Тьма за порогом

– Так, вот о чём я, – продолжил Валера. – Ей тяжело бывает одной с тремя. Обед свари, за всеми детьми уследи, постирай, мужа встреть, красоту сохрани. Она ведь у вас красавица?

– Повезло мне с ней. Лиза умеет за собой следить, успевая заботиться и о детях, и о себе.

– Правильно, таких женщин мало, их ценить надо. Кто хорошо работает, должен и отдыхать хорошо. Как считаете?

– С вами сложно спорить.

– Если не ошибаюсь, Лиза мечтает о морском кругосветном круизе, так?

Ёфаный хряк! Да, моя Лиза мечтала когда-то объехать весь мир. Помню, она мне на первом свидании об этом рассказывала, да и потом, когда мы жить вместе стали, до рождения Пети. Мы даже пару раз деньги начинали откладывать. Не срослось. Но откуда об этом узнал Валера?

– Мечтала. Правду говорите. Не знаю откуда вы прознали о круизе, но Лиза, действительно, раньше хотела посмотреть мир.

– И сейчас хочет, уверяю вас. Вы старались, три раза, если не ошибаюсь, выезжали на гостеприимные курорты Турции. Что ж, не плохо. Думаю, будет ещё лучше, если она сможет воплотить мечту в жизнь. В случае, если захотите сделать приятное, вся её благодарность достанется вам. Для детей тоже будет не лишним мир посмотреть. Как считаете?

– Думаю, вы правы.

– Остаётся купить билеты. Но стоят они на кругосветку недёшево.

– Ничего, могу себе позволить, – подтверждая самодовольные слова действием, я похлопал себя по карману, куда спрятал деньги.

– Вы правы. Деньги у вас есть. Как раз хватит, чтобы оплатить полугодовой вояж вашей семьи. Вопрос не ваших возможностях сегодня, а в перспективах на завтра.

– И что с ними не так?

– Да всё так. Просто не помешало бы к возвращению семьи из круиза заработать вам денег на её безбедное существование после.

Я задумался. Змей искуситель. В чём-то он прав. Нашёл Валера ко мне подход. Лиза достойна того, чтобы я её побаловал. И для детей впечатлений на всю жизнь хватит. В детстве такие вещи отлично чувствуются, запоминаются гораздо чётче.

– Хорошо, что вы предлагаете?

– С вами приятно иметь дело, всё схватываете на лету. Степень Партиец. Ознакомьтесь. – Валера вытащил из-под стола, со специальной полочки (уверен, лежавшее там с начала доверительной беседы) приложение третьего тайного протокола к основному договору.

Взыграло во мне любопытство: что же там такого-эдакого подразумевала степень Партиец? – уж больно мне хотелось семью круизом побаловать. Ага: выступления на соревнованиях по моему ненавистному (успел его возненавидеть: прогресс меня, как бойца, нулевой, а ушибы с повреждениями на моём, отнюдь не юном теле с каждой тренировкой прибавлялись) муай-тай… это для начала. Затем поход в зоопарк! Ну, не совсем в зоопарк, а в частный зверинец. На слабо меня хотели взять, предлагали в клетку к тигру заглянуть. Тьфу. Зайду! УУУ. Я себя подбадривал, осознавая, что чем ближе от меня клетка с её полосатым постояльцем, тем сложнее мне будет сделать в неё первый ша-ааг. Смотрите-ка, аж заикаться стал. После тигры меня ожидала, должно быть с распростёртыми объятиями, экстремистская политическая организация, а значит, акции, встречи с полицией, риск присесть. Остальное по мелочи – интенсификация всех прежних моих нагрузок. Отлично, просто замечательно. В общем, я подписал. Развёл-таки меня манагер Валера.

Пятка моего противника заехала меня в пятак. Вокруг потемнело, наступил вечер, расцвеченный фейерверком синих искр боли: для меня одного, естественно, он наступил, все остальные – зрители, тренера, включая моего заслуженного соперника, остались в цвете. Для них светло, для меня мир впотьмах. Никто меня не принуждал побеждать в боях: мой неуступчивый характер во всём виноват, не люблю получать, не давая сдачи. Мой противник моложе, быстрее, бьёт сильнее. Мне бы уйти в глухую защиту, переждать три раунда шторма, получить, дождаться его поднятой руки рефери, а после спешить в раздевалку, а я, пропустив пару ломающих берцовые кости лоу, полез вперёд махаться. Всё закономерно – нарвался на прямой хай-кик в голову.

Бедный мой нос. Сломан? Не сломан? Не знаю. А вот тёпленькая из него потекла. Меня закружило, но он, мой партнёр, не дал мне долго кружить в одиночном вальсе, остановив острым левым хуком. Хренакс! Кончено, раздевалка. Открываю глаза, надо мной стоит тренер с полотенцем, затылку холодно от подпирающей его подушечки со льдом. Кончилось, но не всё, оставалось всего-то три боя. В три раза больше люлей и один пункт протокола я закрою. Бррр. Нос всё же мне не сломали, расквасили знатно. Рожа опухла, назавтра появились очки синяков под глазами. Терпимо.

Тигр. Зверюга такая. Лежит в углу клетки, на меня внимания не обращает. Я пока за вне клетки стою, дрожу, переминаюсь с ноги на ноги, будто мне по-маленькому очень надо. Служитель, смотритель, или кто он там, рядом присутствует, терпеливо ждёт, когда я решусь на самоубийство. Молодой, сонный с виду парень, в грязном спереди коричневом комбинезоне, с безразличием в наркоманских глазках наблюдает за мной. Мне он неприятен: такие, как он, вызывают инстинктивное отвращение – дрочила некрофил – лучшая его характеристика, что пришла мне на ум при виде этого засранца.

Здоровая кошка, морда хитрая, усищи – такими не то что защекотать, заколоть до смерти можно, что уж говорить о когтях, клыках. Мне одного взмаха его "плюшевой" лапищи хватит, чтобы проведать праотцов: как они там на небесах? Подлец какой, не смотрит, понятное дело – заманивает.

Фуууууу. Уффффф. Что делать, надо идти, а то можно подошвами к асфальту прикипеть. Интересно, что хозяевам тигра метрономы наплели, как повлияли на то, чтобы они допустили незнакомца к клетке. Опять тёмные делишки. Пле-ва-тьььь. С обрыва в ледяную воду – БУЛТЫХ! Дал знак дрочиле, он, дёрнув задвижку, тревожно застучал железом. Оба-на, я не вступил, а ворвался в клетку, едва удержавшись, чтобы не подбежать к тигру. Лихорадка возбуждения, желания что-то делать. Головой понимаю, что спешить не стоит, делать резкие движения тоже, лучше затаится на минутку и вон из клетки. Стать обедом для хищника не лучший способ сдохнуть. И всё же ничего не могу поделать с собой, контролировать конечности мне не под силу, будь они прокляты. Мои кисти рук пляшут помимо моей воли – поднимаясь к груди, падая на бёдра, оглаживая бока. Движения к тому же не плавные, а скорее порывистые, нервные. Сам себя закапываю, честное слово. Ну вот почему МОЁ тело меня подводит? Бунтует в самый неподходящий момент? Мстит мне, сука, за моё к нему не чуткое отношение.

Вальяжно до моего появления лежавший, распластавшись в углу, тигр не мог не заметить такого беспокойного дурака, зачем-то зашедшего к нему в дом. – "До кормёжки оставалось часа полтора, так что этот человек забыл в моей клетке?". – Должно быть что-то вроде этого думал в тот момент тигр, направивший на меня пару прозрачных окуляров, не выражавших ничего, кроме осознания своего вселенского значения, знания жизни, не доступного разумному двуногому балбесу.

Он встал! Тянуться не стал, а сразу направился на меня. Мне бы тут шмыгнуть обратно в приоткрытую дверцу, а я – нет. Растерялся, загипнотизированный его уверенным взглядом прирождённого убийцы. Всего он сделал пять шагов, с каждым из которых моё сердце сжималось в объёме, пока не остановилось на размере заячьего, трепещущего со скоростью двести ударов в минуту сердчишки.

Тигр приблизился, посмотрел мне в лицо, у меня хватило смелости отвести глаза. Да. Наконец мои руки замерли: слава тебе боже! Любовался моей физией хищник не долго: опустив морду, щекотнув внешнюю часть кисти усами, понюхал. Сердце из галопа вывалилось в каменную неподвижность. Вот сейчас кот раскрыв пасть схватит меня. Раз… два… три… четы… Нет. Передумал тигр мною закусывать, решил не портить себе аппетит перед обедом. Тихо презрительно фыркнув, он, потеряв ко мне всякий интерес, развернувшись, направился в свой любимый угол.

Я не знаю – выдохнул или вдохнул. В груди закололо, аритмия, круги перед глазами. Выбрался из клетки чудом. Мне так поплохело, что со стороны я походил на сильно перебравшего алкаша. Качка под ногами, тошнота в мозгах, колики. Вот вам и поход в зоопарк на зверушек посмотреть. Лучше несколько раз с тарзанки сигануть. Прошло, пропало, но не забыто.

Быть в партии мне даже понравилось. Жаль, что раньше сам не додумался стать активным гражданином. Знаете, растягивать по ночам баннеры с чумными надписями на пути проезда утром кортежа маститого вельможи от высшей власти, закидать пакетами с калом машину американского посла, замарать граффити партийных символов госучреждение навроде МВД – всё это такой кайф, словами трудно описать. Оргазмические ощущения. Вроде такое себе хулиганство, а вздрючивает не хуже продвинутых чистейших спидов.

Сегодня мы на баррикаде. Сами построили за десять минут, в самом центре города, в переулке недалеко от Тверской завал, перегородили односторонне движение, зажгли флаеры, вывесили флаги, устроили бедлам с выкрикиванием лозунгов, ором, стрельбой петард. Весело. Хоть я не молод и большинство моих новых друзей моложе меня на пятнадцать-двадцать пять лет мне с ними хорошо, я идеально вписался в их среду, закрытый для посторонних мирок. Реют сине-зелёные полосатые флаги, на которых словно через туман, проступает отрубленная голова. Чёрные полотнища с желтушным кругом луны и оспинами звёзд развешаны на зданиях. И те, и другие флаги принадлежат партии, её разным ипостасям в зависимости от времени суток, сезона, времени года. У нас есть ещё красные стяги с двумя белыми иксами, но они сегодня не к месту: их разворачивают только на акциях прямого действия.

Вот и наши друзья в форме! В переулок завернул автобус с бойцами некого спецподразделения. Далеко он не продвинулся, мы же движение перекрыли, им мешала пробка, образовавшаяся из пятнадцати-двадцати авто, но они не расстроились. Раньше таких космонавтами называли, теперь они на балансе у Росгвардии болтаются. Мощные парни в светлом камуфляже: щиты, дубинки, шлемы с прозрачными забралами, всё как надо. Без них в современном обществе никак. Дубинка в руках у власти. К ним у меня претензий нет, они выполняют свою работу. Сменится общественная формация, в кремль заселяться иные вожди, а они всё также будут востребованы. Впопыхах покинув автобус, они посвистели на нас, а мы их встречаем оружием пролетариата – булыжниками, и оружием обезьян – палками.

Недолго музыка играла. Наша хилая баррикада, не выдержав молодецкого натиска наёмных ландскнехтов, рухнула. Мы отступили. Беспорядочно бежали, смотались, сдристнули.

Одного солдатика я успел приложить прутом арматуры по шлему. Глухой вышел стук, и он попятился назад. Другому, который, забравшись ко мне на высоту, с бока схватил меня за шкирман, отвесив дубинкой по почкам, я вломил снизу, добавил коленом, стряхнув неожидающего такого разворота событий космонавта к его неповоротливым товарищам. Чуть не заигрался, пришлось догонять остальных, уже бросившихся в рассыпную, пока я воевал с превосходящим силами нашего общего, временного противника. Неизвестный ландскнехт саданул меня дубинкой вдоль позвоночника, ожёг натренированным движением спину, придав дополнительное ускорение, а значит, догнать меня им было не суждено. Бегун из меня не важный, но в таких обстоятельствах я припустил гепардом. Налегке бежать сподручнее, чем в бронниках и тяжёлых армейских ботах.

Бегом. Всё же не люблю бегать с детства. Не моё. Кхххррр, тьфу. Во рту горько, кисло, противно, сухо. Преодолевая себя, ухожу дворами. Кого-то из наших винтят, но большинству удаётся уйти. Жаль флаги пришлось бросить. Все те, кому посчастливилось уйти, собираются в условленном месте у Пушкинского музея, напротив храма новодела. Дождавшись последней парочки, недавно справившей прямо в штабе партии свадьбу, начинаем делиться впечатлениями. Мне вся эта болтовня по фигу, самое интересное осталось позади и всё-таки почему бы не поддержать беседу, послушать ребят, понять, как они восприняли реальность происходящего, под каким соусом, с каким фокусом.

– Зря мы мусоров не сожгли, – заявил Игорёк, парень с испанской бородкой в тёмных очках и в вечном капюшоне тёмного балахона, надвинутого глубоко на лоб. – Не раздумывая кинул бы "Молотова".

– Штаб-ротмистр запретил, – возразил Игорьку Степан по кличке Репа, огромный, как медведь, и такой же лохматый, заросший диким волосом по самые уши.

– Запылали бы они факЕлами за милую душу, – расчувствовалась Арина, девочка огонь, идейная наци, которую в партии боялись, а находились и те, которые тихо ненавидели. Маленькая, подстриженная под мальчика, кареглазая, с лисьей мордочкой, быстрая на язык. – Ха! Мне их разбитые хари ни к чему, я настоящей крови хочу. Свиней режут, а не жалеют.

Я в спор влезать не стал, моё мнение просто бы не оценили. Экстремальный подход во всём характерен для любого подрастающего поколения. Перебесятся, толк будет, а не выйдет, так далеко пойдут, станут легендой. Пока разговоры не переросли в дело, мальчики в чёрном, перебивая друг друга, кричали:

– Убей фараона! Отруби ему голову! Сожги, жги, жги, жги, жги!

– Освежевать МВД!!! – крикнул, испытав экстаз прихода от собственной крутизны, белоглазый демон Федя, его поддержала супруга, завопив сиреной противовоздушной обороны с ним в унисон. Ничего стервецы не боялись. Таким всамделишнее оружие в руки только попадись, тогда враг держись, а лучше убегай, как мы сами сегодня убегали от космонавтов. Они рубились за зарплату, а мы за идею. Чувствуете разницу? То-то же.

Они так орали, что на нас начали обращать внимание, ещё чуток и к нам бы подтянулись слуги закона, те самые которые по пожеланиям моих партийных товарищей должны гореть, жарится, мучиться, кроиться и разлагаться, имеющие все основания принять наше сборища за несанкционированный пикет. Из огня да в полымя.

Отдохнули на славу. Как-то я даже, на исходе шестой недели, стал втягиваться в ритм всех экстремальных косяков, не только политических, но и вообще всех. Мне удалось (аллилуйя!) победить по очкам в третьей по счёту схватке на ринге. Неизвестный мудрец оказался прав, утверждая в непонятно каком, но древнем году, что человек – это такая скотина, которая способна приспособиться к любым условиям, и в этом чудесном качестве с людьми посоревноваться могут разве что крысы. И пока мои дорогие детки, и жена наслаждались круизом, я трудился в поте лица на ниве экстрима. Чем дальше, тем круче. Страх мне стал нравиться, будоражить, вызывая во мне скорее приятные ощущения от грядущих испытаний, а не желание наложить кучу на месте, прямо в штаны.

Как я попал на следующий уровень – степени Вальхалла, сам не заметил. Неожиданно для самого себя стал адреналиновым наркоманом. Подмахнул любезно подсунутый Валерой протокол не глядя. Метроном дал маху, что предложил мне следующие десять процентов премии за предстоящие два месяца испытаний: деньги перестали будоражить моё воображение, как раньше. Торговцы органами могли заманить на лезвие бритвы жизнеопасного экстрима такого зависимого обалдуя, как я, пообещав вдвое меньше, а при определённых условиях и вовсе бесплатно.

Теперь я в банде. Да-да, не шучу, в настоящей уличной банде грабителей. Хоть убейте, не понимаю, как меня сподручные Валеры к ним засунули. Что за такие рекомендации получили начинающие уголовнички, что приняли меня без лишних вопросов к себе в группировку. Парни в банде подобрались ну прям будущие сливки криминального сообщества, все с амбициями, расписные, агрессивные, за исключением главаря не мешающие себе жить излишними размышлениями о переустройстве мира и прочем философском дермище. Средний возраст двадцать пять лет: из шести человек трое сидели; остальные мечтали сесть, чтобы обрести статус полноценного социопата. Инфантильное восприятие мира компенсировалась отнюдь недетскими способами существования в нём.

Тридцатилетний главарь банды – Шура Грубер, имел за плечами две ходки: одну на малолетку по хулиганке, вторую – за вооружённый грабёж. Никаких тебе – тяжёлой челюсти, низкого лба, волосатых пальцев: Грубер мог гордиться интеллигентной внешностью какого-нибудь потомственного врача или учителя, без стеснения подчёркивая тонкие черты лица актёра немого кино очками в тонкой серебряной оправе. Ходил исключительно в пиджаках, под которые надевал либо водолазки, либо белые рубашки. Ботинкам на тонкой подошве предпочитал лакированные лодочки. Дурной вкус сутенёра – скажите вы? Ничуть ни бывало, выглядел он на все сто, завидный жених для богатых невест. Но то днём, ночью же он в составе семейки опытных волчар выходил на охоту. Щенков он натаскивал в драках с такими же бандами; матёрых учил сам, заставляя уважать за неимоверную силу, вольготно проживающую в его жилистом мускулистом теле.

Хурма, Тверь, Гриня, Клякса, Бонч – основной состав банды Грубера: последние трое не сидели, а я, Виталий, как они меня окрестили – Борман, на подхвате. Кличку я получил после того, как на второй встрече в их съёмном клоповнике разоткровенничался о недавних подвигах на поприще политики. Им борьба за светлое будущее с коричневым оттенком до фонаря, но суть схватили на лету. Вот так я стал для них навек Борманом.

Хурма плотно сидел на игле и выглядел соответствующим образом. Покойник, сбежавший вчера из морга. Тверь получил такое погоняло, потому что родился в Твери – банально. Румяный хлопчик с привычкой при разговоре смотреть на переносицу собеседника. Чего он там высматривал? Откровенно неприятная привычка исполнителя, приводящего приговоры в действие. Гриня, кудрявый, нервный, жестокий психопат, ввязывающийся в драку по любому поводу. Клякса, самый молодой из них, студентик последнего курса некой коммерческой шараги, одним словом, паразит менеджер. Добивать, нападать со спины – вот это его, девочку на грязную групповуху развести в самый раз, а идти на пулемёты – увольте. Бонч, самый странный персонаж банды. Старше меня, седеющий, мужчина с пузиком, обожающий свитера с высоким воротом и чифирь. Чего он тёрся с ними, то есть, с нами, ума не приложу. В прошлом профессиональный боксёр-неудачник, с женой в разводе. Всегда, пока не дошло до главного, какой-то сонный, смурной, малоразговорчивый. В драке, правда, ураган, безжалостный костолом.

Проверка меня ждала через неделю общения с ними. Странно, что они продолжали заниматься уличными грабежами на окраинах города. Мода на такие вещи прошла лет пятнадцать назад. Банда Грубера застряла в прошлом, ничуть не сожалея о цифровом настоящем. Заняв пустующую нишу, в ней они чувствовали себя комфортно. Понятно, что гоп-стопом они не ограничивались; приторговывали наркотиками, крышевали пару борделей на районе, продавали краденное, но уличные грабежи оставались их слабостью.

На дела телефонов не брали, всегда имели запасные пути отхода – каждый по отдельности и все вместе, это вдобавок к машине, стоявшей за пару кварталов от мест их криминальных действий на случай погони внезапно нарисовавшегося, как это бывает в самый неподходящий момент, полицейского патруля. Но думаю, чушь всё это, им просто нравилось обувать, а заодно бить людей. Нажива – хорошо, если занимаешься делом, которое тебя вдобавок по душе. Понятно, что кто бы за меня настоятельно ни попросил, сомнения на счёт моей способности вписаться к ним в коллектив у гопников оставались. В общем – проверка.

Дорога, двор, пересаженные, взятые из далёкого далека вязы, нестройным частоколом ограждающие белый кирпичный дома от проезжей части. В правой части двора прижималась к мусорным контейнерам детская площадка, оттуда же неслись звуки ежевечернего моциона местной фауны. Перейдя шоссе, по которому в честь позднего времени проносились редкие лихачи, – их автомобили вылетали кометами из-за поворота словно мчались на пожар, – прошёл к лавочке. Прохладный ветерок не мог ни охладить горящего малиной крапивницы лицо, ни высушить пот, ниагарским водопадом заливающий меня с головы до ног. Волнуюсь я что-то. До последнего мгновения, пока Грубер мне не сказал: "Покажи себя", – не беспокоился, а тут нервишки подвели. Всё же я не герой боевика. Фонари склонили алюминиевые калоши черепушек, освещая мне путь зелёным загробным светом. Перепрыгнув низкую оградку (Ай! Зацепился. Хорошо, что не растянулся на травке), я, сделав несколько шагов на ватных непослушных ногах, остановился перед лавочкой. Бабайка к вам пришла, суки.

Пятеро крепких урелков сидели, пили водку, этикетку на бутылке я не видел, но что же им пить, если не водяру.