Пусть они всегда улыбкою встречают
И вечернюю зарю, и новый день!
Опера подхватили припев, тихо постукивая кулаками по столу и прикрыв глаза:
Если нужно – значит нужно!
Пусть над головой летят года!
Наша служба будто сердце –
Отдыха не знает никогда![2 - Фрагмент из песни «Мы с тобой за этот город отвечаем». Автор стихов Р.И. Рождественский]
Лена, слушая грубоватое и душевное исполнение, решила, что, пожалуй, плакать не будет. Не комильфо это, не по-оперски. И напиваться тоже не будет – только хуже станет…
– Лена! Замечталась, что ли?! Приехали!
Лена, выйдя из задумчивости, посмотрела на машины скорой помощи и возвышающееся за ними здание областной больницы.
– Славик, ты в машине посиди! Лена, выходим! – скомандовала следователь и дернула дверную ручку.
Обе поднялись по ступеням главного входа. У двери стоял худой мужчина в голубой больничной шапочке. Увидев вышедших из полицейской машины гостей, он торопливо выкинул окурок и шагнул навстречу.
– Вы из полиции?
– Следователь Риттер, – ответила Светлана Робертовна и показала на Лену. – Старший лейтенант Кирсанова.
– Понятно. Я дежурный врач. Огнев моя фамилия. Давайте провожу?
Он раскрыл дверь и пропустил их в фойе.
– Вон туда, – палец врача показал на широкую лестницу. – На второй этаж, в ординаторскую.
– Соберите весь персонал здесь – мне нужно будет задать несколько вопросов, – сказала Лена и добавила. – И вам тоже.
Врач кивнул.
В ординаторской на низеньком диванчике сидел человек, закутанный в одеяло. Вид у него был невеселым.
– Старшина Дурочкин, – хмуро ответил он на требование представиться.
– Рассказывай, старшина, как ты докатился до такой жизни, – Риттер присела на стул. Лена осталась стоять у двери.
Старшина отвернулся к стене и глухо пробурчал.
– А что рассказывать? Виноват.
– То, что ты виноват – это и ежу понятно! – строго сказала следователь. – Как все произошло?!
Дурочкин плотнее запахнулся в одеяло.
– Услышал шум в палате, зашел вместе с медсестрой, а он на меня прыгнул. Стекло к шее приставил. Потом заставил нас пристегнуться к кровати наручниками и сбежал в моей одежде. Сержант Бурочкин пришел и освободил.
– Дурочкин и Бурочкин, значит… И где сейчас этот сержант?
– В палате. С дежурным разговаривает. С майором Шурочкиным.
– Номер палаты?
– Двенадцать. На третьем этаже.
– А медсестра где?
– Ей плохо стало. Домой отпустили.
Следователь повернулась к Лене.
– Побеседуй с персоналом и с сержантом.
Лена кивнула и вышла из ординаторской. Уже поднимаясь на третий этаж, услышала крики:
– Да я вас, долбоящеров, уволю к чертям свинячьим с волчьим билетом! Кретины!
– Да я-то тут при чем, товарищ майор?!
– Молчать! С Дурочкиным сейчас менты разбираются! Наверняка уже приехали! Зачем надо было им звонить?! Зачем?! Мне надо было звонить! Мне! Может, и решили бы вопрос без лишнего шума!
– Так звонили вам! Вы не отвечали!
– Молчать! Покукарекай мне тут еще!
Лена открыла дверь.
– Разрешите?
Майор Шурочкин представлял собой настоящую глыбу: двухметровый, квадратный, с трещащим в литых плечах кителем. Сержант в сравнении с ним, да и сам по себе, был маленьким и щуплым. Втянутая в плечи голова и целлофановый пакет с пирожками в левой руке делали его жалкий облик еще ничтожнее.
Лена показала удостоверение майору.
– Полиция. Я могу поговорить с вашим сотрудником?
– Уже не сотрудником! – зло отмахнулся майор.
– И тем не менее.
Собственно, она могла бы разрешения и не спрашивать – задавать вопросы, допрашивать и опрашивать ей позволял закон «Об оперативно-розыскной деятельности», и сотрудник ФСИН, майор Шурочкин, ей препятствовать не имел никакого права.
Он молча кивнул и направился к двери, но Лена остановила его вопросом: