Пионерская правда

– Куда-а?! – отпрянул отпрыск, всё никак не расставаясь со своими недавними грёзами об обеде и сне.

– Ничё! Со мной прокатишься чуть-чуть, – Он немного улыбнулся, чутко заметив внезапную настороженность сына, и подмигнул, оставаясь внутренне всё таким же строгим и непостижимым.

– Да куда?-а ещё?! – не унимался сын.

– Вниз! – и Отец развернул и отнюдь не слегка подтолкнул Дениску в плечо вдоль по коридору – обратно в сторону лифта, прибавив с ехидцей, которая смутно напомнила отлетевшему на два метра сыну Бабушку Наташу, Отцову Маму, в этот сумато?шный момент так до конца и не прояснив в его путаной памяти далёкий родной образ, давно затерявшийся где-то там – в прошлой жизни, которой они жили до переезда в новую квартиру:

– А можно и дальше, не хочешь? – провокационно интриговал Отец своим низким баритоном. Увлекательные есть и примечательные маршруты. Разные, – с напускным официозом, но с каким-то скрытым сарказмом, проинформировал Отец.

– Да куда ещё?! – потерялся сын.

Но Отец уже успел затащить его в чуть было не закрывшуюся у них перед лицом лифтовую кабину, двери которой Он во?время поймал ногой и раздвинул обратно. Когда они ехали вниз, Отец, словно невзначай державший теперь в руках сложенный продольно копеечный номер детской газеты, – добавил как-то таинственно:

– Хотя куда конкре?тно, вниз или наве?рх, – это будет зависеть о?т.

– От чего??! Зави-исеть от чего-то ещё-ё… – не знал, что думать, Денис и насупился. Но, догадываясь, что Отец сейчас вовлекает его в какую-то значительную тайну, хоть всё ещё немного побаиваясь встреченной в Нём строгости и Его тайного плана, который Тот так и не раскрывал до конца в своей вечной манере сюрпри?зника, сын с плохо скрываемой надеждой, немного нагловато и любопытно, но с должным уважением, заглянул к Нему прямо наверх.

– Вопросы потом будешь задавать! – среагировал Тот.

– Когда?!

– Когда дое?дем! И когда «Пионерскую правду» мне привезёшь обратно! Прочитав предварительно…

– Куда?

– В газете написано. – Отец лихо хлопнул бумажным выпуском по своей второй открытой ладони.

– Да?й почитаю! – бо?рзо потребовал сын чтиво.

– Ты пионер? – осадил его Отец.

– Нет. Пока только уже октябрёнок. Но скоро стану!

– Тогда тебе нельзя!

– Почему?! Я умею читать!

– Какое число сегодня?

Сын призадумался, а потом зычно выпалил:

– Девятнадцатое, пятница!

– Вот! Зна-аешь, смотри-ка! – ухмыльнулся Отец. – А месяц, знаешь, како?й? И год?

– Знаю! – воспрял излишне гордый своими знаниями.

– Хорошо, что знаешь. Тогда молчи, как вспомнишь.

Сын было вякнул что-то про месяц, но Отец перебил:

– Молчи, говорю! Потом узнаем. И про месяц, и про число?, и какого го?да, и что за газе?та. И сколько сто?ит.

– Что?-о сто?-оит? – насупился октябрёнок.

Но в этот момент двери лифта уже открылись. Они вышли и спустились по короткой широкой лестнице просторного холла подъезда.

Отец быстрым шагом пошёл к выходу, мыслями уже явно находясь где-то в своих вопросах, должных быть решёнными Им за предстоящий остаток дня. Вдруг Он приостановился и, посмотрев на сына долгим оценивающим взглядом, произнёс нечто необычное, никогда ранее не слышанное Дениской, причём так, словно Ему было, если не всё, то мно?гое ве?домо наперёд, что? пугало уже само по себе, хоть и было сказано в спокойном тоне. Но именно это гробовое спокойствие в тембре и интонации Отцовского голоса, чётко и доходчиво проговариваемые Им слова наводили сына на самые страшные подозрения в отношении своей собственной скромной октября?тской персоны:

– Ничего?, – молвил Отец, – и что? узнаем, и кто?. И кто? тут чего? сто?ит. Всё узнаем! Если сам, конечно, вспомнишь. – А потом, словно вдруг избавляя сына от постоянного ожидания свойственной Ему излишней резкости и от навязчивых гнетущих мыслей о возможной скрытой подоплёке какого-то Его неведомого замысла, добавил чуть помягче:

– Нормально. Сам поднимешься.

Затем Он развернулся, махнул рукой вверх – уже назад, за себя – остающемуся ждать в подъезде щенку, и ушёл решительным шагом в своём важном чёрном костюме по своим важным, совсем не обязательно чёрным, делам.

А сын, прежде чем пойти к лифту, ещё долго одиноко стоял в фойе их большого многоквартирного дома в своих самых разных мыслях об Отце. Глядя в окно на двор, совершенно не замечая изредка проползавшие мимо за спиной соседские тени и время от времени безотчётно и глубокомысленно почёсывая свою русую макушку, он непрестанно задавал себе один и тот же вопрос: Кто же Он?

И только по прошествии многих-многих долгих и так быстро пронёсшихся лет, выйдя из своего вечного состояния сонного детства, Денис однажды понял своей головой, и то, вероятно, не до конца, – да и невозможно ни одной нормальной голове понять до конца, – насколько важен был всегда этот Человек в его жизни и для его жизни, и что никто из встречавшихся в его судьбе людей не смог бы никогда и ни за что, самоотверженно и тщательно скрывая свою неизменную самоотверженность, как это умел делать Он один, та?к помочь ему во всём, и что никто и никогда не сумел бы так тонко втайне управлять всеми его действиями и помыслами, близко ли, издалека ли, открыто либо затаённо, но неотступно следя с самого рождения своего сына и вплоть до собственной смерти за всеми его провалами и успехами, бедами и радостями, никогда не подбадривая и не суля свою помощь навязчиво, но всегда давая надежду найти в самом себе новые возможности жить и открывая ему новые горизонты каким-нибудь вроде бы незначительным, на первый взгляд, крошечным логическим поворотом мыслей о себе, о семье, о нашей стране и о других далёких царствах-государствах, о планете Земля, третьей слева в Солнечной системе Млечного Пути, и о Вселенной, внимательно стерегущей каждый наш шаг.

Мать люльку качает в ауле,
А где-то под жёлтой луной
Свистят ненасытные пули,
И вспять не вернуть ни одной.

    Расул Гамзатов
Золотыми кольцами струны на моей гитаре вьются.
Как мечтал по жизни я на парашюте с неба звездануться.
Но моя земная мама говорила: «Никуда не деться.
Самолёт твой на ремонте, самолёт безоблачного детства».

    Илья Чёрт

* * *

В тёмной детской витал аромат «Красной Москвы»[25 - Женские духи. До Революции 1917 года носили название «Аромат Ея Величества Императрицы».]. Мать, в какой-то странной, незнакомой доселе, фатальной полусогбенной позе, жёстко уперев локти себе в коленки и сцепив пальцы в замок, сидела на краю его кроватки и, то ища в полумраке его взгляд своими подёрнутыми слезливой влагой глазами, то отворачивая прочь, в темь, своё красивое заплаканное лицо и вытирая ладонью расплывшиеся вокруг глаз тени, – заискивающе причитывала:

– Ну, пожалуйста, не надо, не ходи с ними! Я знаю, какой ты! Я видела, как вы с ребятами швырялись ледяными снежками там, у школы, когда играли в войнушку. Я наблюдала за тобой издалека, незаметно для тебя. Ты был занят с ними. Не удивляйся. Ты отча?янный! Ты же ничего не замеча?ешь вокруг себя, когда вокруг тебя друзья! Эти ваши идио?тские вопросы че?сти, которые вы всё никак реши?ть между собой не мо?жете! И эти ваши дешёвые побе?ды, которые неизвестно кому из вас и за что? доста?нутся! Я ви?жу, я чу?вствую, что уже не имею ту вла?сть над тобой, как это было раньше. Что на тебя уже ничто? не де?йствует. Я только об одно?м прошу: не ходи? туда! Ну, туда?, где будут стреля?ть друг в друга. Где убива?ют. Не ходи ни за что? на све?те! Я умоля?ю тебя! Пожа?луйста! Ина?че я сойду с ума?! – Она, опять чуть не разрыдавшись в голос, но усилием воли загнав свой новый материнский истерический приступ внутрь себя, резко повернулась к сыну, полёживавшему себе преспокойненько в пижамке, закинув руки за? голову, и смотревшему на Неё снизу вверх внимательно и даже с некоторой жалостью со своей детской кроватки, – резко повернулась, как-то нервно, даже маниакально, расширила глаза и выпалила ему в упор:

– Ну, хо?чешь, давай, ты будешь торговать ору?жием! Хо?чешь?! Мы сде?лаем! Мы так сде?лаем! Представля?ешь?! Поставлять и ру?жья, и автома?ты, и даже пу?шки, и та?-анки.

– Это ка?к это поставлять? – глуповато переспросил он, стараясь сохранять важный тон в мальчишеском голосе.

– Ну-у… продавать, продавать, понима?ешь? Туда?, где они всего нужне?е, – Она почувствовала, что сейчас Ей вот-вот удастся пробудить его интерес.

Тут он, и правда, резко приподнявшись в постели на один локоть, стал вслух фантазировать и увлечённо допытываться ночным приключенческим шёпотом:

– Да-а?! А самолёты?! Самолёты – вот это здо?ровски! Мам, а самолё-ёты можно будет продавать, в смысле, поставлять?

– И даже самолёты! Коне?чно! – Она уже предчувствовала свой триумф и стала несколько успокаиваться, смахнув с глаз какую-то последнюю глупую, непонятно что? там забывшую слезу. – Представля?ешь?! Но только не ходи туда, к ни?м, с ни?ми! – После некоторой паузы Она, слегка закинув голову назад, таинственным голосом Кассандры стала расписывать красо?ты его блестящего будущего, суля ему невероятный карьерный взлёт на поприще оптовой торговли вооружением: