Кредитка

– Все, Юр, хорош, ты же не про жратву сюда пришел базарить, давай по делу!

– Хорошо, давай! Может, тогда расскажешь, что с тобой произошло? Что ты такой дерганый стал? Почему валить собрался? Это все отголоски той истории с задержанием или еще чего приключилось?!

Борис молча тянул через трубочку молочный коктейль, а когда из стакана стали доноситься противные хрюкающие звуки, отставил его в сторону и заговорил:

– Помнишь, после того задержания нас всех доставили в ближайший отдел милиции? Вот там они (оперативники) под видом бесед с задержанными провели сортировку, отобрав тех из нас, кто обладает более-менее значимой информацией и кого в процессе дальнейшего «пресса» возможно будет раскрутить на какие-нибудь показания. Кто будет «закрыт» конкретно, они определили заранее, а нас же подтянули до кучи, вдруг кто не выдержит и поплывет. Ну, в общем, как я понял, это их обычный метод – берем всех, по ходу пьесы отсеиваем. Тех, которые, как и ты, не «в теме», помариновали в местной конторе и отпустили.

Округлившимися глазами Юрка смотрел на Бориса и старался не пропустить ни одного слова из сказанного им. Удивление Юры было вызвано не столько самим рассказом (его это уже мало касалось), сколько тем, как это было связно и доступно, хотя и с применением сленговых выражений, передано человеком, мягко говоря, с невысоким уровнем умственного развития, как считало все его окружение, включая Юрия, с которым они и встретились-то всего в четвертый раз.

«Зря, наверное, я его недоумком считал! Извиниться надо бы!», – думал Юрка, слушая аналитический отчет о сложившейся ситуации, представленный известным филологом Борисом Таганским.

Словно прочитав Юркины мысли, Боря запнулся сам, видимо, испугавшись своего красноречия. Помолчав немного, он смущенно пояснил:

– Вообще-то я не сам до всего этого допер, это Толян при встрече мне долго разъяснял. Видишь, я запомнил, – в этот раз не без гордости добавил бандит-филолог Борис. – Он ведь время от времени со мной занимался, учил говорить грамотно, чтобы на «стрелках» правильно базарить мог. Толик же образованный, институт закончил, а я что? Я из деревни – школа с горем пополам и все. Я знаю, что меня все считают быком без мозгов. Все верно, раньше, до знакомства с Толей, так и было. Но он меня кое-чему все-таки научил, хотя я все равно решил не выставляться. Ты ведь тоже до сегодняшнего дня меня за дурака держал, а?

Юра, сделав смущенный вид, неопределенно пожал плечами, подумав при этом: «Ну слава Богу, все разъяснилось! А то так и поверишь, что земля плоская!».

Тем временем Борис продолжал:

– Потом был изолятор на Петровке. Конечно же, нас рассадили по разным камерам. Никого из своих я там не встретил. В «хате» со мной вместе парились еще двое. Один – в возрасте дядька, похоже, старый урка. Ему, по-моему, вообще было безразлично, что вокруг происходит. Правда, за едой и газетами он первым к «скворечнику» подтягивался. Другой – дохляк молодой, может, наркоман, весь в наколках. Не в уголовных, нет, а так, ерунда какая-то – черти, драконы. Приставучий какой-то липкий. Все расскажи, а ты за что, а по какой статье? Так и хотелось двинуть разок, да побоялся, что зашибу, а там точно срок накрутят. Я вот думаю, может подсадной, а может, дурак просто. Черт их там разберет. Я ж в людях не так хорошо разбираюсь, как Толян или Ворона. Кстати, почему я тебе все рассказываю, знаешь? Потому, что Игорь тогда сказал, что верит тебе, что ты и в школе нормальным пацаном был, служил, опять-таки…, а мне вот, не довелось. Извини, отвлекся. Вызывали меня один только раз, на следующий день после заезда. Я, правда, толком и не понял сразу, для чего. Это потом мне Толян разъяснил. Да ну, я уже говорил. Значит, на второй день, сразу после обеда, выдергивают меня «без вещей», хотя у меня и вещей-то никаких при себе не было, но, наверное, так положено. В следственном кабинете меня уже ожидали двое оперов. Представились, назвали из какого отдела, я не запомнил ни черта. Да и какая-мне-то разница?! Ну и давай «грузить» сразу. Угрожали «закрыть» до суда, если не стану сотрудничать, кучу статей каких-то перечислили. Спрашивал все больше один, суетливый такой. Говорит быстро и как-то смазано. Мало того, что я вообще не понял, чего конкретно от меня хотят, так я еще и половины не разобрал, что он там бубнил. Второй опер что-то все время в книжечку записывал. Я, конечно, отвечал чего-то, уже не помню – совсем молчать было бы глупо, но вроде бы не слил никого. Да и знаю я не так много. Упирал на то, что я всего лишь водила – личный водитель бизнесмена Игоря Воронова. Так, привези-отвези, а о его делах мне ничего не известно. Час с лишним меня тогда обрабатывали, затем отправили обратно в камеру, видимо, поняв, что ничего полезного от меня не добьются, а может, просто лень было со мной долго возиться, тоже ведь люди. Все, больше там я не был интересен никому, за исключением моего дотошного сокамерника. Достал – зачем вызывали, чего спрашивали? Ну, думаю, точно задание получил – вывести на откровенность! Но я решил взять пример со старого уркагана и завалился на нары мордой к стенке. Так до утра и пролежал, даже на ужин не вставал. А утром меня снова вызвали, теперь уже «с вещами». В дежурной части изолятора сунули подписать какие-то бумажки, выдали личные вещи и выставили за ворота. Вот так я в первый раз побывал в «крытой». Теперь я «сиделец»! Ха-ха! Когда я приехал домой, то сразу попытался связаться с кем-нибудь из наших, кто остался. Все без толку. Телефоны отключены, адресов я, конечно, не знаю. Делать нечего, решил дома сидеть, вдруг кто-то сам объявится. Дня через три мне стало казаться, что я снова попал в изолятор. Необходимо было что-то придумать, дохнуть в четырех стенах сил больше не было. Пришла идея прогуляться до «нашего» спортзала в надежде встретить кого-нибудь из знакомых. Выходя из подъезда, я сразу же обратил внимание на припаркованную напротив «BMW». Обычно так ставят машины в ожидании кого-то, чтобы потом сразу же уехать. Водительская дверь открылась, и из машины вылез Толян собственной персоной. Я очень обрадовался, но это было так неожиданно, что я просто остолбенел на крыльце подъезда и не знал, что мне делать. Толян сам подошел ко мне и, ни слова не говоря, схватил за рукав и усадил на переднее пассажирское сиденье. Мы куда-то поехали. Придя в себя, я, не скрывая своей радости от нашей встречи, стал приставать к нему с расспросами, что да как. Толик, однако же, был весь какой-то напряженный и мрачный. Сказал только, что мы едем в одно из «наших» кафе на Таганке, где собрались ребята. Там меня во все посвятят. Когда мы вошли в кафе, там за сдвинутыми друг к другу двумя столами сидело пять человек. Трое были нашими. К своему большому удивлению, в двоих других парнях я узнал «измайловских». Вроде бы «бригадиры». После дружеских приветствий мы с Толяном тоже подсели за стол. Все пили чай. Я тоже налил себе чашку и стал прислушиваться к разговору, хотя и так было понятно, что сейчас важна только одна тема – что делать дальше?! Я уже было подумал, что будет принято решение об объединении, однако нет, после недолгих препирательств («измайловские» не хотели, но наши, особенно Толян, настаивали), все-таки пришли к единому мнению, что надо временно свернуть деятельность и сидеть тихо пока не будет понятно, чем вся эта история закончится. Но по возможности, конечно, думать, как и чем мы сможем помочь попавшим в беду товарищам. Я, кстати, тоже считаю, что это правильно. Старшие на нарах парятся, а мы что ж, как ни в чем не бывало, должны продолжать дела делать? Так, что ли?! Ну, в общем, на том и порешили. За исключением редких прогулок и походов в магазин, я вновь оказался ограниченным, скромным пространством моей квартиры. Иногда меня навещал Толян, рассказывал новости о наших страдальцах. Откуда он их только узнавал?! Хотя он то, в отличие от меня, дома не сидел, а все мотался по юристам, адвокатам, даже вроде как с каким-то депутатом сошелся! Результат правда оставался прежним – все сидели. В одно из посещений он привез новый мобильник с новым номером, а старый забрал. В телефонную книжку уже были занесены нужные номера. Была и пара номеров парней из Измайлова. Правда, я был строжайше предупрежден о том, что звонить нужно только при крайней необходимости. Так вот, я прожил эти месяцы. А примерно с неделю тому назад «труба» моя внезапно ожила и заговорила, блин, человеческим голосом. Звонил мне Вадим, один из «измайловских» с кем тогда в кафе совещались. Вадик сообщил мне совсем уж неприятные новости. Толяна снова задержали и, «закрыли» теперь конкретно. Следствие-то продолжалось, возможно, что кто-то не выдержал постоянного «пресса» и стал давать показания, вот и до Толяна очередь дошла. Не ровен час, … Вадим предложил мне встретиться с ним, так как Толян через адвоката передал ему «маляву» для меня. Я сказал, что встречусь с ним через пару дней, предварительно позвонив. Эти два дня мне нужны были, чтобы найти и снять другую квартиру. В адресе, где жил до этого, оставаться было бы не совсем разумно (опять же инструкция Толика: «Если опять начнутся заморочки с ментами, срочно меняй хату!»). Когда были решены вопросы с жильем, теперь я здесь недалеко, в Сокольниках обитаю, я позвонил Вадиму, и мы договорились встретиться у Ленинградского вокзала в точно назначенное им время. Он, оказывается, тоже лыжи смазал куда-то в том направлении. Сказал, что, если бы я не позвонил, он уехал бы не попрощавшись. Встретились мы на одной из платформ поездов дальнего следования. Осторожный Вадик ничего не говорил мне, что встреча состоится за несколько минут до отправления его поезда. Он уже загрузился в вагон и оттуда наблюдал за платформой, ожидая моего появления. Ко мне он выскочил, что называется, «налегке» в одном спортивном костюме. Говорил Вадим быстро, сбивчиво, видимо, ему не терпелось поскорей от меня отделаться и не отсвечивать на платформе. Из всего сказанного им я сделал четкий и конкретный вывод, что в самое ближайшее время мне просто необходимо мотать из Москвы, иначе меня может постичь та же участь, что и моих друзей Толяна и Вороны. Затем он, порывшись в кармане, достал оттуда записку от Толика и запечатанный конверт без указания адресата. Передав мне все, о чем его просили, и коротко попрощавшись, Вадим нырнул в свой вагон. Поезд тронулся буквально через несколько секунд. В своем письме Толян коротко изложил сложившуюся ситуацию. В общем и целом, получается «полный привет»! Кто-то из наших начал «колоться», «сливая» все и вся. Стали всплывать старые дела, про которые мы и думать уже давно забыли. А дела были, и дела, поверь, серьезные! Я не знаю, что тебе там Ворона напел про нашу красивую жизнь, но, похоже, тебя Бог отвел, и ты не успел как следует влипнуть. Ведь та «стрелочка», на которой тебе побывать довелось, тоже не простая была. Я всего не знаю, но Толян говорил, что готовится какой-то совместный крутой «наезд» где-то в области, но, видимо, «протекло» и нас тогда всех по-тихому «приняли». Так-то брат! Короче говоря, насколько я понял Толяна, по мере поступления информации опера стали задерживать оставшихся на воле пацанов. Он и попал. До меня очередь пока не дошла, но ждать я не собираюсь. Толя тоже настойчиво мне советует уезжать из Москвы и уезжать надолго. В «маляве» он пишет адрес, где меня точно укроют и никому не сдадут. Рекомендательное письмо (прилагающийся к записке запечатанный конверт) тому залог! А дальше, дальше видно будет. Загадывать я не люблю. Завтра с утра стартую. Вот такая, Юрок, веселая история получилась!

Закончив свой рассказ, Борис со вздохом облегчения, как после тяжелой, но все-таки выполненной работы, откинулся на спинку кресла и отсутствующим взглядом уставился куда-то вглубь зала. Было заметно, что повествование его сильно вымотало.

«Да, Боря, все же долгие рассказы – не твоя стихия. Вон как тебя придавило. Наверное, теперь месяц молчать будешь!», – с искренним сочувствием подумал Юрий, а вслух, прерывая медитацию товарища, спросил:

– Борь, а что такое «оперативные учеты»?

– А, что? – изумленно, как будто впервые увидел, уставился на него Борис.

– Да опера сказали, что поставили меня на какие-то «оперативные учеты», что это, не знаешь? – повторил вопрос Юрка.

– Ах, это! Да так, внутренние какие-то там у них базы данных. Ерунда, в общем. Я сам весь учтенный-переучтенный! – уже весело отвечал Борис.

– Но они сказали, что это мне будет память на всю жизнь! Значит, возможны какие-нибудь проблемы в дальнейшем? – продолжал упорствовать Юра.

– Ну, я точно не могу сказать, может быть, при выдаче загранпаспорта или там устройства на работу в госорганы могут возникнуть проблемы… Короче, не быть тебе ментом, Юрок! Ха-Ха!!! – совсем уже развеселился Борис.

– Да у меня с работой вроде все в порядке, а за границу я пока не собираюсь. Хотя, если что, отец может помочь, наверное, – как бы успокаивая себя, сказал Юрка.

– Вот, значит, у тебя все в норме, дыши свободно, не судимость же! А мне, впрочем, пора. Поздно уже, завтра вставать рано, – подытожил, вставая с кресла, Борис.

Парни пожали друг другу руки, Борис даже приобнял Юру, похлопав медвежьей лапищей по спине со словами: «Ну бывай, браток!», – после чего быстрым шагом направился к выходу из ресторана.

Юра только сейчас обратил внимание на уже остывший кофе, к которому в процессе разговора он так и не притронулся. Одним глотком осушив стаканчик, он не спеша вышел на улицу. Нужно было ехать домой, завтра новый день и его смена…

***

За пару дней до новогодних праздников Ирина Витальевна подошла к сыну и с легкой хитринкой во взгляде, как бы между делом спросила:

– Юр, а вы с Элиной решили уже, где Новый год встречать будете?

Юра недоуменно посмотрел на мать.

– А разве это не само собой разумеется? Здесь, естественно, у нас дома…, ну, если, конечно, вы с отцом не против.

– Ну что ты, сынок, мы с папой как раз наоборот, хотим праздник встретить вместе с вами! – Ирина Витальевна ласково потрепала сына по голове. – Я вот только подумала, а не пригласить ли нам родителей твоей барышни. Мне кажется – это неплохой повод для знакомства, ведь так или иначе, знакомиться-то рано или поздно все равно придется. Ты разве об этом еще не задумывался?

– Да ты, мам, прямо стратег какой-то! Этакий Ганнибал[8 - Ганнибал (247—183 до н. э.) – карфагенский полководец. Считается одним из величайших полководцев и государственных деятелей древности.] в юбке, – засмеялся Юрка.

– Перестань хохмить, историк-самоучка. Я ведь с тобой о серьезных вещах разговариваю, – притворившись, что сердится, строго произнесла Ирина Витальевна.

– Ну, если серьезно, то идея и в самом деле совсем неплохая, только вот…, – Юра прервался и задумался, подбирая слова, чтобы ясней и тактичней выразить свою мысль.

– Что вот? – нетерпеливо переспросила мать. – Продолжай!

– Люди они малообщительные, закрытые какие-то, – неуверенно резюмировал Юрий.

– Никакие они не малообщительные, просто у людей «забот полон рот» им и на работе общения хватает. В общем, так, ваше дело пригласить и проконтролировать обязательность прибытия, а «открывать» мы с отцом сами будем, – твердо подытожила Ирина Витальевна и, замурлыкав себе под нос мелодию известного американского шлягера, повествующего о том, что колокольчики звенят и оповещают о том, как весело кататься в санях в компании какой-то Фанни Брайт, направилась в сторону кухни, где, сражаясь с холодильником, беззлобно бранился Глеб Сергеевич, пытаясь выудить оттуда что-то в данный момент очень ему нужное, но запрятанное в недра этого постоянно ворчащего металлического чудовища опытной рукой начальника тылового обеспечения – женой.

С сомнением во взгляде выслушав Юрия, Элина неуверенно пожала плечами и после небольшой паузы произнесла:

– Хорошо, только приглашать ты будешь, если я – точно не пойдут!

Однако все опасения, слава Богу, оказались беспочвенными. Выслушав приглашение Ирины Витальевны, сбивчиво переданное Юрием, Зинаида Тимуровна, скромно улыбнувшись, коротко ответила:

– Хорошо Юра мы придем. Передай родителям благодарность за приглашение.

В течение всего последнего декабрьского дня средоточием жизни в квартире Лопатиных, как и в миллионах других квартир по стране, стала кухня. Ирина Витальевна вместе с Элиной, как две заправские ведьмы, колдовали там над приготовлением явно волшебных блюд, что убедительно подтверждалось доносившимися оттуда неземными запахами, а невнятное монотонное бормотание женщин, слышимое из других частей квартиры, очень уж походило на заклинания, произносимые опытной колдуньей и ее молодой ученицей, сдающей экзамен на право именоваться состоявшейся ведьмой, познавшей все азы колдовства на семейной кухне.

Мужчины, сунувшие было свои носы в святая святых предстоящего шабаша, были незамедлительно изгнаны оттуда под угрозой наложения «заклятия трезвости». Горемыкам ничего не оставалось делать, как, устроившись в гостиной на диване перед телевизором, под аккомпанементы незабвенных фраз, типа: «Тепленькая пошла!», выпивать по маленькой, армянского коньячку, заранее припасенного запасливым Глебом Сергеевичем, подготавливая организм к основному акту Варфоломеевской ночи.

Через некоторое время младшая ведьмочка, сжалившись, видимо, над голодающими, принесла две тарелочки со знаменитым «маминым» холодцом, чем несказанно их порадовала. Конечно же, сие действо было благословлено и старшей: «Отнеси им, чтоб не наклюкались до времени!».

Незадолго до традиционной предкурантовой «пятиминутки» во время которой жители страны получают ежегодное подтверждение тому, что уходящий год был трудным, но многого удалось достичь, а год грядущий, вряд ли принесет облегчение, тем не менее мы все стремительней приближаемся к светлому будущему, домофон мелодично оповестил о подтянувшемся пополнении. Элина, скинув фартук, выбежала в подъезд и парой минут спустя завела в квартиру стесняющихся родителей.

Самолично возложив на себя функции управляющего (а никто в принципе и не сопротивлялся, все лишь облегченно вздохнули) Ирина Витальевна, словно заправский сотрудник МИДа[9 - МИД – Министерство иностранных дел Российской Федерации.], на приеме иностранных гостей провела процедуру знакомства. Слегка уже осоловевший Юрка наблюдал эту сцену из дальнего конца коридора. Элине же пришлось быть ее непосредственным участником. Нельзя сказать, что ей это было неприятно. Благодаря дипломатическому таланту Ирины Витальевны все прошло гладко, и расслабившиеся после официальной части родители были препровождены в гостиную, посреди которой красовался уже накрытый стол.

Лопатинский праздничный стол был сервирован стандартными, по московским меркам холодными закусками и напитками. Яркими представителями этого стандарта являлись сельдь «под шубой», салат «Мимоза», свекольно-желтковыми цветами распустившиеся посередине стола («Оливье» не было по причине нелюбви к нему капризного сына). Рядом с салатами, под тонким белоснежным слоем жирка подрагивал холодец. Присутствовали так же различные мясные нарезки, сырная тарелка, оливки простые и фаршированные, рыба красная, рыба белая. Икра, конечно же, тоже была, только красная (не в Союзе, чай уже, не до жиру!). На кухне, по причине нехватки места на праздничном столе, в полной боевой готовности, вздувая аппетитные пузырьки на сырной корочке, в симпатичных никелированных кокотницах томился в ожидании своей очереди только что вынутый из духовки жульен.

С напитками так же все обстояло довольно просто: вино игристое (естественно), вино столовое полусладкое, красное и белое, коньяк (для мужчин), ликер «Бейлиз» (для гурманов). Водка в празднике участия не принимала, не прижился как-то национальный напиток в этой семье.

Горячее блюдо, в соответствии с правилами, предполагалось подать немного позже. В его наличии никто из присутствующих ни капли не сомневался, но что же конкретно наколдовали Ирина Витальевна с Элиной, пока оставалось их небольшим секретом. Это было даже интересно, ведь что за праздник без сюрпризов?

– Это все она приготовила, я ей лишь немного помогла! – приобняв Элину, с улыбкой произнесла Ирина Витальевна, деликатно уступая ей право на звание шеф-повара сегодняшнего праздника. Реплика, без сомнения, адресовалась родителям Элины.

– И холодец тоже она? – с ироничным сомнением спросил Федор Валентинович.

– Нет, конечно, холодец мы с Глебом заранее варили, но все остальное, действительно работа вашей дочери! Из нее должна получиться неплохая хозяйка, – продолжала увещевать Ирина Витальевна, усаживая между тем гостей за стол.