Внук Петра. Наследник.

– Ваня, ты сам еще вьюнош! И что мне делать? С дураком-недорослем было все понятно, дай наследника, роди сына, а я уже его воспитаю и выучу, а тут… – Елизавета задумалась, а потом ее лицо прояснилось и она обратилась к Бестужеву. – Алексей Петрович, тебя все считают плутом, посмотри-ка за наследником, да скажешь мне. А я и сразумею – действительно ли можешь окрутить словами любого, как все говорят. Только Петруша уже не пьет хмельного, так что и ты с душком не иди к нему.

В карете все рассмеялись, но Шувалов сдержанно. Глава конкурирующей партии Бестужев получил личное задание, даже семейную просьбу. И в таком ключе Ивану Ивановичу нужно постараться не потерять связи с наследником. Бестужев – бестия, окрутит отрока, тогда и коммерция не случится.

А Бестужев в это же время гнал опасные мысли из головы… Нет, не время даже думать о том, чтобы работать над запасным планом, где Петр становится… Рано, очень рано принимать решения, но руку на пульсе держать надо. Здоровье у еще вполне не старой, еще и сорока лет нет, Елизаветы, постоянно шалит, держит целую армию медикусов при себе, а толку мала. Вот и нужны запасные варианты. Не ему, Бестужеву-Рюмину, но России потребны.

* ………* ………*

Пригороды Москвы, Москва

14 апреля – 22 апреля 1745 г.

– Господин обергофмаршал, – обратился я к Брюммеру на единственном в достаточной степени доступном ему немецком языке, когда село Хотилово оказалось уже далеко позади. – А что для Вас Шлезвиг?

Вопрос этот, насколько я знал, не имел никакого подтекста, для воспитателя потерянная область – боль, как и для моего почившего отца. Для меня это тоже боль, но уже фантомная, глупая, неуместная. Тогда герцогство Гольштейнское просто «кинули» после Северной войны, когда скорее Россия выиграла войну большим напряжением сил, но никак не Дания, но именно последняя страна заграбастала область Шлезвиг. А герцогство даже не спросили, принудили отдать территорию. И где-то я понимал и Брюммера и отца. Это для России с ее просторами маленькая область кажется незначительным, а для Голштинии – больше трети от территории всего герцогства.

– Мы с этой дикой стране только для того, чтобы вернуть родной Шлезвиг, – горделиво ответил Брюммер, если бы не карета с ограниченным пространством, то он бы и стал по стойке «смирно».

– И тетушка не прониклась нашей болью, – с показным сожалением произнес я, начиная разыгрывать до того продуманный спектакль.

– Да, я каждый день молю Бога, но он не посылает благоразумия императрице. Как же она не понимает, что это было бесчестным – украсть у нас прекрасный Шлезвиг! – говорил Брюммер со слезами на глазах.

А я думал, что как раз таки Елизавета благоразумна, что даже не помышляет о каком-то клочке земли в раздробленной неметчине. И пусть при этих мыслях у меня и щемит сердце, но душевные терзания переживем.

Шлезвиг, который вряд ли мог приносить в российскую казну больше, чем двести тысяч талеров дохода, стал бы бездонной бочкой, в которую пришлось вложится сразу не менее миллиона рублей, а после и кормить полки и чиновников, доставляя зерно в изолированную Голштинию. Так что двести тысяч талеров прибыли в идеале могли бы случиться не менее чем через лет десять расточительства со стороны России.

– Я Вам, сударь, очень благодарен за все. И понимаю, что был далеко не лучшим воспитанником, особенно тут, в России. Но есть некоторые моменты, которые хотелось бы прояснить, – я сделал паузу, ожидая проблеска заинтересованности у собеседника. В это время Бернхольц, так же ехавший с нами, был сторонним слушателем, делавший вид, что его тут и нет, вот только было видно, как и он напрягся.

– Да, Ваше Высочество, я слушаю Вас, – сказал Брюммер. Обращаясь ко мне по титулу, он проявлял не свойственную ему ранее вежливость к моей персоне.

– Возвращать Шлезвиг нужно не сразу, его просто не отдадут, а Россия будет сильно увлечена в европейскую политику и, возможно, войной с Османской империей. Так или иначе, но нейтральную Данию никто не станет трогать, она в системе союзных отношений с Россией, пусть и не официально. Датчане просто перекроют проливы, и Балтийское море окажется озером. Да и что получит Россия от Дании? Ни-че-го, если только деньги, а территории русским не нужны, – говорил я, но не видел понимания в Брюммере, зачем эта констатация и так понятных реалий.

– Вы что-то хотите предложить? – проявил нетерпение уже и Бернхольц, получив недовольный взгляд от Брюммера.

– Да, господа! Ненавистные датчане предлагали моему отцу деньги за отказ от претензий на Шлезвиг [Действительно Петру Федоровичу предлагались деньги за Шлезвиг. А проблему самого герцогства предлагалось решить заменой Гольштии, которая должна отойти Дании на Ольденбург, что даровался Петру Федоровичу и он, под нажимом Елизаветы в реальной истории, даже предварительно с этим соглашался]. Я предлагаю взять эти деньги, но позже, взять и сам Шлезвиг. Вооружиться, проявить себя в русской армии, показать мощь гольштейнского солдата, а после в ходе обязательного конфликта в Европе, не этого вялотекущего за австрийское наследство, а настоящего, взять то, что нам нужно, – сделал я паузу, так как главное было уже сказано и теперь и Брюммер и Бернхольц, даже не подозревая о том, делают выбор между жизнью и смертью.

– Я… я не могу пойти на это, Карл Петер, – нерешительно сказал Брюммер, в то время, как оберегермейстер молчал и только крутил шеей то в мою сторону, то на обергофмаршала.

– Можете, наместник Гольштейнского герцогства, – выложил я главный «пряник» для Брюммера.

– Вы режете меня, Ваше Высочество, по живому, – как же быстро метались мысли в голове у этого человека, он даже не мог определиться, как именно обращаться ко мне.

– Мы не оставляем надежду и цель – забрать Шлезвиг. Спровоцировать конфликт с Данией может быть просто. Или устроить смерть короля датского и взять своих соплеменников под защиту, или устроить самим резню в Шлезвиге, обвинить датчан в этом и начать войну с привлечением русских солдат. И поверьте, господа, нам уже скоро будет сочувствовать вся пресвященная Европа, рыдая о Шлезвиге, в котором бесчинствуют датчане. Подождем пятнадцать лет и вернем, – я замолчал, больше уговоров Брюммера не будет, а будет его ликвидация. Как и где, решу, может на охоте.

Не нужен этот фанатик-истязатель воспитанника, то есть меня, он не даст простора для решений по Голштинии, если не согласится на эту уловку. Брюммер же, вряд ли, полностью осознал те изменения во мне, что имеют место быть, для него я все равно, пусть и повзрослевший, но тот же «осел и выродок», каким он ранее меня и считал. А тут стать целым наместником Голштинии, когда дядя уже объявлен королем Швеции, а я стал совершеннолетним.

– Я хочу Вам верить, в последнее время Вы стали другим и отвечаете за свои обещания. Но как Ваш дядюшка? Он не будет против? – проглотил, наконец, наживку Брюммер, теперь будем подсекать.

– Если у Вас будет мое распоряжение, никто не будет против. Напомню Вам, что я уже совершеннолетний, в гвардии же Вас уважают. Так что проблем не случится. А то, что думает шведский король разве должно влиять на принятие решений в Гольштинии? Но… – я улыбнулся. – Сударь, Вы даете мне раз в три месяца сто тысяч в рублях, тренируете дивизию отборных солдат, в год строите два линейных корабля, вспоминая славные времена гольштейнских мореходов, имеете годовые магазины на три дивизии, пороховой заряд…

– Это уже не возможно. Ваше Высочество, вы путаете возможности необъятной России и маленькой Голштинии, – перебил меня Брюммер.

– Сударь, Вы меня перебили. Вашего сюзерена и наследника Российской империи, – театрально взбеленился я. Начался уже торг, а он редко бывает без лицедейства.

– Простите, – проявил покорность Брюммер, склоняя голову. Еще бы! Замаячило очень сладкое место.

– Не забывайтесь, – сказал я и достал из небольшого сундучка лист бумаги. – Вот тут наше с Вами соглашение. Там два одинаковых текста и я попрошу Вас ознакомиться и подписать.

– И все же, Ваше Высочество, объясните все, Ваш план полностью не ясен, – сказал Брюммер.

Понимать же было и нечего – я стремился избавиться от актива, который мне и так не принадлежал. Послезнание говорило, что Россия не станет решать проблему Шлезвига, а я могу получить и оппозицию в русском обществе, если зациклюсь на этом клочке земли, ненужном России ни разу. Тут или Копенгаген датский брать с контролем проливов, или вообще не дергаться. Да и взять датскую столицу одно – удержать сложнее, практически невозможно. Сам же я помню, как отец напивался, сокрушаясь, что датчане предлагают деньги за предательство. По мне – нужно было брать. Не взял серебро родитель, так и помер в гольштинской нищете, попробую взять я, если вначале дадут, а потом, уже в России, не отберут.

И есть все шансы к реализации этого проекта. Россия уже сейчас вовлечена в европейские дела, как я узнал, тридцати шести тысячный корпус Репнина отправляется бродить по Европе. Может командующий Василий Аникитич совершить вояж и до Шлезвига. Нет, конечно, не может, тут самостоятельности решений генерал-фельдцейхмейстера не достаточно, но если договориться с тетушкой, то датчане могут думать о реальной угрозе быстрой войны с ними, чтобы «боль и слезки мальчика Петруши унять и забрать Шлезвиг». Плюс еще и тысяч пять-шесть гольштейнского воинства к тому.

Кто будет против? Австрия? Не думаю, они и так сейчас, пусть и пыжатся, но сделают многое, чтобы кровь руссаков решала проблемы Марии Терезии. Взяли Парму и Пьяченцу и полностью выдохлись, даже из Генуи их горожане выгнали.