Вурдалакам нет места в раю

– Говори, кто убил деда? – рыкнул Горихвост.

– Откуда мне знать? – извиваясь ужом, взвизгнул бортник. – Это случилось посередь ночи. Никто ничего не видал.

– И что, никто ничего не слышал? Не было криков, мольбы, зовов помощи?

– Псы заливались от лая и все заглушали. Но я думал – это их растревожил призрак.

– Что за призрак?

– Дух прежнего барина, Кривой Шапки Злобы, который бродит неупокоенным по своим бывшим владениям и ищет ту тварь, что его растерзала, – злорадно излил из себя Пятуня.

Он отважился раскрыть глаза и с вызовом пялился на Горихвоста:

– Помяни мое слово – он придет за тобой! Что ощерился? Думаешь, дух простит, что ты его затерзал?

– Что ты порешь, кого я терзал? – изумился Горихвост и отпрянул назад, давая Пятуне возможность чуть-чуть приподняться. – Я деревенских не трогаю, таков уговор.

– Вот ты ему, Кривошапу, и расскажи, – с еще большим злорадством захохотал бортник. – Все знают, что о прошлом году ты порвал его на ошметки. Разбросал куски мяса и кости по Девичью полю – их нашли со следами клыков. А сельцо наше прикупил этот блохастый Видоша, с тех пор все беды и начались.

– Вот так новость… – удивленный Горихвост до того ослабил хватку, что Пятуня поднялся на ноги, но не сбежал, как можно было ожидать, а принялся обличать и совестить волка:

– И отпираться не думай, вранью твоему никто не поверит! – истово вещал он, размахивая длинными руками, на которых болтались слишком широкие для них рукава. – Настоящие волки из Дикого леса к нам не бегают – боятся охотников. Волчица скорее щенка своего отдаст, чем к охотнику выйдет, а рядом с деревней и следов их никто не видал. Вот и выходит, что кроме тебя, никто боле не мог сотворить такой лютости. А теперь дух боярина возвернулся по твою душу, и пока с собой тебя не возьмет – не отстанет.

– А что этот дух, прежде уже объявлялся? – озадаченно спросил Горихвост.

– Нет, этой ночью явился по первому разу, – успокаиваясь, ответил Пятуня.

– И с чего ты решил, что это прежний хозяин?

– Его ни с кем не попутаешь. Свитка на нем черная, с черепом и двумя шестоперами. Шита из полкового знамени, которое он отбил у врага. А шапка длинная, белая, со свисающим колпаком, болтается за спиной, что твой хвост.

– И в котором часу ты его видел?

– Часу в третьем. Да и видел-то я не так много. Выбралась из конопляника чья-то тень и принялась нарезать круги меж селом и избой Дедослава.

– Как он себя вел? Может, летал, завывал, или что там еще привидения вытворяют?

– Ничего он не вытворял. Все бродил и кого-то искал. Вот псы и лаяли целую ночь. Гвалт стоял – сквозь такой ничего не расслышишь.

– Вот, значит, почему деду моему на помощь никто не пришел, – с досадой шепнул Горихвост. – А я-то думаю: как же вышло, что его полночи пытали и жгли, а в деревне все будто оглохли.

– Так ведь изба Дедослава на самом отшибе. За конопляником ее не видать. Да и привыкли мы к его колдовству. Старый волхв, бывает, такого учудит, что ни в одном сне не приснится.

– А сам-то ты почему так поздно не спал? – пришло в голову вурдалаку.

– Да мы, видишь ли, в кабаке засиделись, – смущенно признался Пятуня. – Я, Жихарь, староста, кметь Нежата и княжеский конюх Коняй.

– Что за кметь?

– Старый, опытный воин, что все время при князе. Он в столичной дружине много лет прослужил, а теперь вот приехал с хозяином на нашу окраину. И, разумеется, сразу в кружало. Сначала все напились, а потом резались в шахматы. Что ни игра – то серебряная копейка. Так и ходили эти копейки по кругу, пока не пришел полоумный Лутоха. Все думали – он дурачок, вот и позвали его поиграть смеху ради. А он всех и обставил. Ну, мы, конечно, отыгрываться. Уже дело к полуночи, а вернуть своего все не можем. Так и играли до тех пор, пока ни одной денежки на руках не осталось.

– А не было ли среди них такой битой, со щербиной?

– Да, вроде была. Все Лутохе досталось. Надул нас юродивый, даром что дурень.

– И что после?

– Залили печаль доброй чаркой и пошли по домам.

– Выходит, разошлись все за час-полтора до того, как убийца вломился к волхву. Это мог быть любой, кто играл в кабаке.

– Никакой не любой, – обиделся бортник. – Говорю же: когда я выходил, то призрак уж рыскал неподалеку.

– Еще кто-нибудь его видел?

– Вряд ли. Мы столько кружек опустошили, что в небе три месяца засияло. Один только Лутоха к вину не притронулся. А когда уходил – прикупил целый мех и с собой унес. Вот и пойми его после этого.

Горихвост сел на задние лапы и задумчиво принялся расчесывать свою гриву. Пятуня помялся перед ним и смущенно сказал:

– Ты вот что, Горюня… Ты бы скинул с себя волчью шкуру. В человеческом виде с тобой разговаривать куда как сподручнее…

Горихвост встал на лапы, и тут же услышал позади хриплый возглас:

– Хвала небесам, мой дружок еще жив! Ребята, опутывай волка сетью. Пятуня, ради всего святого, отступи от него подальше. Святополк Всеволодич, не лезь вперед, мы без тебя управимся!

Рыбачья сеть с широкими ячейками взметнулась над его головой. Горихвост едва успел отскочить в сторону, как она накрыла сухой пятачок, на котором он только что стоял. Пятуня отполз к краю лужи, растерянно бормоча:

– Постойте! Давайте просто поговорим…

Но его никто не слушал. На Горихвоста уже мчался розовощекий юнец с дорогим мечом в руке. Одет парень был по-богатому: отличные сапоги из темно-красного сафьяна с вышивкой, пояс из бычьей кожи с позолоченной пряжкой, белоснежная льняная рубаха, и за плечами, как багряное знамя – княжеское корзно с золотистым соколом, несущим в когтях дубовую ветвь. Сапфировые глаза парня сверкали, а овальное лицо выражало одновременно страх и ярость, как будто он нападал на целый полк лютых бесов.

– Святополк Всеволодич, куды? Стой! Батюшка в бой не велел соваться! – завопил Нежата, пытаясь ухватить юнца за края развевающегося корзна.

Куда там! Старый кметь не мог угнаться за юношей, которому было на вид лет семнадцать.

– Княжич, стой! Княжича не пущать! – на разные голоса загомонили староста Воропай и долговязый конюх Коняй.

«Княжич? – смекнул Горихвост. – Если я его трону, князь не простит, забот только прибавится…»

Юный вояка занес меч – кажется, он на полном серьезе собирался им рубануть. Это уже не печник Жихарь с гнутой кочергой – вон он, маячит за спиной барчука, делает вид, будто душа его не ушла в пятки, а поджилки не трясутся, как тетива лука после стрельбы.

Горихвост спрятал гордость подальше и полез в пахучее болотце.

– Что, испугался? – победоносно возликовал розовощекий юнец, выплясывая на берегу.

Прислуга начала умиляться и хвалить барчука за то, как лихо он нагнал страху на такого дикого зверя. Да ладно, леший с ней, с мелкой челядью. Они всего лишь людишки. В конце концов, кто они и кто я? Но вот матерый Нежата с рыбачьей сетью, похоже, знает, что делает. Эх, принесла же его нелегкая на мой хвост!

Пожилой воин, и в самом деле, уверенно лез к нему вброд, нимало не смущаясь чавкающей жижи, доходящей ему уже до груди. Черная борода его хищно топорщились, взгляд синих глаз не сулил ничего доброго, а огромные, как лопаты, ладони тянулись, готовя сеть для броска.