Мертвая топь

За Рогдаром двигалось малое войско. Сотня свирепых воинов, закаленных злыми зимами, тяжелым трудом и изуверскими битвами, обескровившими псковскую общину. Нудная морось уныло оседала на их потрепанные кольчуги, сбитые топоры и щиты, которые они несли на спинах. Непроницаемые бородатые лица, твердая решимость и выкованное годами хладнокровие.

– Напомни мне, Рогдар. – Старый десятник поравнялся с молчаливым сотником. – Напомни мне: за что мы сражаемся?

– Зачем спрашиваешь?

– Затем, что хочу знать.

– Раньше ты не задавался этим вопросом.

– Всегда им задавался. Про себя – не вслух.

– Что с тех пор изменилось?

– Мы.

Десятник ожидал ответа.

– За наши семьи. – Рогдар задумчиво поглядел вниз, будто отсчитывая шаги вязнущих в скользкой грязи ног. – За землю.

– А кому принадлежит эта земля? Нам ли? Не надо прикрывать истинное положение этой войны нашими семьями! Мы подыхаем здесь не за наше будущее. Там, в Пскове, сидят купцы, бояре да ростовщики. Они вдруг заговорили о будущем наших семей только сейчас, когда настал час топора и меча. Когда наши семьи мёрли с голода – о них никто не вспоминал. Эти мрази почуяли угрозу своим богатствам. Но ни они, ни их дети на эту войну не были отправлены. Ни во имя земли, ни во имя семьи, ни во имя светлого будущего. Даже ради будущего их богатств. Отправили нас.

– Мы сами вызвались.

– Нас пичкали красивыми словами о свободе псковской земли. Свободе от кого? От кого угодно, но только не от них. И время от времени, в перерывах между оргиями, они наблюдают в тепле и в удобствах, чем всё закончится.

– Есть другие предложения?

– Есть мысли в голове. Они задают вопросы. В том ли направлении тащимся? Туда ли направили оружие? Там ли находится настоящий враг? За купцов, бояр и ростовщиков ты людей не поднимешь на войну.

– Думай о семье. Посекут их. Кто бы с кем ни разбирался наверху.

– С прошлого раза не у всех остались семьи. Знатные собачатся промеж себя. Да и путь бы. Но люди мрут. А эти подрались, сели за один стол, выпили да помирились. Сука, и живут себе! Неплохо так живут. А у меня никого не осталось. Теперь я женат на мести.

– И кому мстишь?

– Кому-нибудь.

Рогдар резко остановился, всмотрелся в силуэты, мерцающие во мгле, насторожился. Войска князя Буривоя, ушедшие вперед, вдруг остановились, возникла суета. Рогдар ускорил шаг, услышал вскрики, ругань, стальной скрежет.

И вдруг оторопел.

Варяжские корабли, являясь из тумана, зарывались носами в рыхлый берег. Свирепая северная рать посыпала из них, как зерно. Беглецы, изгои, неудачники, которые сбежали из родной земли, где им не было места. Потому они были злее тех, кто остался дома.

Бешеной ордой они накинулись на княжеские дружины.

Рогдар схватился за топор. Кинулся на помощь, и псковская сотня тараном врубилась в строй варягов, раскрошив его, словно гнилой пень. Одуревшие топоры обрушились на них осиным роем, и кровь, разлетаясь горячими всполохами, полилась багровым ливнем, смешиваясь со скользкой грязью в единую массу.

Алое марево вздымалось банным паром над полем боя. Деревянное крошево от раздробленных щитов и рукоятей сыпало градом щепок. Люди рубили, резали, протыкали друг друга, грызли глотки и рвали лица искореженными пальцами, схваченными спазмом злобы. Шлемы с искрами разлетались на куски, палицы разбивали головы, злая давка стискивала до смерти. Звериное рычание и вопли сотрясали застывшую округу.

Одуревший от мясорубки, Рогдар крошил сбитым топором всё без разбора. Его щит разбился, повис в руке раскуроченным ошметком. Сбросив его, Рогдар перехватил топор в обе руки и принялся без остановки рубить, пока древко не сломилось. Нанес несколько ударов обломленным древком, прежде чем понял, что топор сломан. Не сумев вовремя выхватить боевой нож, он вцепился руками в горло противника, замахнувшегося на него палицей.

– Свои!!! Свои!!! – завопил ошарашенный парень, выкатив покрасневшие глаза.

Сквозь грохот и рев истошный вопль мальчишки не пробивался до ушей Рогдара. Мгновение они смотрели друг на друга безумными глазами. Белесый паренек, глядя в схваченное яростной гримасой лицо Рогдара, залитое кровью и грязью, даже не понял, что перед ним стоит его сотник. Принял за своего лишь по одежде.

Рогдар отпихнул мальчишку и выхватил боевой нож. Озверевший варяг в это же мгновение сшиб его с ног, навалился всем весом, придавил к земле. Впервые видел Рогдара, но решительно намеревался его убить.

Кто-то перевернулся через них и с грохотом врезался в землю, разбрызгивая грязь.

Навалившийся на Рогдара воин обеими руками занес над его лицом топор. Рогдар вогнал нож ему под ребра. Ошалевшего варяг, охваченный боевым ражем, не почувствовал боли. Он с яростным воплем обрушил топор. Рогдар перехватил его предплечья, блокируя удар. Но варяг с бешеным возмущением вырвал их из хватки сотника и с еще больше злобой ударил. Рогдар снова перехватил его руки, варяг никак не унимался. Когда он в очередной раз замахнулся, Рогдар выдернул из его туловища нож и с размаху вогнал ему в шею. Кто-то врезался в него щитом, сбросив с Рогдара.

Ошалевший, Рогдар вскочил на ноги, схватив топор убитого варяга, и встряхнул измазанной в грязи головой. Ворочая одуревшими глазами, пытался разобраться в сложившемся ходе битвы.

Повел залитым кровью взором кругом. Опьяненное сознание, надорвавшись от напряжения, видело в происходящем нечто жуткое и прекрасное. Битва завораживала, словно течение реки. Люди тонули в беспорядочной толпе, как песчинки в муравейнике. Всё личностное, что было в них, бесследно испарилось. Средь марева звериной сечи в голове не мелькало ни единой мысли.

Рогдар осекся. Ниже по реке из драккаров высаживался отряд волкоголовых. Одурманенные и осатаневшие от ярости, они бросились в спину ратей князя Буривоя.

Рогдар кричал. Но его не слышали. Он надрывно вопил, срывая голос до утробной хрипоты, но не слышал даже самого себя. Волкоголовые, оголенные по пояс, набросились на словенские дружины. Строй сломался и рассыпался, как песок.

Рогдар обернулся и застыл. На них клубящейся лавиной катился ревущий отряд варягов. Они сшибли с ног первые ряды и задавили их ногами, пробираясь к остальным.

Что-то ужалило в висок.

Тьма окутала его и утянула в бездонную пустоту.

Они вторгались нежданно, неся наперевес топоры, которыми строили свой новый мир. Отчаяние – лучший поводырь в чужих руках. И потому никто не заберет их отработанные тела, выброшенные на свалку бесконечной бойни.

Рогдар открыл слипшиеся от крови глаза. Над ним лениво тянулось махровое полотнище облаков, налитых чернотой. Хрипящие вороны кружили в небе праздный хоровод.

Свирепая боль скреблась в черепе зубилом. Продрогший от холода, Рогдар вдумчиво пошевелил ногами, согнул и разогнул пальцы на руках, убеждаясь, что не искалечен. Старая и уже машинальная привычка. Попытался встать, но что-то давило к земле.

На нем лежал массивный труп варяга. Натужно кряхтя, скрипя зубами, Рогдар постарался свалить его – не вышло. Попытался вновь, натужно исторгая остатки сил, покрылся испариной и наконец выбрался из-под мертвого тела.

Отдышался, встал и осмотрелся. Мертвые уродливым ковром устилали поле боя. Подоспевший заморозок посеребрил погибших сединой инея. Рогдар напряженно вслушивался, пытаясь различить в мертвой тишине хотя бы стон.

Три тысячи безмолвно лежащих тел.

Скорбно взглянул на мертвое лицо мальчишки, в стеклянных глазах которого застыл испуг. Провел по его лицу рукой, чтобы закрыть пустые глаза. Пушок под носом мальчишки побелел от седой изморози. На его бездыханном теле лежал забитый топором варяг. Рогдар с натугой стянул его за ногу с тела мальчишки. Труп неуклюже перевернулся, и с головы свалился старый шлем с полумаской, открыв лицо.

Покоробленная сединой борода, слипшаяся от грязи, глубокие морщины, застывшие в ужасе глаза. Несмотря на всю суровость его лица, закаленного боями, в мертвой гримасе крылось нечто жалобное, он умолял смерть сжалиться над ним.

«Говорят, самый худший враг – это человек, которого никогда не видел в глаза».

Он рыскал по вымощенному трупами полю, пытаясь отыскать словенского князя. Перекладывал тяжелые тела, разгребал завалы, оставшиеся после звериной давки. Отгонял волков и воронов, обожравшихся обильным пиром. В голове крутилась назойливая мысль: битва случилась только ради того, чтобы накормить дикое зверьё до отвала.

Чтобы перевести дыхание и набраться сил, ему приходилось садиться на чей-нибудь труп, и каждый раз он посылал самые смрадные проклятия всем войнам, которые были и которые еще будут.

Спустя время от изобилия мертвых тел в глазах появилась мутная рябь. Когда на поле боя опустились серые сумерки, Рогдар перестал различать тела соратников и чужаков. Опьяненный царившим вокруг черным духом, он на мгновение забыл, почему случилась эта битва и для чего обе стороны проливали кровь.