепнет изо дня в день, накачиваясь со стороны Публия. Видимся редко, разговариваем тоже, но даже мимолетных воспоминаний и жгучего желания достаточно. Не провоцировать бы мне медика лишний раз, не ходить к нему домой, но я уже согласилась.

– Подожди, – прошу я, – Наилия нужно предупредить. И Флавия.

Мудрец останавливается в дверях, а я вешаю гарнитуру на ухо. Номер генерала вшит в память гарнитуры, и вызвать его можно двойным нажатием на кнопку.

– Наилий, – зову по имени, забыв про обращение «Ваше Превосходство» при посторонних, – я хочу сходить в гости к Поэтессе. К закрытию штаба успею вернуться.

Жалею, что не ощущаю через телефон фантомных запахов и не могу прочитать генерала. В каком он настроении? Просто откажет или причину придумает?

– Ты закончила на сегодня?

И про дисциплину я тоже забываю. Рабочий день у всех одинаков, даже у любовниц генералов. Мне бы повиниться и отменить встречу, но Поэтесса нетерпеливо ждет и я уже настроилась на разговор. Стыдно. Сбегаю с работы в первый же день. Как после такого относиться ко мне серьезно? И оправдание искать не красиво, поэтому я признаюсь:

– Да, разошлись все с совещания.

– Хорошо, тогда я тебя от Публия заберу. Вы же к нему идете?

Теряюсь от покладистости Наилия. Бормочу в ответ «хорошо», и слышу от него «отбой». Осталось предупредить Флавия, и он ничего не имеет против.

Из штаба дохожу до медицинского центра в полусне, почти не слушая болтовню Поэтессы. Ощущение неправильности или надвигающейся беды не отпускает. Паранойя, как она есть.

Лифт поднимает нас под крышу. У Публия не свой этаж, как у Наилия, а небольшая квартира под шпилем здания. Фойе с панорамным круговым остеклением. Если подойти близко, то, кажется, что висишь в воздухе, а город лежит под ногами. Почти неразличимый в сумерках, словно кто-то пролил на Равэнну синюю краску, испачкав дома, улицы и автомобили. Только желтые вспышки фар и красные капли габаритных огней текут по асфальту.

– Красиво, правда? – шепчет Поэтесса. – Иногда полдня здесь стою. Если прищуриться, то можно поверить, что город живой сам по себе. И под его прозрачным панцирем видно, как кровь течет по венам. Он никогда не спит и питается цзы’дарийцами. Проглатывает их и переваривает, гоняя по артериям улиц. И вырваться невозможно.

– Предсказывала что-то недавно? – спрашиваю, поймав настроение мудреца.

– Да, – хмурится она, – но потом. Я такой пирог испекла с яблоками и корицей, съешь целиком и точно растолстеешь, обещаю.

Куда мне, но я не спорю. Квартира встречает холодным сквозняком работающей климат-системы. Вкусы у Наилия и Публия на темные и квадратные интерьеры совпадают, разве что у врача диваны обиты светлой кожей и не так много металла в отделке. Кухню нахожу по аромату свежей выпечки. Поэтесса усаживает меня за стол и взахлеб рассказывает, что квартиру строили уже после того, как центр начал работать. Наилию не понравилось, что глава его медицинской службы часто спит по ночам в ординаторской, приглядывая за тяжелым пациентом или в ожидании транспортника с ранеными. Жертвует собственным комфортом, чтобы не терять время на поездку за город в особняк генерала и обратно до медцентра. Публий и сейчас не часто спит в своей постели и вообще редко здесь появляется, поэтому мудрецу скучно, и она безумно рада меня видеть.

– Ты продолжаешь свои стихи военным отдавать?

– Не все, бытовые предсказания себе оставляю. И если просто пишу для души.

Поэтесса говорит и нарезает пирог. Под тонким золотистым тестом лежат ровные кубики яблок в сахарном сиропе и темной пыли корицы. От начинки поднимается белый пар, а аромат прогоняет любые мысли кроме одной – с какого бока кусать пирог? Молчим, пока жуем выпечку и запиваем ее молоком. Сколько Поэтесса не рассказывала про свои пироги, а пробую в первый раз. До этого только фантазировала, сидя на койке в палате и питаясь больничной едой.

– Катастрофически вкусно, спасибо, – благодарю хозяйку и замечаю, что она нервно крутит ложку в руках, – что-то не так?

Мудрец вздыхает и отворачивается, а у меня кусок встает поперек горла. Слишком хорошо знаю, когда так делает, и в первую очередь предполагаю худшее:

– Предсказала что-то неприятное?

Она поджимает губы, и молчание сгущается темными красками. За окном светлой и уютной кухни гаснет вечер. Медленно тает, забирая в ночь остатки синевы. Теперь нас освещают только лампы, вытягивая тени на полу. Длинные и тонкие от ножек стульев, широкие и бесформенные от наших тел, а прямоугольник стола темнеет преградой. Закрылась Поэтесса. Должна что-то сказать, но не хочет. Отодвигаю от себя тарелку и решаюсь спросить сама:

– Поэтесса, помнишь, мы договорились, что если ты предскажешь мою смерть, то я узнаю?

Под белой лампой ее лицо кажется бледным, нос заостряется, а глаза мудрец медленно опускает.

– Я порвала лист, когда написала. Наизусть не успела заучить, прости.

Не представляю себя не ее месте. Озвучивать кому-то приговор выше моих сил. Мне еще не страшно по-настоящему, просто жаль.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 ... 15 >>
На страницу:
4 из 15