Перед глазами молнией вспыхивает: визжащие и шипящие твари на танцполе внизу.
Мне не по себе. Я судорожно оглядываюсь по сторонам. Кажется, меня флешбечит. А Нельсон продолжает:
– … но я поговорил с управляющими. Они не держат зла! Даже наоборот, извинения приносят! А вот Кристи и Рейч от тебя в шоке!
Нельс оборачивается и дожидается меня. Он кладет мне руку на плечо и сообщает:
– Брат, у тебя есть отвратительное свойство отталкивать людей! Тебе нужно что-то с этим делать!
Правда? А я-то думал, что всем нравлюсь.
– Чё они сказали?
Сначала Крис потом Рейчел:
– Самодовольный придурок.
– Симпатичный парень, конечно, но козёл, каких не видала.
– А вот и он! Наш Рой Макклюв! – орёт Нельсон.
Кажется, Рой – высокий худой парень у стеклянных ограждений, за которыми начинается пляж, – вздрагивает от испуга. Он смотрел на океан, проступающий сквозь мрак метрах в двухстах-двухстах пятидесяти отсюда, пока его не окликнул Нельсон. Он выглядит, как испуганная лама, чего не скажешь про двух хищных дам, которые тут же оплетают его с обеих сторон, как только мы подходим. Кудрявая чёлка, большие навыкате глаза под толстенными очками и впалые щеки… И всё-таки в нём что-то изменилось. Бледное лицо, странный потерянный взгляд. На веществах что ли сидит? Так или иначе он хотя бы стал нормально бриться и носить фирменные пиджаки. Если что, Рой у нас художник – это его мрачная картина висит в моём кабинете над пустым баром.
Нельсон говорит ему:
– Что как не родной? Поздоровайся с дядюшкой Джейком!
На его лице появляется скромная улыбка. Он протягивает руку, но я хлопаю по ней и вместо рукопожатия обнимаю его – как-никак мы старые друзья.
– Здравствуй, Роюшка.
Ему неловко, он хлопает меня между лопаток.
Мы обмениваемся парой фраз:
– Ты чёт совсем похудел.
– Ты тоже.
Как только расходимся, Нельс вклинивается между нами:
– Так, теперь позволь я представлю прекрасных дам!
Он показывает на ту, что слева, но понимает, что не в состоянии:
– Девчонки, я тут немного пьян, помогите!
Они по очереди представляются:
– Мар??, – подмигивает мне та, что слева.
– Катрин, – а правая деликатно прикусывает соломинку, не сводя с меня серых глаз. Навскидку у неё в стакане «отвёртка» – водка с апельсиновым соком, но по большому счёту остались одни ледышки.
Я киваю обеим. Чёрная и рыжая. Ещё одни дьяволицы.
– А это Джейк! – кричит Нельсон, повисая на мне и похлопывая по рубашке на груди. – Он у нас просто отличный парень.
Снова он за своё.
– А вы знаете, дамы, – сходу продолжает, – что Рой стал известным благодаря нам?
Девчонки переглядываются между собой.
– Ты что, не рассказывал им об этом?..
Нельс разыгрывает пьяное удивление.
– Тогда пришло время вам кое-что узнать!
И хлопает перед собой в ладоши.
Да, кстати. Тут Нельсон прав, всё так и было. Это произошло где-то три-четыре года назад, когда про Роя Макклюва ещё никто не слышал. Могу рассказать, если хотите… Дело обстояло примерно так…
– Ну что, смог бы продать это? – спрашивает Нельс, а сам задумчиво мнёт бородку и подносит сигарету к губам.
Мы стоим втроём напротив новой картины Роя в его дешёвой мастерской на чердаке какого-то разваливающегося дома на долбаной окраине большого города.
– Я могу продать всё что угодно, – задумчиво отвечаю я, покусывая губы, – кроме этого дерьма.
На изображении две трагические фигуры, чем-то похожие на осовремененных Адама и Еву. На заднем фоне творится какая-то вакханалия в стиле Босха. Холст и масло. Краски ещё не высохли и пахнут. Хотя в том помещении пахло ими всегда. И сыростью тоже – крыша текла.
– Это не дерьмо! – взрывается Рой, нервно поправляя свои толстенные очки и морща шмыгающий нос. Задрот. Он обычно тихий и спокойный, как аутист, за исключением тех моментов, когда речь заходит о его работах. – Вы просто не понимаете!.. – И, как любой в жопу ужаленный творец, Рой пускается в долгие объяснения касательно своей картины, в основе которой, по его словам (если выкинуть всё лишнее), – критика современных социальных устоев. Впрочем, эта тема – общая для всех обиженных на жизнь пареньков, дошедших до ручки творчества.
– Рой, – я затыкаю его и показываю на картину. – Это всё очень сложно. Я же тебе сто раз объяснял: сегодня у большинства людей остался только рептильный мозг. Как с ним разобраться во всём этом?
– Джей дело говорит, – поддакивает Нельс, разглядывая картину уже в упор и пуская на неё дым от сигареты.
Рой только фыркает в ответ…
Не подумайте, мне очень нравятся его работы. Рой по-настоящему талантливый художник. Стиль у него такой, в лучших традициях Возрождения. Каждое движение пропитано трагизмом и античной эстетикой. Мазки – нежные, мелкие, мягкие… Но кому это нахрен нужно сегодня? Его бы лет на двести назад, и мы бы могли стоять и смотреть на эту же картину в каком-нибудь Лувре. Но сегодня это не формат. А оплачивать мастерскую и обед Рою нужно именно сейчас. Он уже тогда нам по десятке каждому торчал.
– По натуре есть у меня одна «индейка», но она не понравится тебе, Рой… – говорю я, потирая гладко выбритую щеку.
Я выложил свой план. Он основывался на стратегии уличной барыги: «Не толкнуть товар? Подмешай в него что-нибудь!»
– Эта охрененная тема!
– Вы чё, дебилы?