Прогулка по садам Хорса

В обойме ты, назад уже не возвратиться.

Когда мы Мирозданье с любопытством познаём,
Поверь: внутри себя мы обязательно растём.
Вот где страданию закроются ворота,
Дела иметь с бесчувственным к нему,
Страданью вроде не с руки да неохота.

На этот раз весельчаки – религиозные деятели, не опрокинули телегу от взрыва хохота, а молча выслушали и молча же проглотили. Один лишь поп не удержался и передразнил землепашца уже своим стишком:

Греховоднику ослу – Анафему! Анафему!

Крестьянин лишь усмехнулся и далее замолчал. Тем делом, петлявшая дорожка уткнулась в перекрестье. Что за чудеса? По одному из притоков тропы двигалась молодая бабёнка с коромыслом через плечо. Подойдя ближе, выяснилось, что это была соседка крестьянина – Сдобушка, она же бабец хоть куды. К своим неполным двадцати годам, Сдобушка вымахала в такую дурнину, что легко и просто разоряла гнёзда шершней голыми руками, перешибала ладонью пополам бревна с одного удара, с рогатиной ходила на медведя, а ноги брила топором – одним словом являлась грозой всех деревенских мужиков. Вот и сейчас предстала Сдобушка с коромыслом, на котором болтались отнюдь не обычные вёдра, а сорокалитровые алюминиевые фляги, причём само коромысло, подобно пушинке, тащила девица всего на одном плече. Угадали ведь двадцать лет тому назад родители с именем. Недаром говорится, как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Сдобная получилась Сдобушка, чего греха таить. Буквально на лбу у Сдобушки было прописано, что она Сдобушка. Кровь с молоком – ещё мягко сказано. Клубника в сметане тоже чересчур ванильно. Сталь поджаристая больше всего подойдёт, но и это определение до конца не раскроет весь термоядерный потенциал девицы. Так вот, увидав подобное зрелище, Сдобушка застопорилась как вкопанная.

– Тпру-у-у! – раввином была дана команда остановить телегу.

С минуту Сдобушка соображала чего-то, а затем выдала следующее:

– Эй, соседушка, ты куда это библейский проект тащишь?

– Ещё одна! – недобро блеснул огонёк в глазах ребе.

– В юбилейный раз повторяю вам: не туда мы путь держим, – с испугом косясь на Сдобушку, пробормотал мулла. – Похоже, что заплутав, мы попали-таки в те самые коварные земли, где проживают Гоги и Магоги, среди которых нет ни единого верующего. Святой Зулькарнайн отделил народы Яджудж и Маджудж от всего остального человечества непреступной стеной – милостью Аллаха. С тех пор эти насылающие порчу племена перегарычей и опохмелычей не могут вырваться наружу, а другие люди не могут проникнуть к ним. Правят этими племенами не мурзы и баи, как положено, а некие Аль-Мариду – джинны-гиганты с огромными телами. И вот судя по всему, шайтан запутал наши дороги так, что мы оказались аккурат на проклятых землях… Неужели пришли те времена, когда стена пала? Вах! Вах! Вах! Чует моё сердце: секир башка нам тут делать будут…

– Куда-куда… Навстречу радуге-дуге! – отшутился меж тем землепашец, отвечая своей соседке.

– А чего не наоборот? Ты в телеге, а библейский проект в упряжи, однозначно смотрелись бы со стороны не в пример лучше, – зевнув, Сдобушка проглотила пчелу.

– Ты не понимаешь, – терпеливо давал разъяснения землепашец. – То я их тащу куда надо, иначе будут задавать направление они. Чуешь разницу?

– Что за хрень опять происходит? – насторожился поп.

– Врёт, как утка, – отвечал ребе. – Никуда он нас не тащит. Точнее тащит в тенёк на привал. Там его и предадим в руки святой инквизиции.

– Живой сундук правду говорит? – недоумевала Сдобушка.

На это крестьянин лишь пожал плечами. После чего, с пару секунд что-то обдумав, все же ответил:

– Всё, что говорит рыжий, можно смело делить на три! Тебе ли не знать?

За такой дерзкий ответ поп не выдержал и что есть силы раскрутил в воздухе плеть. Конец нагайки пронзительным щелчком рассёк мешковину, а за ней и плоть на хребте землепашца. Крестьянин вздрогнул, от боли согнулся, но лицом вида не подал и даже не моргнул. Зато у Сдобушки тут же стали наливаться ненавистью её круглые глазки с длинными пышными ресницами. Тупиковую, казалось бы, ситуацию неожиданно разрубил пронзительный вопль из ближайшего берёзового околка. Все разом на звук обернулись – из кустов вынырнул человек в лохмотьях и с призывом: «Помогите!» – бросился бежать сквозь поле прямо к стоящим в изумлении противоборствующим сторонам. За человечком выскочил какой-то лопоухий пузач с суковатым дрыном в руках, а уже за ним одноногий солдатик, прыгающий на одной конечности да с протезом в качестве оружия на плече.

– Брешешь! Не уйдёшь! – орал ушастый.

– На тебя вся надёжа, – кричал пузачу солдатик. – Мне на одной ноге по полю нипочём не догнать.

– Помогите! – вопил преследуемый, пока не подбежал вплотную к телеге.

За ним приблизились и догонявшие. От увиденного все разом остановились, да целиком и полностью абстрагировавшись от своей ситуации, переключили внимание на ситуацию, предъявленную духовенством. Первая реакция последовала секунд через пятнадцать, и разительно отличалась у каждого новоприбывшего. Так, первым очнулся от морока длинноухий бакалейщик. Этот индивидуум бросился к телеге со стороны попа на колени и принялся на глазах у всех лобызать попу руку. Поп довольно погладил купца по головке да потрепал за ушко, словно ласкового домашнего щенка. Далее эти двое начали перешёптываться.

– Точно молишься? – строго спрашивал поп. – Видок у тебя какой-то не молящийся…

– А как же? Точнее не бывает, батюшка! Ежечасно! – податливо шептал бакалейщик.

– Смотри-ко, какая умница! Жду в воскресение на исповедь с причастием, – благосклонно кивал поп.

– Непременно, батюшка! Всенепременно! – участливо соглашался ухоплан. – Мы уже и пост по такому случаю затеяли… Кагор распечатать думаем в субботу, аккурат к службе…

– Деньги при себе? – менял тему поп.

– Конечно, батюшка, всегда при себе, – непонятно чему радовался бакалейщик.

– Так гони их сюда, – креативничал поп. – Чего им у тебя впустую пролёживать?! Опять же таскать по лесам такую тяжесть, наверное, жутко неудобно. В лоне православной церкви они целее сохранятся.

– Ничего страшного, – давала о себе знать купеческая жилка внутри бакалейщика. – Мы бы и потаскали ещё немножечко. Грыжу бы от такого утяжеления точно не заработали.

– Не спорь, дитя моё! – огорчался поп, наблюдая за тем, как хвост пытается вилять собакой. – Клади сюда скорей! Сбрось с себя этот тяжкий камень.

– Конечно, батюшка, вот всё до копеечки тут, держите, – протягивал купец попу мешочек золотых.

– Подозрительно лёгок… – прищурился на дающего поп, взвесив мешочек в руке.

– Что вы, что вы, батюшка, всё на месте! Ни единого грошика для себя не утаил, – противно залебезил бакалейщик.

– Смотри у меня! Благословляю! – закончил беседу поп.

Другого рода реакция последовала затем от солдатика. Любезно выждав, пока поп и бакалейщик утрясут свои дела, а затем по достоинству оценив бесчинства, кои вытворяли «божьи» персоны над простым крестьянином, солдатик обул свою культю, да крепко встав наземь, подобрал рядом валявшуюся палицу. С тяжёлым взглядом двинул солдатик на телегу с одной стороны. С другого фланга его уже заботливо прикрывала вовремя подоспевшая Сдобушка. Эта особа заморачиваться не стала, а попросту сняла одну флягу со своего коромысла, превратив оное в грозное оружие. Затем вторую флягу Сдобушка принялась раскручивать на коромысле по своей оси, да заносить над головами Амонова жречества. И это всё одной рукой. Кошмар – да и только. И даже истрёпанный лесным бегством писатель не остался в стороне. Выставив вперёд себя кулаки наизготовку, да зажмурив глазки, писатель перекрыл тройке движение вперёд. Со всей дури обрушилась цистерна на телегу. В щепки рассыпалась телега, а под ней от удара образовалась приличная воронка. То начала Сдобушка работать по неприятелю. Тут же подскочил и солдатик, орудуя палицей как саблей. Опрометчиво бросились на врага, не подумавши. А святая братия явно в переделках бывавшая, тут же разлетелась сухим жмыхом по ветру. Не на шутку разошедшаяся Сдобушка вторым замахом метила в попа, так резиновый поп запрыгал на месте так, что за секунду ускакал за горизонт. Только солдатик попытался уколоть раввина, как тот закрутился волчком да подобно электрическому ледобуру для зимней рыбалки, словно раскалённый нож в масло, ввинтился в землю, после чего полностью под ней пропал. На поверхности осталась валяться только чёрная широкополая шляпа раввина. Оставался один имам, и имам этот, обратившись за помощью к Аллаху, тут же получил в подарок гоночного ишака под восьмым номером, а дальше гоночный ишак умчал муллу в родной кишлак.

– Знакомая песня! – хмуро выдал солдатик по исчезновению библейского проекта. – Всегда из-под самого носа улизнуть умудряются.

– Не посрамили честь русскую, – тяжело дышала Сдобушка.

Один лишь крестьянин не радовался победе, а казалось наоборот ею тяготился.

– Что же, что же, что же вы наделали?! Что же, что же, что же натворили? – хватаясь за голову, пропел землепашец.

– Не понимаю?! – недоумевал солдатик.

– Потому что как надену портупею, так тупею и тупею, – совсем раскис крестьянин. – А должно быть наоборот. Вперёд меня понимать должен. Ты же элита! Воинское сословие!

– И мне не ясно, – вышла на передний край Сдобушка.

– Полугодовые труды насмарку, – продолжал горюниться крестьянин, сидя в пыли. – Такая работа и коту под хвост! Сколько сил было положено, чтобы заманить!.. Сколько, чтобы удержать!.. Ещё больше, чтобы всё правильно выстроить. Мышеловка считай, захлопнулась, как вдруг, откуда ни возьмись, нарисовываетесь вы, дьявол вас побери. Ну и чего теперь? Всё впустую! Я ведь, с Ивана Сусанина взяв пример, куда, по-вашему, тянул слепую веру? Подальше от люда простого… Заблудить… Измотать… Изжить… Ах, чего теперь говорить, всё пропало…

– Ну, прости, мы не знали, – попробовал залезть в разговор писатель. – Хотели как лучше, а получилось как всегда.

– Мы с тобой ещё до конца не разобрались, – строго осадил его солдатик.

– Да замолчи уже, – перебил его посмелевший писатель. – Кончилось ваше большинство.