Лучшее предложение

Лучшее предложение
Денис Голубь

Летом 2013 года в Москве происходят несколько событий, одно за другим складывающихся в запутанную историю. При загадочных обстоятельствах с юбилейной выставки аукционного дома Кристис похищены ценные экспонаты.В это же время на другом конце города Виктор на приёме у психотерапевта рассказывает историю несчастливой семейной жизни с Марьяной, искусствоведом по профессии, чье поведение в корне изменилось после медового месяца и раскрытия в себе таланта актрисы.Как связаны эти события? Что произошло с Марьяной после получения ею главной роли в пьесе неизвестного автора? Кто похитил ценные экспонаты и какую зловещую цель при этом преследовал?По мере нарастания психологической напряженности читатель начинает ощущать, что за многими казусами кроется влияние потусторонних сил. И оказывается, что любовная драма – это лишь отражение более глобальных апокалиптических процессов…

Денис Голубь

Лучшее предложение

Пролог

Ясным летним утром 24 июня 2013 года, когда свежесть ещё не успела развеяться под нарастающим гнетом дневного светила, прохожие, спешащие в будничном ритме по Старой Басманной, наблюдали необычное оживление у недавно отреставрированного особняка Муравьева-Апостола. Полгода назад, освободившись от строительных лесов, уже в новом статусе музея, особняк влился помолодевшим фасадом в привычный городской пейзаж; впрочем, все последние месяцы пребывал как бы в сонном оцепенении, изредка разбавляемом визитами небольших экскурсионных групп, желающих осмотреть его скромную антикварную экспозицию и интерьеры, воссозданные в лучших традициях научной реставрации.

Но сейчас здесь царила совсем иная, торжественная атмосфера. Первый раз в этих стенах должно было состояться столь значительное мероприятие в культурной жизни столицы, сопоставимое разве только с выставкой прерафаэлитов, проходившей в эти дни в Пушкинском музее. Улица на подступах к особняку была заставлена машинами, на центральном фасаде между колоннами портика висели две красные вертикальные растяжки с эмблемой аукционного дома Christie’s, а у парадного входа, украшенного пышными цветочными вазонами и залитого светом прожекторов, собралась пестрая публика. Среди собравшихся было немало ценителей искусства, известных личностей, именитых художников и журналистов. Все с нетерпением ожидали начала мероприятия. Наконец ровно в одиннадцать часов где-то в глубине дома заиграл струнный квартет, и два швейцара распахнули створы парадной двери.

Сегодня в Доме-музее Муравьева-Апостола аукционный дом Christie's по случаю пятнадцатилетия своей деятельности в России проводил торжественную предаукционную выставку. В Москву прибыли ценнейшие полотна из частных коллекций Англии, Швейцарии, Германии. В каталоге выделялись такие наименования, как «Пионы» Анри Матисса, «Променад на закате» Айвазовского, «Иллюзия равновесия» Дали. Одним из фаворитов был рембрандтовский «Поясной портрет военного в горжете и шляпе». По случаю юбилейной даты живопись решено было дополнить изысканными предметами старинного обихода и ювелирными изделиями.

На правах хозяина дома почетных гостей встречал сам Кристофер Муравьев-Апостол, потомок семьи декабристов, ныне швейцарский финансист и меценат. Именно на его средства проводилась реставрация усадьбы, бывшей некогда родовым гнездом Муравьевых-Апостолов.

– Здраф-ствуйте, здраф-ствуйте, – приветствовал он гостей сильным акцентом, демонстрируя все же некоторые навыки в русском языке. – Проходите, по-жа-луй-ста!

Рядом стоял директор дома-музея, Иван Андреевич Ларин, и тоже салютовал приходящим. Идейный вдохновитель и отличный организатор, он сыграл важную роль в деле реставрации здания и открытия его для публики. Ещё в начале двухтысячных случай свел его с Кристофером в Париже на приеме у одного общего знакомого, истого ценителя искусства и известного коллекционера. Ларин, историк по образованию, в силу своего увлечения архитектурой знал о плачевном состоянии усадьбы Муравьевых-Апостолов, которая уцелела в пожаре 1812 года, но не смогла выдержать упадка девяностых и к тому моменту была на грани разрушения. Об этой проблеме он и поведал благородному потомку дворянского рода, который даже никогда не был в России и в первый раз слышал о фамильном имении. А через несколько дней Ларину позвонили и сообщили, что его история глубоко тронула Кристофера и он интересуется: есть ли ещё шанс что-либо предпринять, чтобы спасти дом от неминуемой гибели… И кто бы мог подумать, что по прошествии десяти лет они в окружении журналистов будут вместе встречать гостей у парадной лестницы и станут свидетелями того, как загорается жизнь нового культурного центра?

Ближе к двенадцати, когда суета у входа существенно улеглась, к особняку подошел один прелюбопытный субъект. Пройдя внутрь, он поднялся по парадной лестнице и размеренным шагом направился в анфиладу залов, где размещалась центральная экспозиция выставки. В руках у него был дипломат коричневой кожи. К произведениям искусства посетитель не проявлял особого внимания и смотрелся на фоне других, мягко говоря, необычно. Рост ниже среднего, коренаст. Льняной пиджак сидел чуть кургузо, и это, в совокупности с рыжей шевелюрой и шаркающей походкой, добавляло его внешности толику театральной искусственности или даже комичности, точно он только что сошел со сцены и все ещё пребывал в образе.

Пройдя несколько залов, он попал в комнату, полностью отведенную под рембрандтовского «Военного», – небольшую, почти кабинетного формата картину в широкой ореховой раме. Здесь ощущалась совсем иная атмосфера: мастерски выписанный образ мужчины, выражение его лица и сам взгляд завораживали, словно переносили в давно минувшую эпоху. Рядом с картиной обособленным кружком держались торжественного вида господа. Среди них были Кристофер Муравьев-Апостол и Ларин, увлеченно беседовавшие с гостями. Чуть в стороне выделялся импозантный мужчина лет сорока пяти в светлом летнем костюме, шелковой рубашке и бабочке с голубым отливом. Он стоял перед камерой на фоне картины и давал интервью. Уверенная манера держать себя и поставленная речь обличали в нем человека публичного. Его моложавое лицо с опрятной черной бородкой светилось интеллигентностью и эрудированностью – лицо дельца, который отнюдь не лишен чувства прекрасного. Влажные карие глаза глядели поверх очков в золотой оправе то с утонченной снисходительностью, то с горделивым высокомерием. Его-то, по всей видимости, и искал наш загадочный посетитель. Он подошел ближе.

– Конечно, для нас большая гордость выставлять картину такого уровня, – рассказывал господин. – Рембрандт написал её в 1626 году, когда ему было всего двадцать с небольшим, и здесь явно чувствуется влияние Караваджо. Работа имеет престижный провенанс, а её безупречная сохранность – большая редкость: и доска, и красочный слой в идеальном виде, что, безусловно, повлияет на исход торгов.

– А каков её эстимейт[1 - Эстимейт – предварительная стоимость какого-нибудь товара, например картины на аукционе (Прим. автора)]? – поинтересовалась журналистка.

– От восьми до двенадцати миллионов фунтов. Хотя для Рембрандта это весьма умеренная оценка. Имея честь возглавлять российское подразделение Кристис, замечу, что несколько лет назад мои коллеги в Лондоне продали работу этого художника за рекордную сумму – тридцать миллионов фунтов.

– Валерий Александрович, если не секрет, с чем связано настроение владельца её продать?

– Сейчас наш клиент распродает голландцев. Это своего рода изменение инвестиционной стратегии. Но следует отдать ему должное, ведь он человек высоких устремлений и большой эрудиции в искусстве. За всё время владения картиной он не раз отпускал её на многочисленные показы и выставки, поддерживая тем самым искусствоведение.

– Какие полотна вы ещё можете отметить в качестве фаворитов сегодняшнего показа?

– Каждое произведение – шедевр и по-своему уникально, но я всё же выделил бы «Пионы» Матисса и «Отдых» Пикассо. На работы этих признанных мастеров двадцатого века традиционно высокий спрос. Также отметил бы «Абстрактное полотно» Рихтера, который является ярким представителем послевоенной и современной живописи. Здесь не исключаю даже новых сюрпризов от предстоящих торгов, поскольку творчество художника в последнее десятилетие неуклонно возрастает в цене и весьма востребовано у арт-дилеров и коллекционеров.

Валерий Александрович ответил ещё на несколько вопросов и дал понять, что интервью закончено. Улучив момент, рыжеволосый тип наконец обратился к нему.

– Извините… господин Мезинский? – сказал он с легким акцентом, выдававшим в нем иностранца.

– Чем могу быть полезен? – Валерий Александрович смерил собеседника критическим взглядом.

– Меня зовут Адриан, – произнес тот. – Адриан Крифо. Меня пригласили как реставратора для решения некоего важного вопроса.

– А! Синьор Крифо? – оживился аукционист, поправляя очки. – Извините, просто представлял вас немного по-другому.

– Господа, – обратился он к остальным, – я присоединюсь к вам чуть позже. По программе до обеда у нас ещё намечена презентация уникальной коллекции ювелирных предметов, которые сегодня наряду с полотнами украшают эти залы, – он сделал легкий кивок в сторону своей молодой ассистентки, – о них моя очаровательная коллега Марьяна расскажет много интересного.

Затем повернулся к Ларину.

– Иван Андреевич, мы с синьором заглянем к вам ненадолго.

Тот посмотрел на Кристофера, который оживленно обсуждал проблемы современной живописи с Никасом Сафроновым, и кивнул.

Валерий Александрович жестом поманил специалиста за собой. Они вышли в коридор, параллельный основной анфиладе залов, и окунулись в сиреневую атмосферу мягкого флуоресцентного света. Здесь висели полотна преимущественно русских живописцев. Остановившись у одной из боковых дверей, Мезинский ключом открыл её, и они попали в просторный кабинет. Обычную канцелярскую обстановку разбавляли старомодная настольная лампа под зеленым абажуром и диван в духе барокко с закругленными резными ножками, прижимавшийся к противоположной от письменного стола стене. У забитого различным музейным хламом стеллажа стояло несколько увесистых деревянных ящиков, обклеенных транспортной маркировкой.

– Директор музея любезно предоставил нам на время свой кабинет. Мы сейчас активно развиваем приватные продажи, поэтому приходится много общаться с клиентами, иногда это уместнее вне экспозиционного пространства. Присаживайтесь, пожалуйста.

Специалист устроился на барочном диване, примостив кожаный дипломат у ног.

– О вас весьма лестные отзывы от наших общих друзей, – продолжил Мезинский, прохаживаясь по кабинету. – Ведь вы возглавляли интернациональный коллектив реставраторов при подготовке к выставке «Bronzi del mondo ellenistico»? Если мне не изменяет память, она проходила несколько лет назад в Палаццо Строци во Флоренции.

– О да, вы правы! Все эти античные скульптуры, амфоры, кубки. С ними пришлось тогда изрядно повозиться, ведь каждое произведение искусства – это всегда уникальный случай.

– Вот именно! – согласился Валерий Александрович. – Поэтому мы и пригласили вас, как опытного эксперта, для консультации в нашем весьма деликатном вопросе.

Он достал из ящика сильно окислившуюся, почти полностью затянутую зеленоватым налетом патины бронзовую чашу. Её изножье оплетала змея, а на внешних стенках, инкрустированных драгоценными камнями, там, где окисление не так сильно изъело поверхность металла, просматривался растительный орнамент.

– Вот полюбуйтесь, в каком состоянии у нас грааль Рудольфа Второго, – вздохнул Валерий Александрович, подсаживаясь на диван к реставратору, – этот уникальный образец раннего Ренессанса с изумрудными и рубиновыми вставками, с внутренней позолоченной полостью, по тонкости работы сравнимый, пожалуй, лишь с ценнейшими потирами Кремлевской Оружейной палаты. – Он словно читал заученное наизусть каталожное описание. – Именно из этой чаши эксцентричный император, как утверждают биографы, дегустировал бесчисленные композиции эликсира молодости, который готовили для него придворные алхимики…

– О, знаменитый грааль Соломона Богемии! – иронично подыграл реставратор и ухмыльнулся: – Но разве все эти годы он хранился на чердаке?

– Я вижу, вам тоже режет глаз ужасная зелень, – Валерий Александрович с любопытством посмотрел на реставратора. Фамильярность именитого специалиста его несколько удивила. – Это ведь даже не похоже на благородную печать старины!

– Странно, что перед выставкой кубок не проходил художественную реставрацию.

– Да в том-то и дело, что два дня назад чаша вместе с другими экспонатами пришла к нам из Австрии в совершенно идеальном виде, без единого следа патины. И вот нате вам! – вчера утром находим её в этом ужасном состоянии! Всего за одну ночь непонятно откуда возник чертов зеленый налет! Наваждение какое-то!

– Позвольте, я посмотрю поближе.

Насупившись, реставратор взял чашу и стал вглядываться в неё с разных сторон и под разными углами. Затем извлек из кармана пиджака старую лупу с треснутым стеклом, прищурился и повторил наблюдение. Закончив осмотр, спрятал лупу в карман и с видом человека, только что разгадавшего хитроумный ребус, проговорил:

– Да, похоже, с вами кто-то сыграл злую шутку…

– То есть вы хотите сказать, что кто-то намеренно подвергнул экспонат такой странной метаморфозе?

– Абсолютно верно!

– Я тоже придерживаюсь этой версии. Однако здесь возникает больше вопросов, чем ответов. Ведь вы, как специалист, конечно же знаете, что процесс окисления бронзы никогда не бывает столь стремительным, даже при искусственном патинировании. Кроме того, в нашем хранилище ведется видеонаблюдение, и ничего подозрительного прошлой ночью зафиксировано не было. Да и по виду – самая натуральная ржавчина, глубоко затронувшая поверхность металла.

– Думаю, можно попробовать это исправить.

– Звучит обнадеживающе, – недоверчиво покосился аукционист. – Но у нас не так много времени. А время – деньги, как вам известно. Для начала необходима просто консультация. Вся деликатность вопроса в том, – он понизил голос, перейдя на доверительную интонацию, – что мы ещё ничего не сообщали нашему клиенту об этом недоразумении и, по правде сказать, не хотелось бы его волновать раньше времени. Ваша консультация помогла бы нам принять решение: сообщать владельцу об инциденте, неся при этом определенные репутационные издержки, или – без лишнего шума устранить своими силами. За последнее я готов хорошо заплатить.

– Va bene![2 - Хорошо (итал.)]