– Поверьте, если бы эту штуку можно было отследить, то полиция нас бы уже схватила.
Лэнгдон пошевелился, пытаясь поудобнее расположить свое крупное тело в узком пространстве, и прямо под носом у него оказались неожиданно изящные рисунки, украшавшие заднюю стенку туалета.
Итальянцы есть итальянцы.
В Америке подобные туалеты были чаще всего разрисованы примитивным изображением огромных женских грудей или мужских гениталий. Но здесь граффити больше походило на наброски начинающего художника – человеческий глаз, умело прорисованная рука, профиль человека и сказочный дракон.
– В Италии не везде портят имущество с таким вкусом, – заметила Сиенна, явно прочитав его мысли. – Просто прямо за этой оградой располагается Академия изящных искусств.
Будто в подтверждение ее слов, вдалеке показалась группа студентов, которые направлялись в их сторону с альбомами для эскизов под мышкой. Они болтали, курили и бросали удивленные взгляды на столпотворение у Римских ворот.
Лэнгдон и Сиенна пригнулись пониже, чтобы студенты их не заметили, и неожиданно Лэнгдону пришла в голову одна любопытная мысль.
Закопанные вниз головой грешники с торчащими из земли ногами.
Возможно, его осенило из-за жуткого запаха человеческих испражнений, а может, причиной послужили босые ноги, которыми крутил педали встретившийся им велосипедист, но он вдруг вспомнил зловонный мир восьмого круга ада на рисунке и торчавшие из земли ноги и резко повернулся к своей спутнице.
– Сиенна, в нашей версии «Карты» торчащие ноги были в десятой Злой Щели, верно? Самой нижней в восьмом кругу ада?
Сиенна посмотрела на него с недоумением, не понимая, как можно об этом думать в такую минуту.
– Да, в самом низу.
На долю секунды перед глазами Лэнгдона вновь возник зал в Вене, где он читал лекцию, и его последние комментарии после показа слайда с гравюрой Доре, изображавшей Гериона – крылатое чудовище с ядовитым шипом на хвосте, которое обитало над восьмым кругом.
– Прежде чем мы встретимся с Сатаной, – разнесся по залу голос Лэнгдона, усиленный динамиками, – нам предстоит пройти через десять рвов восьмого круга, где кара настигает обманщиков – тех, кто виновен в умышленном совершении зла.
Показав слайды с изображением восьмого круга, Лэнгдон провел слушателей по всем Злым Щелям.
– Если идти снизу вверх, мы видим следующее: сводников и обольстителей бесы хлещут кнутами… льстецы плавают в человеческих нечистотах… святокупцы закопаны вниз головой с торчащими наружу ногами… у прорицателей головы вывернуты назад… мздоимцы кипят в смоле… лицемеры изнемогают в свинцовых одеждах… воров жалят змеи… лукавые советчики охвачены языками пламени… зачинщиков раздора бесы разрывают на части… и, наконец, лжесвидетелей терзают страшные недуги. – Лэнгдон повернулся спиной к залу. – Скорее всего Данте приберег последний ров для лжесвидетелей, потому что именно ложные слухи стали причиной изгнания его из любимой Флоренции.
– Роберт? – окликнула его Сиенна, возвращая к реальности. – Что с вами?
Он поймал на себе ее вопрошающий взгляд.
– Наша версия «Карты ада», – взволнованно ответил он. – Ее изменили!
Он вытащил из кармана пиджака проектор и принялся трясти его, насколько позволяла теснота. Шарик внутри послушно загремел, но вой сирен перекрывал этот звук.
– В этом изображении порядок Злых Щелей восьмого круга ада изменен!
Убедившись, что прибор зарядился, Лэнгдон направил луч на стенку кабинки, и на ней высветилось яркое изображение «Карты ада».
Боттичелли на стене туалета, со стыдом подумал Лэнгдон. Более неподходящее место для демонстрации шедевра великого художника было невозможно себе представить. Лэнгдон вгляделся в десять рвов восьмого круга и возбужденно закивал.
– Точно! – воскликнул он. – Тут все неправильно! Последняя Злая Щель должна быть с лжесвидетелями, а не с закопанными вниз головой. Десятый ров уготован не для святокупцев, а для лжецов!
Сиенна явно заинтересовалась.
– Но… зачем кому-то понадобилось изменять порядок?
– Catrovacer, – прошептал Лэнгдон, разглядывая маленькие буквы, добавленные на изображение. – Думаю, что эти буквы говорят о другом.
Хотя полученное ранение и стерло воспоминания о последних двух днях, сейчас память работала очень четко. Закрыв глаза, Лэнгдон представил себе обе версии «Карты» и постарался найти между ними отличия. Изменений в восьмом круге оказалось меньше, чем он ожидал… и с его глаз словно спала пелена.
Все вдруг встало на свои места.
Ищите и обрящете!
– Что? – не выдержала Сиенна.
Во рту у Лэнгдона пересохло.
– Я знаю, зачем я оказался во Флоренции.
– Знаете?!
– Да, и знаю, куда должен идти.
Сиенна схватила его за руку.
– Куда?!
Лэнгдон чувствовал, что впервые с тех пор, как он очнулся в больнице, у него под ногами вновь оказалась твердая почва.
– Эти десять букв, – прошептал он, – указывают на конкретное место в Старом городе. Там все ответы.
– Но где именно в Старом городе? – спросила Сиенна. – Что вы поняли?
До них донесся смех проходившей мимо другой группы студентов. Они обменивались шутками, болтая на разных языках. Осторожно выглянув из-за кабинки, Лэнгдон проводил их взглядом и убедился, что полицейских поблизости нет.
– Надо идти. Я объясню по дороге.
– По дороге?! – переспросила Сиенна. – Но нам ни за что не пройти через Римские ворота!
– Подождите здесь тридцать секунд, – велел ей Лэнгдон, – а потом догоняйте.
С этими словами он вылез из убежища и исчез, оставив свою спутницу недоумевать в одиночестве.
Глава 21
– Scusi![12 - Простите! (ит.)] – крикнул Роберт Лэнгдон по-итальянски, догоняя студентов. – Scusate!
Они обернулись, и Лэнгдон стал озираться по сторонам, будто потерявшийся турист.
– Dov’? l’Istituto statale d’arte? – произнес он на ломаном итальянском. Где Академия изящных искусств?
Парень в татуировках выпустил облако дыма и презрительно бросил: