Кредитка

– Рыжий, ты чего грохочешь? Лимонаду, что ли, перебрал?

Виктор с вызовом посмотрел на ненавистного одноклассника и громко, чтобы было слышно не только этому яркому представителю отряда человекообразных приматов с баскетбольным мячом вместо головы, но и всем остальным, объявил:

– Как говаривал в свое время незабвенный Савва Крамаров: «Скучно, однако, без водки, ребята!». Но раз нет ее, родимой, придется довольствоваться тем, что имеем!

Одновременно с этими словами Витя отвернул крышку и, слегка потрясывая флакон, нацедил чуть меньше четверти лимонадного стакана вонючей розовой жидкости, которая от тряски помутнела и начала пениться.

Обалдевшая от такой неприкрытой наглости виновница торжества открыла было рот, в готовности придать звуковую форму своему негодованию, стремящемуся, во что бы то ни стало вырваться наружу, вдруг остановилась и так и осталась стоять с полуоткрытым ртом, широко открытыми глазами глядя на Витьку, который, приложив указательный палец к губам, почти шепотом проговорил:

– Тсс, тихо, Танюша, не кричи, я же не все, папе на опохмел останется!

Выдержав театральную паузу, Витя резким движением руки поднес стакан ко рту и, ни секунды не задумываясь, влил в себя все его содержимое. В комнате вмиг наступила мертвая тишина. Кто-то заботливо протянул стакан с минералкой, но Виктор театральным жестом показал, что переживания на его счет излишни. Не торопясь, он зацепил вилкой кусок селедки, закусил и, выдохнув, произнес:

– Что ж, гадость, конечно, но ничего не попишешь, традиции надо соблюдать – рождение и похороны «сухими» быть не должны! Никто не желает оскоромиться? Нет, ну хозяева-баре!

Вернув флакон на место, Виктор аккуратно прикрыл дверцу и с улыбкой повернулся к начинавшим приходить в себя гостям. Желаемый эффект, кажется, был достигнут – он стал-таки центром всеобщего внимания. И вот тут на сцену выступил общепризнанный классный шут, острослов и егоза Илья, носящий короткую, но звучную украинскую фамилию Шило.

По понятным причинам школьного прозвища Илья носить удовольствия не получил, точнее, благодаря его предусмотрительным предкам оно полностью соответствовало фамилии, хотя сам он развешивал кликухи направо и налево, получая от этого, видимо, моральное удовлетворение. Исходя из авторитетного мнения завуча школы и по совместительству преподавателя некоторых предметов в старших классах Ларисы Ивановны, именно этот портняжно-скорняжный инструмент, название которого в паспорте Ильи гордо занимало место в графе «фамилия» торчал у него из «одного места».

Со своей неизменной плутоватой ухмылкой Илья приблизился к Виктору и, панибратски хлопнув его по плечу, приобнял и объявил, обращаясь к одноклассной аудитории, привычно уже ожидавшей очередной шиловской хохмы:

– Дамы и господа! Разрешите представить вам известного на весь мир поглотителя парфюмированных напитков Витю Бурбона!

– Почему Бурбон? – ничуть не обидевшись и даже заинтересовавшись ходом мыслей Шилы, спросил Виктор.

Ожидавший, видимо, этого вопроса, Илья немедля ни секунды приступил к демонстрации фактов, подтверждающих его умозаключение.

Растолкав ребят, столпившихся у «Грюндига» и выбрав нужную кассету из рядом стоящей стопки, вставил ее в кассетоприемник, немного поколдовал с перемоткой, после чего с видом иллюзиониста, достающего кролика из цилиндра, нажал клавишу «Play». Из динамиков зазвучал знакомый всем присутствующим проникновенный голос земляка-свердловчанина Вячеслава Бутусова: «…Ален Делон, Ален Делон не пьет одеколон. Ален Делон, Ален Делон пьет двойной бурбон…»[18 - В. Бутусов 1986 г. «Взгляд с экрана».].

После недолгого переваривания полученной от Бутусова информации и сопоставления ее с Витькиным поступком, до гостей постепенно начал доходить смысл Шиловской шутки, и поначалу робкие разрозненные смешки, в соответствии с индивидуальной скоростью восприятия усилились и слились воедино. Комната наполнилась громким молодецким смехом.

– А чего ты меня Аленом Делоном не назвал? – все еще хорохорясь и тщательно скрывая свое разочарование от всеобщего веселья (смеялись-то не столько над шуткой, сколько над ним), спросил Шилу новоиспеченный Бурбон.

– Так ведь он не рыжий! – улыбаясь во весь рот под новый, еще более сильный взрыв смеха, мгновенно нашелся Илья. – Но ты не переживай, привыкнешь и народу понравится! Бурбон – это круто!

– Ну, тебе видней, провидец ты наш, – изо всех сил сохраняя спокойствие, с показным равнодушием поставил точку Виктор, надеясь, что, хотя бы последнее слово останется за ним.

Осталось. И слово последнее осталось за ним – все, отсмеявшись, вернулись к своим занятиям, и тема аленделонов-бурбонов-одеколонов никого больше не интересовала, и новая кличка осталась, приклеившись, как использованная жвачка к подошвам ботинок.

***

Сразу после вручения сыну аттестата зрелости, то есть о полном среднем образовании, уважаемый Витькин родитель объявил о переезде их семьи в стольный град Москву. Тесно и неуютно стало главе семейства Бурковых в родном городе, и где-то даже боязно заглядывать в ближайшее будущее, наступи оно здесь, в Свердловске.

В далеком тысяча девятьсот семьдесят первом году молодой выпускник факультета политологии и социологии Уральского государственного университета Василий Гаврилович Бурков был приглашен в районный комитет Комсомола, где холеный, упитанный и очень важный, с благородными залысинами комсомольский начальник равнодушно выслушал его пламенную речь про горячее желание посвятить себя журналистике, стать политическим обозревателем, работать над научными трудами, освещающими проблемы международной политики, острым, как скальпель хирурга, журналистским пером вскрывать нарывающие гнойники беспардонной лжи капиталистической пропаганды. В общем, положить свою жизнь на алтарь продвижения в массы социалистических ценностей, единственно правильных и гуманных.

Разглядывая из-под очков на пылкого юношу, распорядитель молодых комсомольских судеб лишь слегка покачивал головой и покусывал кончик остро отточенного карандаша. Когда комсомолец Бурков полностью исчерпал свой энергетический пыл и смолк щенячьими глазами уставившись на грызущее карандаш начальство в надежде на то, что понят, одобрен и будет благословлен на подвиги ратные, начальство, выдержав некоторую паузу, ответило, одобрило и благословило. Вот только благословение не обрадовало. Василий Гаврилович почувствовал себя боксером – чемпионом, вышедшим на бой с новичком и ничуть не сомневающимся в быстрой и легкой победе, и будучи неожиданно отправленным в тяжелый нокаут, задающимся одним простым вопросом, ответа на который не находилось: «Как же это…?!».

Важный номенклатурщик действительно горячо поддержал желание молодого специалиста активно участвовать в жизни страны и следовать заветам того, чье имя носит молодежная организация, представителями которой они оба являются, но не кажется ли ему, комсомольцу, без сомнений, будущему коммунисту с отличным образованием, что настоящую пользу обществу и государству он принесет, не вещая с голубых экранов и публикуя в газетах статьи про то, как злобная гидра империализма протягивает свои грязные щупальца, пытаясь осквернить светлые помыслы мирового пролетариата, но в непосредственном, плотном контакте с ним, с трудовым людом, этим самым пресловутым пролетариатом, плечом к плечу идти курсом, намеченным партией и правительством, стараясь передать людям все свои знания, полученные в университетских аудиториях, изо всех сил укрепляя в них уверенность в правильности выбранного курса?!

Ответа на этот то ли вопрос, а скорее вопросительное утверждение не находилось, да его от Василия Гавриловича никто и не ждал, все было уже решено и без него. Не далее будущего понедельника он должен будет приступить к исполнению обязанностей комсорга на Уральском Заводе Тяжелого Машиностроения – знаменитом на весь Союз «Уралмаше». Отказов и самоотводов, естественно, также не принималось. Вот такая, блин, друзья, журналистика!!!

Старые, построенные еще в тридцатые годы корпуса завода встретили Василия Гавриловича непривычным его ушам производственным грохотом. Всюду сновали рабочие в одинаковых промасленных комбинезонах. С озабоченным видом пробежал мужчина в сером мешковатом костюме и нелепо сидящей на голове белой пластиковой каске. Под мышкой он нежно, словно младенца, держал свернутый в трубу ватманский лист – видимо, очень важный, может быть, даже секретный чертеж. Пробегая мимо Василия Гавриловича, инженер, а иначе быть не могло, на мгновение остановился, обратив все-таки внимание на чужака, несмотря на архиважные мысли, в которые был погружен. Поразмыслив секунду и придя, наверное, к выводу, что задавать вопросы типа: «Кто? Куда? Зачем?» входит в компетенцию других уполномоченных лиц, а перед ним стоят иные, еще более важные задачи, инженер махнул рукой и потрусил дальше.

Постояв некоторое время на месте, дабы попривыкнуть к шуму и осмотреться, Василий Гаврилович начал осознавать, что все эти бегающие вокруг него люди в комбинезонах, костюмах и даже уборщица со шваброй и ведром не производят лишних хаотичных движений. Здесь, как в большом муравейнике, каждый член семейства точно знает, куда ему направляться и что делать. И ничего лишнего, только выполнение поставленной задачи. Задача же перед заводом, как и перед всей страной, стояла одна – выполнение, а желательно – перевыполнение текущего пятилетнего плана.

С выполнением планов у легендарного «Уралмаша» проблем никогда не возникало. Еще в далекие сороковые завод регулярно поставлял фронту танки, пушки, самоходные артиллерийские установки. Последняя САУ-100[19 - САУ-100 – советская противотанковая самоходная артиллерийская установка (ПТ-САУ) периода Второй Мировой войны, класса истребителей танков.] вышла с завода в тысяча девятьсот сорок шестом году и была установлена на почетном постаменте. В общем, Василий Гаврилович удостоился поистине огромной чести начать свою карьеру на действительно одном из самых значимых предприятий тяжелой промышленности Советского Союза, хотя это и не совсем соответствовало его амбициозным планам, но судьбу, как Родину и родителей, к сожалению, не выбирают.

Недолго пробыв в кабинете директора, где встречен был доброжелательным, но что явно бросалось в глаза, очень занятым мужчиной, который пожелал Василию Гавриловичу удачной политической карьеры, крепко пожал руку, после чего молодой политработник был быстренько препровожден в пенаты секретаря коммунистической организации завода, где между ними состоялся довольно продолжительный разговор, затронувший, наверное, все аспекты будущей деятельности комсомольского вожака.

Владимир Ильич, а именно так звали главного уралмашевского коммуниста, очень гордился тем, что является полным тезкой того, кто жил, жив и будет жить, и по-настоящему был беззаветно верен его учению. В течение полутора часов Василий Гаврилович был посвящен во все внутриполитические тайны большого заводского коллектива, узнал, с какими трудностями обязательно столкнется, и получил вполне искренний, можно сказать, отеческий совет: не расстраиваться по поводу несложившейся карьеры журналиста, а бросить все свои нерастраченные силы на выполнение поставленной ему партией и правительством задачи, и в результате можно быть абсолютно уверенным – он ни капли не пожалеет, действительно полюбит свою работу и когда-нибудь скажет ему, Владимиру Ильичу, большое спасибо!

Впоследствии, спустя много лет, обличенный уже немалой властью, Василий Гаврилович, сидя в просторном свежеотремонтированном кабинете, часто вспоминал слова своего партийного наставника, приказавшего уже к тому времени долго жить, так и не увидев воочию окончательной победы коммунизма, к которой так стремился. Справедливости ради можно было бы сказать, что он ничего не потерял, так как никто из ныне живущих, для кого к счастью, а для кого и к горю великому, победы этой тоже не дождался. Сказать-то можно, но в связи с переходом Владимира Ильича, к иной форме существования это выглядело бы как-то кощунственно, и поэтому мы этого делать не станем.

Подводя итог своим размышлениям, Василий Гаврилович всегда соглашался с тем, что наставник оказался сильно прав, возможно, даже все в судьбе товарища Буркова сложилось еще удачней, чем ему пророчилось.

В начале восьмидесятых Василий Гаврилович, давно уже будучи партийцем, занимал должность своего патрона, имея при этом и власть, и почет, и уважение заводчан, а также всякие блага, заключающиеся в неплохом доходе, трехкомнатной квартире в элитном по тем временам доме, двух машинах служебной и личной, ну и, конечно, куда ж без дачи! Жизнь, как говориться, у председателя партийной организации «Уралмаша» Василия Гавриловича Буркова удалась!

Однако годы летят незаметно, особенно когда не липнешь к дивану слабовольно, применяя на практике обломовские постулаты, но находишься в постоянном движении, а Бурков человеком был деятельным, иногда даже через край. И вот на дворе восемьдесят восьмой, устало машет потрепанной варежкой, призывая восемьдесят девятого скорее дать ему возможность уйти на заслуженный отдых.

А еще через год в стране как-то уж очень быстро все начало меняться, а кто-то наверняка скажет, что и ломаться – для кого как. Страна начинала агонизировать. Как по команде, изо всех щелей повылезали спекулянты и барыги, ушлые дельцы и откровенные бандиты. Только последние, теперь это были не просто какие-то гоп-стопники одиночки, промышляющие уличными грабежами, нет, это новообразование представляло собой пока еще небольшие, но уже очень жестокие группы молодых голодных хищников, единственной целью которых была добыча денег любым путем. В обиходе появилось неслыханное доселе иностранное слово «рэкет» (многие пока еще не понимали, какое страшное и кровавое значение оно в себе несет).

Идеология как таковая перестала быть необходимостью, да и какая, к черту идеология, когда жрать охота, а жрать нечего, да и не на что. Сами идеалы теперь коренным образом отличались от тех, почитаемых ранее и достичь которых требовалось стремиться. Ныне они, идеалы эти, окрасились в зеленоватые тона, а визитной карточкой каждого из них стали портреты шести мужичков с брезгливыми выражениями на их тонкогубых англосаксонских физиях. Никого это не смущало, наоборот, буквально каждый мечтал набить потуже этими портретами свои карманы, и притом желательно номиналом покрупнее. Вот такое интересное время застал Василий Гаврилович в своем партийном кресле. И хотя партбилет все еще находился на своем обычном месте, то есть во внутреннем кармане пиджака, а партия номинально существовала, товарищ Бурков очень хорошо понимал, что скоро, а возможно, не далее, как завтра, ему придется проститься и с партбилетом, и с этим креслом, и с некогда, всемогущей организацией, именуемой Коммунистическая Партия Советского Союза.

Глядя на то, как, казалось бы, несокрушимая система трещит по швам, Василий Гаврилович принял единственно верное при таком развитии событий решение – извлечь из сложившейся ситуации хоть какую-то для себя выгоду. Думать долго не пришлось. Оглянувшись по сторонам, пока еще в границах своего родного завода, бывший партработник быстро сообразил, как можно «половить рыбку в мутной воде». Рыбка, причем обещала ловиться, и большая, и малая, и золотая, и платиновая, а если с умом подойти, то еще и инкрустированная брильянтами.

Все дело в том, что, несмотря на все неурядицы, творящиеся в стране, завод, как ни странно, продолжал работать и выпускать продукцию, а так как госзаказов становилось все меньше и меньше, дорогостоящая техника начинала скапливаться в ожидании реализации. Предприимчивые, а если называть все своими именами, жуликоватые руководители разных подразделений предприятия находили-таки каналы сбыта, только вот вырученные за это средства текли не в государственный бюджет, а в карманы этих будущих акул российского бизнеса. Директор завода, в честности которого никто никогда не сомневался, то ли ничего не замечал, то ли, устав от общегосударственного бардака, предпочитал не вмешиваться. Да и когда ему вникать в детали? То в горисполком вызовут, то Москва срочно затребует. Но ведь для того и придуманы заместители первого лица, чтобы его замещать! А вот они-то как раз…!

Понаблюдав со стороны за происходящим на давно ставшим родным заводе и проведя нехитрые расчеты, Василий Гаврилович выявил несколько групп, работающих «налево». Посчитав наиболее перспективной группу, управлял которой один из заместителей директора, отвечающий за поставки, Василий Гаврилович решил примкнуть к ним. Решить-то он решил, но как это воплотить в жизнь? Не подойдешь же и не скажешь: «Ребята, возьмите меня в банду! Я тоже хочу Родиной торговать!».

Около недели пытливый ум Василия Гавриловича напряженно работал, изо всех сил пытаясь найти решение поставленной перед ним задачи. Коммунист Бурков никогда не пасовал перед трудностями, наоборот, чем сложнее и неразрешимее проблема, тем ярче и ощутимее чувство удовлетворения от полученного результата.

Идея, как это часто бывает, пришла внезапно. Мозг словно пронзил электрический разряд. Василий Гаврилович собирался на работу и уже готов был выйти из квартиры, как вдруг… Вот оно! Он остановился в прихожей, затем присел на кушетку, чтобы удержать в голове легкую, как рвущийся в небо воздушный шар, мысль.

Позднее, в спокойной обстановке, закрывшись в кабинете, Василий Гаврилович отшлифовал возникшую идею, и в голове сложилась нехитрая, но, по всей видимости, имеющая все шансы на воплощение в жизнь комбинация, которую он даже схематично изобразил на бумаге. «Все должно получиться!», – думал он, глядя на лежащий перед ним на столе лист с нарисованной им схемой.

Все гениальное, как известно, просто! Задумка была такова: он дожидается очередной отправки техники, благо выслеживать никого не надо – эти мироеды давно ничего уже не боялись и действовали практически в открытую. После того, как техника покинет территорию завода, он некоторое время выждет и, выбрав подходящий момент, например, конец рабочего дня, мало того – недели, вызовет к себе в кабинет кого-нибудь из группы, кто послабей нутром. Вот тогда-то он и применит все свое красноречие, умение убеждать, а тем более запугать. Как ни комично это звучит, но, Слава Богу, компартия еще в силах и управляет всеми политико-экономическими течениями в стране. Ни для кого так же не секрет, что в своей деятельности руководство партии всегда опиралось на тайное воинство рыцарей плаща и кинжала, то есть на великий и ужасный Комитет госбезопасности, всегда надежно прикрывавший спину, а при необходимости смело выходящий вперед, безропотно выполняя роль беззаветного борца с разного рода антикоммунистической скверной. Все это и еще многое другое, не менее остро затрагивающее нервные окончания, убедительнейшим образом было донесено до ушей попавшего в сети Василия Гавриловича, несчастного любителя легкой наживы. И, как выражался Леонид Броневой в образе старины Мюллера, к клиенту была применена третья степень устрашения. Клиент очень испугался, но ничего не говорил и ни в чем не сознавался. Да вот этого как раз совсем и не нужно! Зачем Василию Гавриловичу его признание? Он же не следователь. Все, чего он хотел добиться, он добился. Дело сделано, теперь остается только ждать! Сейчас, выйдя из его кабинета, этот недоделанный расхититель социалистической собственности побежит не в пивную проматывать нечестно заработанные деньги, а к своему патрону, ну а дальше…, говоря словами товарища Воланда: «Сами предложат и сами все дадут!». Авек плезир, досточтимая публика! Авек плезир!

Серым понедельничным утром, войдя в рабочий кабинет и не успев еще снять с себя пальто, Василий Гаврилович услышал короткий стук и звук открывающейся двери. Обернувшись, он ничуть не удивился, увидев в дверном проеме крючконосую физиономию зама генерального по поставкам. «Караулил наверное – значит припекло!», – довольно подумал Бурков.

– Здгавствуйте, Василий Гавгилович, газгешите зайти, – картаво прогнусавил жулик-заместитель.

– Михаил Самуилович, так еще и девяти-то нет, рабочий день не начался! Я хотел было чайку испить, – делая удивленное выражение лица и театрально вздыхая, ответил Бурков.

– Я по очень сгочному и конфиденциальному делу! – скороговоркой прокартавил Михаил Самуилович, без приглашения садясь на один из стульев за длинным столом.

– Хорошо, выкладывайте, что у вас? – принимая серьезный вид, сказал Василий Григорьевич и деловито занял свое рабочее место.

Михаил Самуилович выложил все без утайки, прибавив к своему рассказу полученные им где-то сведения, что великой державе осталось недолго. Уйдет скоро в небытие и Советский Союз, и любимая Василием Гавриловичем Коммунистической партия. Где он, товарищ Бурков, тогда окажется? По манере ведения беседы было заметно, что ушлый представитель народа детей Моисеевых ничуть не боится грозного партийного начальника, напротив, сидит с хитрой улыбочкой и чуть ли не издевается над главным коммунистом «Уралмаша». Зачем же тогда пришел? Показать ему, Василию Гавриловичу, что чихать они хотели на все его угрозы и те действия, которые он мог бы предпринять? Да нет, непохоже на Самуилыча. Этот никогда и ни с кем не конфликтует, либо делает это чужими руками, а тут сам приперся! Значит, нужен ему Бурков, но зачем?