Код да Винчи 10+

– Monsieur Langdon est arrivе. Deux minutes[2 - Месье Лэнгдон приехал. Будет через две минуты (фр.).]. – Затем он повернулся к Роберту. – Капитан встретит вас у главного входа. – Он нажал на газ и подогнал «ситроен» к бордюрному камню. Впереди гордо возвышался главный вход в музей.

La Pyramide.

Вход представлял собой стеклянную пирамиду в стиле неомодерн, спроектированную американским архитектором китайского происхождения Й. М. Пеем. Она стала почти такой же знаменитостью, как сам Лувр, хотя вокруг нее по-прежнему не утихали споры.

– Вам нравится наша пирамида? – спросил полицейский.

Лэнгдон нахмурился. Он понимал, что вопрос с подвохом: ответь он, что пирамида ему нравится, могут уличить в дурном вкусе. Сказать не нравится – значит нанести обиду французу.

– Франсуа Миттеран был человеком не робкого десятка, – решился он на компромисс, уходя от прямого ответа.

Поговаривали, что благословивший строительство пирамиды покойный президент Франции страдал «фараоновым комплексом» и наполнял Париж египетскими обелисками, произведениями искусства и артефактами.

– Как зовут капитана? – спросил Лэнгдон, меняя тему.

– Безу Фаш, – ответил полицейский. – Мы прозвали его le Taureau.

Лэнгдон покосился на него.

– Быком?

Полицейский удивленно приподнял брови.

– Ваш французский лучше, чем вы признаетесь.

Мой французский никуда не годится, подумал Роберт. Зато я неплохо разбираюсь в астрологии. А Taurus везде означает «телец».

Полицейский остановил машину и указал на проход между двумя фонтанами к вращающейся двери в пирамиде.

– Мне приказано высадить вас здесь и заняться другими делами. Удачи, месье.

Лэнгдон тяжело вздохнул и вылез из машины. Та умчалась прочь, а он побрел к главному входу в музей и уже собрался постучать в стекло, но тут из темноты возникла поднимающаяся по винтовой лестнице фигура. Мужчина был коренаст, широкоплеч и смугл, с мощными короткими ногами. Он жестом пригласил Лэнгдона внутрь.

– Я Безу Фаш, – представился он, когда Лэнгдон переступил порог. – Капитан центральной дирекции судебной полиции. – Голос у него был соответствующий: гортанный рокот, словно надвигающийся шторм.

Лэнгдон протянул руку.

– Роберт Лэнгдон.

Фаш с сокрушительной силой сжал его ладонь.

– Пойдемте, мистер Лэнгдон. – Темные глаза капитана неотрывно смотрели на него.

Глава 4

Капитан Фаш держался, как разъяренный бык: плечи развернуты, подбородок уперт в грудь.

Лэнгдон последовал за ним по знаменитой мраморной винтовой лестнице в подземный атриум под стеклянной пирамидой. Спускаясь, они миновали двух вооруженных автоматами полицейских. Смысл их присутствия был очевиден: никто не войдет в музей и не покинет его, если на то не будет благословения капитана Фаша.

Лэнгдон подавил неприятное чувство. В обхождении Фаша он не заметил особого радушия, и атмосфера в Лувре в этот час была почти мрачной. Лестница, как проход в темном зале кинотеатра, освещалась цепочкой встроенных в ступеньки неярких ламп, каждый шаг отдавался эхом под стеклянным куполом над головой. Посмотрев наверх, Лэнгдон увидел мелькавшие на стеклах брызги от фонтанов.

– Одобряете? – Фаш указал наверх, приподняв широкий подбородок.

– Ваша пирамида великолепна, – вздохнул Лэнгдон, слишком уставший, чтобы продолжить игру.

– Шрам на лице Парижа, – буркнул полицейский.

Один – ноль. Лэнгдон почувствовал, что пригласившему его французу не так-то просто угодить. Интересно, подумал он, в курсе ли Фаш, что купол пирамиды по недвусмысленному требованию президента Миттерана сооружен из 666 стеклянных панелей? Это странное пожелание вызывало жаркие споры среди любителей искать во всем тайный смысл и считавших, что цифра 666 не что иное, как число сатаны.

Лэнгдон решил не обсуждать эту тему.

По мере того как они спускались в подземный вестибюль, его взгляду открывалось все больше погруженного в сумрак пространства. Сооруженный в пятидесяти семи футах под землей зал площадью в 70 000 квадратных футов напоминал бескрайний грот. Бледно-желтый мрамор отделки сочетался с золотистым камнем фасада здания. Обычно это помещение искрилось солнечным светом и гудело толпой туристов, но сегодня было пустым и темным, отчего возникало ощущение, будто находишься в холодном склепе.

– Где же штатная музейная охрана? – спросил Лэнгдон.

– En quarantaine[3 - В карантине (фр.).]. – Фаш ответил таким тоном, словно Лэнгдон подвергал сомнению его решение. – Сегодня вечером в здание проник человек, которого явно не должны были сюда пускать. Охранников Лувра допрашивают, а пока их функции выполняют мои люди.

Лэнгдон кивнул и прибавил шаг, чтобы не отставать от Фаша.

– Насколько хорошо вы знали Жака Соньера? – спросил капитан.

– Вообще не знал. Мы ни разу не встречались.

– То есть сегодня вы должны были с ним познакомиться? – удивился Фаш.

– Да. Мы договорились встретиться с ним у стойки администратора в Американском институте после моей лекции, но он не пришел.

Пока Фаш делал пометки в маленькой записной книжке, Лэнгдон окинул взглядом менее известную пирамиду Лувра – перевернутую. Это был световой люк, который нависал сверху, словно сталактит.

– Кто первый предложил встречу? – неожиданно спросил капитан. Они поднялись на несколько ступенек вверх. – Вы или он?

Вопрос показался Лэнгдону странным.

– Соньер, – ответил он, пока они шли по проходу в южное крыло «Денон», самый известный из трех музейных отделов. – Несколько недель назад его секретарь связалась со мной по электронной почте. Написала, что хранитель наслышан, что в этом месяце я собираюсь прочитать в Париже лекцию, и хотел бы обсудить со мной какие-то вопросы.

– Какие именно?

– Не знаю. Полагаю, имеющие отношение к искусству. У нас с ним одинаковые интересы.

Фаш окинул его недоверчивым взглядом.

– Вы не представляете, по какому поводу должны были встречаться с Соньером?

Лэнгдон не представлял. Когда он получил письмо секретаря хранителя, ему стало любопытно, но он посчитал неудобным интересоваться деталями. Уважаемый господин Соньер ценил уединенность и почти ни с кем не встречался. Лэнгдон испытал благодарность уже за то, что ему представилась возможность с ним увидеться.

– Мистер Лэнгдон, неужели у вас нет ни малейшего представления, что собирался обсудить с вами хранитель Лувра вечером, когда его убили? Это могло бы помочь расследованию.

От многозначительности вопроса Лэнгдону стало не по себе.