Курсы повышения дисквалификации

Другое дело когда ты один. Можно свободно дышать полной грудью и выдыхать полным тазом.

Не нужно смотреть любимые детективные сериалы твоего соседа и просыпаться под душевную музыку, которая, по его непоколебимому убеждению, просто не может не нравится другим.

Не нужно улыбаться, кивать головой, удивленно восклицать, слушая остросюжетные несбывшиеся мечты новоявленного соседа. Жил я как то в командировке в одной комнате с пятидесятилетним коллегой, мужчиной среднего роста, грушевидной комплекции, с синдромом хронического холостита. Не то что бы он не любил женщин, скорее наоборот, с женщинами он был в таких же отношениях как и я с черной икрой – ее я не люблю, но очень хотел бы попробовать. Но как говорится «не делом, так языком». А уж если есть свободные соседские уши, то грешное дело их не порадовать. Прихожу я под вечер в комнату, уставший от всего рода человеческого, но чтобы показать, что социальное общение мне не чуждо из вежливости говорю: «Ну и ветер на улице.» – и не успев надеть наушники слышу в ответ: «Даа…» – закатив мечтательно глаза, протянет сосед – и начнет: «Ветер – это дело такое, опасное. Помню тоже ветерок был, когда лежал я на мальдивском пляже Баракае… Или Баракуе?.. Ну не суть важно. Бананы, ананасы над головой висят, рви – сколько хочешь, ни одного русского за сотни километров, только тайцы местные снуют кругом и суют что-нибудь покушать да попить. Снуют и суют, понимаешь?» – на что я покорно киваю головой и содрогаюсь от плохо скрываемого нетерпения услышать скорейшее продолжение. И он, чувствуя мое нетерпение, великодушно продолжает: «А я им на своёвском, на татарском говорю: мол, нет спасибо, друзья. А они типа не понимают, хотя тайский и татарский, как индейский и индийский, один в один. И вдруг слышу женский крик на чистом американском: «Люди добрые, спасите, утопаю.» А тайцы по-американски ни бум бум. Хорошо хоть я в те времена еще в идеале им владел, заприметил утопающую и помахал за ней, как-никак четвертый разряд по баттеркролю. Спас конечно. Знатная была мулатка, горяченная. Ох, как она благодарила меня в те дни! В каких положениях! Ну и втюрилась, разумеется, по уши. С собой звала, будем, говорит «жить в Ласанжелесе и любить друг друга на равных правах, я буду работать, а ты писать мемуары о чудесном спасении». Больно уж у них любят эти мемуары то. Но я, сосед, отказался. Свободу свою берегу!» – гордо завершит он быль небылинную.

Не найти в мире такого холостяка, который бы не кичился своей свободой и независимостью. Да что там говорить, любой окончательно не пропащий человек, всех возрастов, полов и национальностей, вся наша социально активная человеческая сестробратия считает, что живет правильно. Как нехорошо себя обманывать. Все люди порочны, живут неправильно и эгоистично (кроме нас с Вами, уважаемый читатель, «мы тА точно беспорочны»). Только вся их правильность блекнет в одиночном свете. Поэтому нравится им (тем, которые не мы) сравнивать свою правильность жития-бытия с другими неправильностями. Хвалить свое болото приятно, но сравнить его с соседским болотом, приятнее вдвойне. Так вот и ликуют кулики, в одиночку или разбившись на семьи, группы, нации, о своем превосходстве над противоположной стороной.

В этом процессе, за некоторыми исключениями, видна прямая закономерность – чем меньше человек достиг в своей жизни, тем больше у него гордости за то, как он правильно живет.

Вот, например, простой парень по имени Трудяга и по фамилии Работягин, лицо Вам небезызвестное, очень гордится тем, как он живет. Без помощи волосатой руки, благодаря природной башковитости, он смог покорить свои Васюганские высоты. Основной его козырь, главный аргумент для гордости – это его пожизненная честность. Он не обманывает слабых и ни у кого не крадет. Бывает, конечно, прихватит с работы кусок кабеля или приголубит пару ложек из столовой, но то не считается. Их он тащит в благих целях, для семьи, ведь там они нужнее. Главная отдушина для него на работе – это сидеть в курилке и оттуда презирать своих боссов, рассказывая своим однополчанам какие начальники глупые, жизни не знающие, штаны протирающие.

А один из этих начальников, Борислав Босинкевич, в это время сидит в кабинете и через окно, задумчиво смотрит на своих подопечных бездарей. «Что за люди?» – думает он – «Вот лишь бы не работать. Пол дня в раздевалке в карты играют, а потом устало идут в курилку, отдыхать, филИстеры-святомученики. Но как норовят руку пожать, как улыбаются при встрече. Уважают. Хм, еще бы. Такого талантливого управленца попробуй найди.» Ход его мыслей прерывает телефонный звонок. «Босинкевич слушает» – сурово отвечает Борислав. «А Печенкин говорит» – еще суровее отвечает ему трубка, имея на то полное основание, ибо Печенкин – это начальник Борислава Босинкевича. «Борислав Николаич, что это у тебя там с подъездной дорогой!? Подрядчик жалуется, что не укладывается в график из-за подъездной дороги. Людей видите ли у них укачивает, плохо работают после этого. Я конечно понимаю их позицию, им лишь бы сроки просрочить и отговорку найти, но что там за дела? Асфальтная дорога есть?» «Так точно.» «А асфальт где? По ямам попрятался? Вам ее в прошлом году ремонтировали!» «Понимаете, Палываныч, у нас тут аномальный наплыв кротов случился…» «Наплыв!? Да еще и аномальный!? Вам бы сказки писать, а не людьми руководить! У одних бакланы крыши клюют, у других кроты понаплыли. Ладно,» – смягчился Печенкин (вспомнил видимо, что его не забыли в прошлом году при дележе ремонтных денег) – «вы там Борислав Николаич подлатайте собственными силами, а то вдруг столичные гости надумают приехать, им в главном офисе делать нечего, сидят там, скучают, штаны протирают. Доложите мне потом по результату.»

Трубка замолчала, Борислав положил ее и нахохлился. «Подлатайте» – протянул он, обращаясь к телефону – «Умник нашелся. Я то подлатаю, а ты что сделаешь? Одни курят, другие только указывать умеют, один я в этой шараге работаю.» Телефон, то ли ощущая правоту слов или же в знак молчаливо протеста, Бориславу ничего не ответил. Высказав еще несколько нехороших слов в адрес трудового окружения, Борислав Босинкевич поднял трубку и набрал номер своего зама по хозяйственной части.

«Метелкин» – ответила трубка.

«Леонид Саныч» – «Вы на работу на чем ездите?»

«На машине.»

«А по чему вы на ней ездите?»

«Мне так удобнее, Борислав Николаевич.»

«Не прикидывайся, Леонид Саныч, ты ездишь по дороге. Как тебе наша дорога? Хотя это не дорога, а дуршлаг! Что же ты Вы за ней не следите. Я по Вашему должен за всем следить? Срочно подлатать её!»

«Так нечем латать, Борислав Николаевич.»

«Как это нечем? Лопатой, Леонид Саныч, лопатой. Берете с обочины гравий и в ямки засыпаете. А сверху цементом для полного счастья.»

Что подумал про Борислава Босинкевича Леонид Саныч так и осталось недодуманным, потому что на этом моменте размышлений, далеко увильнувших от начального хода мыслей, я подошел к двери 204 номера. В коридоре никого не было. Немного помедлив, я надавил на дверную ручку. Дверь оказалась запертой изнутри. Тогда я прислонился к ней ухом и прислушался. Внутри звук телевизора перемешивался с объемным храпом. «Мужик.» – подумал я – «Возрастной.» Только они так смотрят телевизор – включают погромче и жадно наслаждаются просмотром под аккомпанемент собственного храпа.

Представив, как он там спит сытый, с довольной ухмылкой на лице, я вскипел, и в порыве справедливого гнева стал долбиться в дверь. Не прошло и десяти минут, как мне открыл мужичок (как я и предполагал) лет около 60, в трико, в тельняшке частично скрывавшей трудовой живот, с гладкой лысиной на макушке и с седыми кудряшками по краям головы. Несмотря на грубое прерывание его телевизионного просмотра, он спросил добродушно: «Сожитель?». «Он самый.» – ответил я. «А я Петрович.» – ответил он, освобождая проход.

Петрович оказался крайне приятным соседом в плане общения. Без проявления инициативы разговора с моей стороны, единственными звуками которые я от него слышал, были периодические «гляди-ка ты» сказанные самому себе при просмотре телевизора (с открытыми глазами), постоянный храп по ночам во всем диапазоне тональностей, с непроизвольным гудением спускного клапана (периодической повторяемости) с широкой гаммой воняния на радость моего обоняния.

Несмотря на то, что я опоздал на обед, сам обед, как таковой, я не пропустил, потому что на выходных, по причине сокращенного рабочего дня для поваров, ужин в столовой представлял собой не съеденные во время обеда яства. Нельзя сказать, что осталось много всего и в широком ассортименте, но двойная порция бестселлеров общепита – макаронная каша с котлетой под изысканным французским соусом «Подлива ат гуляшье», спасли меня от голодной смерти.

На следующий день, после завтрака, начались курсы повышения квалификации. Преподаватель, лет сорока, худой, шустрый, ввел меня и еще человек 30 в курс курса. Он нам так и сказал: «Введу вас, коллеги, в курс курса, по окончании которого, все сдавшие экзамен получат удостоверение, а не сдавшие, соответственно, удостоверение не получат, и месячной премии тоже.» Знает как промотивировать студента!

Учебная тактика преподавателя была построена по принципу «я умный – вы дураки», т.е. светило науки рассказывает, а мы слушаем и не задаем глупых вопросов. По мне так даже лучше, чем обучение в виде интерактивного общения, когда профессор спрашивает, казалось бы, элементарные для него вещи и с искренней надеждой в глазах ждет ответа от студентов, которые смотрят на него и в свою очередь думают «Чего он к нам пристал? Что он от нас хочет?». А преподаватель, не дождавшись ответа и не потеряв при этом энтузиазма, скажет: «Совершенно верно, это…» и родит неслыханный доселе термин. Стыдно становится в такие минуты за соседей однокурсников. Очень стыдно.

Немаловажным аспектом учебной программы нашего лектора являлось внеклассное чтение. Один только выданный им перечень рекомендуемой литературы можно было читать пол вечера. Благо перечень обязательной литературы (которую нам заботливо выдали на руки) был куда меньше. Туда вошли семь внутренних регламентов, несколько федеральных законов, пару ГОСТов и неотъемлемые кодексы, незнание которых не освобождает от ответственности.

Как добросовестный студент, тем же вечером принялся за самоподготовку. Решил начать чтение с ГОСТов как с самых жиденьких по объему. Уверенно открыл первый ГОСТ, ожидая, что переварю эти несколько жалких листов за кружкой чая. Но как оказалось, ГОСТ это настолько увлекательный документ, что он безнадежно затягивает читателя в свои сюжетные хитросплетения. Начинается все просто. ГОСТ такой то (в моем случае про трубопроводы). За принятие проголосовали: Кыргызстандарт, Таджикстандарт и наш родной Просстандарт. Далее идут ссылки, сокращения, посвящения мамам и папам, всем помогавшим и сочувствующим и наконец, основной текст: «Трубопровод – это участок, соединенный из двух и более труб. Трубы бывают разные: бесшовные (смотри ГОСТ такой), горячезаштопанные (смотри ГОСТ сякой), круглые и квадратные (туда смотри). Трубопровод на схеме обозначается (будьте любезны прочесть 2 ГОСТа по ЕСКД). Соединяться трубопровод может при помощи фланцев (ГОСТ. Фланцы фланцевые и засранцевые) или сварки. Сварка в свою очередь бывает… В тот вечер я уснул на ответвлении о трубах горячезаштопанных, успев узнать, что они могут быть низкоуглеродистыми (ГОСТ. Трубы горячезаштопаные низкоуглеродистые) и еще какими то (ГОСТ. Трубы какие то).

На следующий день бывалые студенты успокоили нас, первоходов со словами: «Не надо ссать, можно списать!». И что заучить нужно только название основных регламентов. Более того, студенты, которые шибко умные и начитанные, как правило, не сдают, так как пытаются превзойти своего учителя, чего он потерпеть не может. И не сдают до тех пор, пока не признают, что они не сильны в этом вопросе. После чего профессор взглянет на них с наигранным укором, со словами: «Мда, господин Фамилкин, слабовато! Стыдно должно быть, при Вашей-то должности.» и поставит «удовл» покрасневшему начальнику среднего звена Фамилкину.

Учиться после этого стало приятнее. Даже зауважал преподавателя. Есть все-таки хорошие учителя в системе повышения квалификации. Не то что их коллеги в ВУЗах. Тем знания подавай. Не всем конечно. Некоторые предпочитают наличные. Отдельно стоят преподаватели сочувствующие – самые вредные для образовательной системы страны. Никогда не имел у них успеха. Зато люди слабые, больные, замкнутые, у них на хорошем счету. Такой вот сомнительный гуманизм с элементами предвзятости. Был у меня один знакомый по имени Саша, одногруппник в институте. Нормальный парень, но к сожалению слабоумный. И не в том смысле, что он был не сильно умным (нас таких в группе хватало), он был действительно слабоумным, в полном соответствии с МКБ. Не в том его вина и над этим нельзя смеяться.

Тем не менее, если не принимать во внимание проблемы артикуляции и непроизвольные подергивания конечностей, на первый взгляд он мог показаться обычным парнем. Он умел читать, писать и любил общаться с нами на неизменные темы: о девушке Свете, о том как он еще со школы хочет подарить ей розу и о первой части сериала «Доронины», о том как она ему не понравилась, отчего он не стал смотреть весь сериал. На другие темы Саня говорил редко и неохотно.

Инициативный консилиум одногруппников (куда входил и я), посоветовавшись с профессором широкой направленности Яхуевым Яндексом Гугловичем, решил, что Александр болен неосложненной формой олигофрении, также именуемый в науке как дебильность.

Воспитанием Санька всецело занималась бабушка – женщина скандального характера, на старости лет размякшая умом и решившая сделать из внука достойного человека. Благодаря бабушкиному напору, сломившему сомнения врачей, и из-за сочувствия учителей, Санек беспрепятственно окончил девятый класс твердым троечником. Демографическая яма 90-х и потребность Родины в рабочих кадрах, открыли перед Саньком врата профессионально-технического училища, через год реорганизованного в индустриальный колледж, который заканчивали все, кто прилежно посещал занятия. А уж это Александр делал не хуже отличников учебы.

После окончания колледжа, бабуля постановила – внуку инженером быть! Нечего спину гнуть на рабочих должностях. Посему, тем же летом, были поданы документы в институт, на заочное отделение третьего курса, для выпускников колледжей. Каким образом Санек прошел вступительные экзамены, для нас так и осталось тайной. (А как я их прошел?! Сам не пойму.) Быть может, приемная комиссия даже не проверяла наши листы с ответами, полагая, что люди окончившие колледж должны иметь некоторые знания, а возможно из-за необходимости заполнения всех бюджетных мест, при конкурсе пол претендента на одно место. Так или иначе, доучился таки Санек до последнего курса института, пока бабушкина мечта о высшем образовании внука не разбилась о глухую стену одного преподавателя, бывшего офицера-подводника, чувство жалости которого, давным-давно потонуло в холодных глубинах Северного моря. Он сразу понял, что к чему. Стойкий был человек, настоящий офицер. На все неподдельные студенческие слезы, с бабушкиными в придачу, он ответил коротко, но предельно ясно: «Я скорее сдохну, чем поставлю зачет». И не поставил, и спас таки честь института. Не останови он его, так может и закончил бы Санек институт, подошел дальше, и сидел бы сейчас где-нибудь в РАНе и продвигал бы отечественную науку.

По вечерам в ЖВК было скучно. На первом этаже общаги находился небольшой тренажерный зал, состоящий из одной штанги, нескольких наборов гантелей и новенького тренажера для рук и ног. Скучающий студенты, обреченные влачить свое трезвенное существование за колючей проволокой, которые в стандартных условиях обитания традиционно выпивают по вечерам полторашечку, другую пивка или чего покрепче, решают уйти в недельный спортивный запой. И уходят. Правда не на неделю. Какой-нибудь Петя Кащеев или, например, Вася Дрищук найдет в интернете уникальную авторскую программу «как стать качком за неделю» и пойдет рвать железо. Работая на результат, невзирая на усталость, Вася сделает сразу все упражнения. Результат будет заметен сразу. Когда Вася входил в зал – взгляд его был робким, настороженным, плечи ссутуленны, а руки как тряпочки болтались по бокам, но из зала он выходит уже другим человеком, излучая мощь и силу, в широкую развалку, отведя руки в сторону и немного назад, а голову при этом наклонив вперед, бросая снисходительные взгляды на входящих в зал новоявленных атлетов. Ведь это уже не просто Вася Дрищук, а машина для убийства Василий Дрищенегер. Смыв пот с лица, Вася пойдет в курилку и полностью закроет белково-улеводное окно парой спортивных сигарет. На дрожащих ногах, но все еще со взглядом победителя он дойдет до кровати и ляжет спать. Расплата за мгновения триумфа придет на следующий день и подававший надежды бодибилдер Василий покинет большой спорт по причине полной недееспособности.

Что обо мне, то я тоже серьезно болен спортом. Хронический синдром подснежника, если говорить профессиональным языком. Так вот, во времена своих спортивных порывов, одолевающих меня каждую весну, я поступаю хитрее, обездвиживаю себя не полностью, а по частям. Моя метода позволяет заниматься не один день в году, а целых пять. Начинаю я сверху, дабы не терять способности к передвижению. Понедельник – бицепс, вторник – грудь, среда – спина, четверг – пресс, пятница – ноги, суббота, воскресенье – лежу пластом в позе отдыхающей амебы. Порыв стихает. Наступает ремиссия. Синдром подснежника из острой формы переходит в хроническую форму до следующей весны.

Но здесь, на краю цивилизации, отсутствие привычных человеческих радостей, второй раз за год спровоцировало обострение. Поэтому я, под мотивирующий храп Петровича, направился в спортзал.

Там, помимо меня и еще нескольких свежеиспеченных культуристов, занимался, непонятно откуда взявшийся качок. Не однодневный, а настоящий. Руки баобабы, груди как у бабы. Его шесть кубиков на животе разрослись до того, что превратились в одну большую цельную мышцу, идущую от грудины до бедер, как у беременного носорога. Несомненно, это был пауэрлифтер. Именно ярко выраженное развитие брюшной мышцы, защищенной от перегрузок жировой прослойкой, отличает пауэрлифтера от культуриста-бодибилдера. Психология у них одна – жать и жрать, но конечные цели разные. Одному подавай силу, а другому мышцы. Как правило, те качки, которых природа не наградила телесной пропорциональностью, озлобляются на весь мир и становятся силовиками, презирающими бутафорные пропорции билдеров, за то, что они и «двух соток» выжать не могут. Вообще присутствие лифтера в зале легко определить на слух. Они, когда делают подход (т.е. упражнение), независимо будь то взятие мирового рекорда или работа с разминочным весом, орут так, что занимающиеся в зале люди, думают что кого то придавило штангой, либо каким то образом оторвало ногу или как минимум руку. Так лифтеры дают всем понять, сколько усердия, боли и страданий вложено в их действие. А случись так, что какая-нибудь девушка-красавица, на свою беду, облюбует для занятий местечко рядом с таким вот Херкулесом, то релаксирующие в секции йоги за стеной, акушерки с двадцатилетним стажем, содрогаются от услышанного, и слезы сами текут по их лицам, так как в этом крике, к ноте усердия, добавляется еще природный рёв одинокого самца зазывающего вожделенную самку. Обязательным финальным атрибутом при выполнении упражнения для пауэрлифтера является необходимость долбануть снаряд об пол с максимальным грохотом.

Бодибилдер, в свою очередь, ведет себя тихо. Его не сильно заботят присутствующие в зале красавицы и уж тем более не беспокоят мысли о могучей силе пауэрлифтеров. Все потому что весь его мускулистый мозг занят мыслями о нём самом – будущем Мистере Олимпии. Практически после каждого упражнения он встает перед зеркалом в атлетическую позу и смотрит, а вдруг там что подросло. Как правило, объемы остаются прежними, но все равно – это зрелище его завораживает. Так делают все матерые бодибилдеры. Культуристы менее опытные и застенчивые, делают это скрытно, подходят к зеркалу вроде как челку поправить или прыщик посмотреть, а сами потихоньку ручку напрягут и любуются. В искусстве зеркалосмотрения бодибилдер даст фору любой вертлявой кокетке.

По-видимому, я все-таки больше бодибилдер в душе, нежели пауэрлифтер, потому что перед тем как в тот вечер лечь спать, вместо одной минуты, которую я обычно трачу на чистку зубов, я потратил двадцать, пытаясь засвидетельствовать в зеркале страусиный рост перепелиных яиц бицепса. Но какую бы позу я не принимал, как бы не сгибал и не выкручивал руки, как это делают профессионалы, раздувая щеки и выпучив глаза, чуда не произошло. Перепелиный бицепс никак не хотел расти при свидетелях. Утешив себя, что лучше иметь перепела в рукаве, чем страуса в небе, пошел спать.

Следующим утром чувствовал себя неплохо. То ли мои бицепсы сделались выносливыми, то ли я слишком халтурил на вчерашней тренировке, но руки почти не болели. Подумав о причине такого состояния, я в итоге склонился к варианту о выносливости, хотя моя бесстыдная совесть упорно настаивала на халтуре.

Учебный процесс двигался своим чередом. Спящих с утра было немного. Народ по большей части бдел. Кто-то смотрел в окно на падающие снежинки, задумчиво ковыряя в носу, кто-то читал новости в телефоне о том, как же хорошо жить у нас и как плохо у них, о новых военных союзниках с луками и бумерангами, которые в случае чего не дадут нас в обиду. Некоторые, кому совсем нечем было себя занять, слушали преподавателя.

После обеда дремота и лень одолевала всех поголовно. Только один парень по имени Максим – манекен сердечно-легочной реанимации, с открытым от удивления ртом, внимательно слушал преподавателя. В тот день, я, как и многие, вёл борьбу со сном, но в итоге капитулировал и погрузился в сладостный сон. Там мне явилась предстоящая тренировка грудных зачатков. Все тот же спортзал, тот же тренажер, но окружение было другое – приятное. Не было среди них ни одного пыхтящего мужика. Да и признаться честно, мужиков вообще там не было, кроме меня, конечно же, в облике изрядно подкаченного красавца-бодибилдера. А каким же мне еще быть в собственном сне, тем более в окружении таких девушек: красивых, стройных, с хорошо прорисованными задними мышцами. Эх! Не зря в названии этих мышц слышны ягоды! Не зря. Знал русский мужик как их правильно назвать.

Я не уверен, испытывал ли я в реальной жизни такое чувство как приятное раздражение, или нет. Но именно это чувство охватило меня во сне. Я был крайне раздражен тем, что девушки отвлекают меня от тренировки просьбами о подстраховке на приседе. Но в то же самое время, мне было приятно. Я понимал их потребность в мужском плече. Жаль, что хорошие сны так скоротечны и легко искажаемы, ведь только я хотел подстраховать целевые мышцы первой в очереди счастливицы своими крепкими руками, как вдруг эта фитнес-красавица превратилась во вчерашнего потного лифтера с головой преподавателя, который стал мне объяснять, что поддерживать нужно не попосферы, а сам гриф. Раздосадованный, я проснулся и злобно посмотрел на профессора. Тот как ни в чем не бывало читал лекцию, не подозревая о своих потусторонних проявлениях.

В 5 вечера, по окончании учебы, все ломились на ужин в столовую, которая находилась здесь же, в административном здании. Мне, как человеку привыкшему ужинать в районе полуночи и засыпать с приятным ощущением сытости, приходилось забирать еду с собой, чтобы не шокировать пищеварительную систему. В первый день я не подумал об этом и пожалел. Желудок, как покинутый хозяином пес, жалобно скулил всю ночь, навлекая меня на размышления о людях пропагандирующих не есть после шести. Кто же эти люди на самом деле – героические безумцы или бессовестные лгуны? Вопрос остался открытым.

В спортзале в этот вечер, кроме меня и профессионального качка, никого не было. Вчерашние дилетанты дружно повыпадали в осадок. Профи, на момент моего прихода, уже заканчивал тренировку. Он покрутился возле тренажера, почесал затылок, подозрительно взглянул на меня и после вышел из зала. Как я подслушал в кулуарах на учебном перерыве, этот качок был работником местного департамента канализационных технологий в должности слесаря-сантехника и по совместительству исполнял обязанности возлюбленного коменданта ЖВК, знойной рыжей мадам, не уступающей ему в габаритах.

«Вали, вали» -подумал я ему вслед – «уступи снаряд достойным». Хорошенько размявшись, я подошел к тренажеру, выставил плановый вес, уселся на сиденье, собрался с духом и представив, что все красавицы из сегодняшнего сна смотрят на меня, отжал от себя рукоятки снаряда. Это было сделано с такой легкостью, что я сам удивился той мотивирующей силе, которая двигала меня. Я закрыл глаза и почувствовал, как мои груди, налившись трехлитровыми банками мышц, снова и снова выжимали тяжелый снаряд, а девушки стояли и смотрели на этот процесс с открытыми от восхищения ртами. Примерно на десятом жиме сомнение закралось в мой мозг. Не то что бы я перестал верить в себя, вовсе нет, но как это часто бывает, моя скептически настроенная часть подсознания начала тихонько свербить внутри, как-бы намекая, что если что-то идет чересчур хорошо, то значит ищи подвох. Поэтому я остановился, открыл глаза, и вернувшись к реальности заметил, что стальной трос тренажера, покрытый слоем черной пластмассы и уходящий через ролик на сборку с грузами, был безнадежно порван от воздействия некой грубой силы.

Кто и как это сделал, так и осталось невыясненным. Вахтеры, по всей видимости, грешили на меня, следуя женской логики «кто последний тот и папа». Я конечно же думал в ином направлении, но мыслей вслух не высказывал, опасаясь за свое физическое здоровье. Так или иначе, как человек ответственный, пошел и сообщил о выявленной ситуации дежурному вахтеру – девушке средних лет и средней привлекательности. Она посмотрела на меня с немым вопросом в глазах – «Как так? Вроде солидный человек…», сходила в спортзал, оглядела поломку и, основываясь на своих гуманитарных познаниях, сделала заявку в техническую поддержку объекта «оборвался кабель на тренажере».

На следующее утро, начальник хозяйственной службы пробежал взглядом по заявке, и увидев в ней ключевое слово «кабель», сразу сообразил, что без энергетика не обойтись (не того бодрящего из банки, а должностного лица). Потому уверенно переправил заявку коллеге – главному энергетику филиала Краснобыкову Андрейналину Рашидовичу, расписав проблему более понятным техническим языком: «Андрюха, отправь пжл своих в ЖВК, там кобелину порвали, по твоей части». Андрюха прочитал просьбу, помянул хозяйственного коллегу добрым словом, но все же отправил в ЖВК дежурного электрика – оценить проблему профессиональным глазом или даже двумя.

Дежурный электрик – племянник Андрейналина Рашидовича, надо сказать, был неглупым парнем. Иначе кто бы его глупого взял, в столь серьезную контору. Он виртуозно владел отверткой-индикатором и умел определять обрыв кабеля пользуясь обычным мультиметром.

Этими навыками он и воспользовался по приходу в спортзал ЖВК. Деловито обошел тренажер, нашел оборванные концы троса, осторожно потрогал каждый кончиком индикаторной отвертки, довольно фыркнул и с ученым видом сообщил присутствующей вместе с ним комменде вердикт технической экспертизы: «Да, факт обрыва налицо. Надо менять. Правда таких проводов у нас нет, но не переживайте, Андрейналин Рашидыч это дело так не оставит.»

И в правду, главный энергетик дело так не оставил. Заслушав рапорт из первых уст, выяснив, что кабель был «ну почти с мизинец» племянника в диаметре, он незамедлительно принял верное решение – учесть потребность в кабеле при формировании плана поставки материалов. О чем тут же отдал устное приказание инжене-энергетику первой категории Краснобыковой, ответственной за формирование плана: «Маринк, метров сто шестнадцатого многожильного в поставку добавь». Маринка приказание поняла, но уточнила на всякий случай материал провода, используя энергетический лексикон: «Медяху?». «Ну а ты как думаешь?!» – последовал строгий ответ начальника, который в это время уже строчил ответное письмо коллеге из хозяйственной службы, добавив в копию коменданта ЖВК: «Работа по замене неисправного кабеля временно приостановлена по причине отсутствия материалов удовлетворяющим требованиям ПУЭ и пожарной безопасности. Потребность в материалах необходимых для ремонта учтена в перспективном плане поставок.»

Что тут можно добавить? Сам Дейл Карнеги не смог бы лучше написать (разве только добавил бы смайлик для убедительности, так как улыбка ничего не стоит, но много дает). Достойный ответ грамотного начальника, устроивший коменданта и уж тем более начхоза (на кабель тот начхоз начхал). Ответ, не увиливающий от проблемы, а принимающий ее в лицо и дающий надежду на ее разрешение. Есть у этого человека депутатская жила, ибо знает он как помочь нуждающимся.

Главное, что начало работы положено, ведь начало, как известно – это уже пол дела. А уж если звезды на небе сойдутся, вендоры найдутся и снабженцы не обос… ммм, не потеряют его где-нибудь, то провод придет, вот только ставить его будет некуда, так как тренажер уже спишут на металлолом, как неподлежащий ремонту, а взамен закажут новый.