Ab igne ignem

При этом его дом-крепость выделялся на фоне соседних элитных особняков. Пусть он был лишен архитектурных изысков, которые так полюбились дизайнерам, готовым за солидное вознаграждение поразить сознание клиента любым смешением стилей, любым авангардом. Дом же Круглова отличался особой, подчеркнутой простотой и надежностью, как и он сам, он был под стать характеру владельца. Все, что открывалось взгляду – два этажа, балкон и мансарда, ворота уходящего вниз, под дом, просторного гаража; параболическая антенна на одном из окон; широкий двор, чем-то отдаленно напоминающий футбольное поле, вдоль забора окаймленный ровно подстриженной живой изгородью и украшенный яркими пятнами симметрично разбитых цветочных клумб. И если б не размеры дома, трудно было бы угадать в нем с первого взгляда директорский особняк.

К чему теперь все это?

Дома жена была одна.

– Тома, а где Егор? – машинально поинтересовался Круглов, разуваясь в прихожей и тяжело отдуваясь.

– У него сегодня экзамен, – ответила Тамара, поддерживая его под руку. – Ты что, забыл?

– Ах да, прости, экзамен, конечно же, нет не забыл, это все из-за проклятой хвори. Голова болит.

– Тебе надо прилечь, – решила жена; она приподнялась на цыпочках и нежно поцеловала мужа в лоб. – Поднимайся наверх, а я пока приготовлю тебе какой-нибудь целебный отвар.

– Томочка, пожалуйста, не надо никаких отваров, – недовольно скривился Круглов. – Мне уже намного лучше. Я просто полежу.

– Не спорь, – решительно отрезала Тамара. – Несколько глотков отвара из пустырника тебе не помешают.

Тамара удалилась на кухню. Круглов поднялся к себе в спальню. Она, в отличие от комнат детей, располагалась на втором этаже. Постель на широкой супружеской кровати была разобрана. С огромным облегчением Круглов стащил с себя тяжелые, пропитавшиеся нездоровым липким потом пиджак и брюки. В одной рубашке, босиком он прошлепал в ванную через смежную со спальней дверь. Старательно пряча взгляд от самого себя, умылся холодной водой. Вытер лицо и только затем рискнул взглянуть в зеркало. Увиденное поразило его. Его глаза источали такую смертельную усталость, что он поспешно сбрызнул и себя и свое отражение несколькими пригоршнями воды.

Как хотел бы он сейчас надежно спрятаться, но от себя не убежишь…

Круглов вернулся в спальню. Там его дожидалась жена. Тамара стояла у кровати. В руках она держала любимую чашку мужа – большую, с узорчатой каймой, внутри был дымящийся отвар.

– Ты должен выпить все, до дна.

– Томочка, ты же знаешь, как я не люблю эту твою народную медицину. Лучше таблеток каких-нибудь принеси.

– Не спорь со мной! Пей.

Тамара решительно сунула обжигающе горячую чашку ему в руку. Круглов обречено вздохнул и послушно, в несколько глотков, проглотил терпкий на вкус отвар. Затем лег в постель. Тамара заботливо укрыла его легкой простыней. Задернула шторы, чтобы ему не мешало и не било в глаза яркое, июньское солнце, вышла, плотно прикрыв за собой дверь.

Где и когда случился этот момент: исчез директор и появился одинокий странник, выбравший на каком-то давнем перекрестке неверный путь?

Тишина была непривычной. Круглов лежал на спине и задумчиво смотрел в потолок. Он лениво разглядывал причудливые узоры, выбитые на светлых, французской работы пластиковых ромбах. Им владела безнадежно тяжелая апатия. Спать не хотелось, вставать – тоже. Круглов ощущал безграничную пустоту внутри себя. Боролся с ней и пробовал ее на ощупь только что придуманными, виртуальными внутренними руками – доселе неведомое ему чувство.

Постепенно пустота заполнила собой все вокруг. Превратилась в прозрачный, но невероятно плотный, накрывший его с головой купол. Заискрилась призрачными картинками, попеременно играя разнообразием ярких красок. Купол ломался и плыл перед глазами, обретал незримую, неясную еще форму, пока не превратился в огромный, дрожащий от звонка мобильный телефон. Круглов безнадежно тянул к нему руки, чтобы выключить давящий, бьющий по натянутым струнам нервов трезвон. Но аппарат каждый раз неуловимо отдалялся от его судорожно вытянутых, вздрагивающих, жадных пальцев на лишний, недостижимый миллиметр.

От досады Круглов скрипнул зубами. В тот же миг купол разбился, рассыпался и исчез в вернувшейся пустоте мелодичным серебряным звоном. В памяти вдруг всплыл нелепый эпизод со странным звонком в машине. Думать о нем не хотелось. Круглов настойчиво обманывал себя, уверяя, что звонок – не более чем чей-то глупый розыгрыш. Ложь забилась в клетке его сознания, как раненая птица, разорвала ненадежные прутья и вырвалась на свободу. Нет, это был не розыгрыш. Теперь Круглов был в этом уверен. Даже голос звонившего теперь казался ему знакомым.

Он вспомнил о забытом в кармане пиджака телефоне. Подумал, что надо бы поставить его на подзарядку. Громко кликнул жену, но ответа не дождался. Видимо, Тамара, по привычке, возилась с розами во дворе.

Вставать не хотелось, но телефон был ему необходим. Круглов заставил себя вылезти из кровати. Не успел он дойти до платяного шкафа, куда жена заботливо повесила его пиджак, как устоявшуюся тишину спальни неожиданно разорвала трель. Круглов вздрогнул и нерешительно застыл на месте. Телефон не умолкал. Круглов мог поклясться, что, ответив, вновь услышит противно режущий слух голос незнакомца.

В нем поселился страх – дикий, первобытный, животный, который никогда теперь не отпустит его, ибо уже сросся с ним, ибо он – неотрывная его часть.

В ужасе Круглов заткнул уши руками и долго стоял так перед шкафом. А когда отнял руки, то с еще большим ужасом услышал, что телефон все еще заливается музыкальной трелью. Тогда он с силой распахнул створки шкафа. Нервно рванул с вешалки пиджак и выхватил из кармана мобильник.

– Слушаю, Круглов, – отрывисто выкрикнул он.

– Дима, ты уже дома? – раздался в ответ мягкий, красивый баритон главного инженера Говорова. – Как ты себя чувствуешь?

– Спасибо, уже лучше, – с облегчением сквозь зубы неохотно процедил Круглов; свободной рукой он отер внезапно взмокший от волнения лоб.

– Это хорошо, – обрадовался будто бы Говоров. – Я и звоню затем, чтобы узнать, как ты. По поводу проекта не волнуйся. Я уже сам все посмотрел. Претензий нет, можно сдавать. Если хочешь, можешь завтра еще раз все проверить.

– Не надо, я тебе доверяю.

– Тогда у меня все. Выздоравливай.

Голос Говорова исчез. Круглов еще некоторое время простоял у распахнутого шкафа в одних трусах и майке, с телефоном в руке. Он глупо улыбался, все утирал влажный лоб, и невольно ощупывал взглядом свое искаженное отражение в слегка выпуклом зеркале, закрепленном с внутренней стороны дверцы шкафа.

– Уф, – тяжело вздыхал он, недовольно глядя на свое расплывшееся, не вписывающееся в рамки зеркала тело. – Нервишки, однако, подлечить бы не мешало.

Постепенно он приходил в себя. Порылся в ящике прикроватной тумбочки, где хранилось зарядное устройство. И тут телефон ожил снова. Круглов подумал, что звонит забывший что-то ему сказать Говоров. Поэтому ответил без лишних раздумий.

– Время быстро бежит, оглянуться не успеешь, как жизнь останется позади.

– Опять ты… – дрогнувшим голосом произнес Круглов.

– Ты больше не спрашиваешь, кто тебе звонит. Это хорошо. Скоро мы с тобой совсем подружимся.

– По какому праву ты мне звонишь? Кто ты такой, в конце концов, и что тебе от меня нужно? – взорвался Круглов, ожидавший услышать в ответ нечто чрезвычайно важное, но отчего-то плохое. В душе росло и крепло убеждение того, что в его дом пришла какая-то беда, еще не обнаруженная ни им, ни женой. И знает об этой беде только надоевший ему звонками незнакомец, внезапно ставший крайне важным и ценным для него человеком.

У каждого есть своя тайна, свой неприятный, черный эпизод из прошлого, который не забывается, преследует, возвращаясь из небытия снова и снова. А какая тайна есть у тебя?

В последнее время Круглов плохо спал. Словно чувствовал приближение неминуемой катастрофы. Он знал, что его достаток и безбедная жизнь многим в городе не дают покоя. И справедливо опасался за жену и детей. Одно время он всерьез хотел нанять для них охрану. Но в маленьком провинциальном Снежске такое было не принято. Решись Круглов на подобный шаг – и для окружающих это стало бы неопровержимым доказательством того, что директор крупнейшего в районе завода нечист на руку.

Честным людям ведь нечего бояться.

Вот и сейчас, вновь услышав хриплый голос незнакомца, Круглов почувствовал, как похолодело все у него внутри, и как предательски дрогнули колени.

– Ты постоянно твердишь о жизни и… смерти. Поэтому я хочу спросить… Егор… он что, у тебя? А может, ты не один? Он у вас? Вы похитили его? Что вы с ним сделали?!

– Егор? – незнакомец беззаботно рассмеялся в ответ. – Нет, твоего сына никто не трогал. Зачем?..

– Тогда я ничего не понимаю…, – окончательно растерялся Круглов.

– Уважаемый Дмитрий Иванович, ты лучше не о сыне сейчас думай, а о себе.

– В каком смысле?

– Скажи, когда именно тебе стало плохо? В каком часу?

– Какое тебе до этого дело?

– Отвечай! – внезапно взвился до небес голос незнакомца, впервые проявившего несдержанность.

– Примерно в половине второго дня, – припоминая, Круглов взглянул на наручные часы и быстро подсчитал в уме минуты невыносимой боли.