Поезд

– Полезно иметь рядом человека, который может видеть тебя со стороны и вовремя вправить тебе мозги. Кажется я снова впал в мелочное сочувствие самому себе. Немыслимо как быстро человек опускается до своей дурной натуры.

– Это очень странный комплимент, но я приму его – ответила она с очаровательной улыбкой.

– Пожалуй я все таки проветрюсь – говорю я.

Она кивает и я открываю дверь купе.

***

Приглушенные лампы тускло освещают коридор. Такой разительный контраст между светлым уютным купе, со стенами покрытыми мягкой бархатной обивкой и прохладной полутьмой коридора. Я шагаю в коридор и закрываю за собой дверь. Мягкий лунный свет, вкупе со сделавшим передышку снегопадом, позволяют мне различить местность вокруг. Горы все ближе. Лес заметно редеет, повсюду лишь пожухлый кустарник, а ели забираются все выше, венчая вершины холмов. Все чаще встречается прорвавшаяся наружу скальная порода. Я чувствую легкий укол сожаления – когда поезд будет проезжать через горы, будет уже совсем темно, а лунный свет не достигает дна ущелий, и едва ли что-то получится разглядеть в кромешной темноте.

В памяти всплывают образы гор при свете дня – наш состав несется через сжимающиеся тиски каменных стен. Кажется до них можно дотянуться рукой. Внезапно одна стена обрывается и на смену ей приходит узкий уступ. Теперь поезд неторопливо проходит вдоль него, по самому краю. Ты прижимаешься к окну, но даже так не в состоянии различить дно пропасти. А в следующий миг, по эту сторону, снова вздымается отвесная стена. В такие моменты лучше держать дверь купе открытой. Ты выходишь в коридор и наблюдаешь пропасть по другую сторону. Если путь поезда пересекает другая расщелина, более глубокая, то через нее лишь один путь – узкий мост, на высоких, массивных, каменных колоннах, словно высеченных скульптором из цельного куска породы. Иногда такой мост огибает саму скалу, которая настолько вертикальна, что кажется невозможным вырубить в ней уступ достаточной ширины.

Поезд петляет в расщелинах между скал, вздымающихся отвесными стенами вертикально вверх, то ныряя в бесчисленные тоннели и арки, то вновь выскальзывая на свет в неожиданном месте, словно стальная змея застрявшая в лабиринте, из которого единственный выход – вверх. Но змеи не летают. И только две тонкие, блестящие полоски металла не дают заблудится, только они указывают путь. Есть что-то величественное и непостижимое в этом…

Тьма сгущается и уже почти ничего не видно. Чувствую как пол под ногами начинает ускользать вправо, вагон привычно скрипит, снова меняем направление и я покорно двигаюсь вслед за несущимся поездом.

Сбоку, в нескольких метрах от меня, с легким шуршанием открылась дверь. Поворачиваюсь на звук, чтобы посмотреть кто составил мне компанию. Бесшумно паря, кажется словно на цыпочках, к окну напротив купе выскальзывает юная особа. Небольшая легкомысленная шляпка немного оттеняет ей лицо, но все же можно различить слегка вздернутый носик. Кажется она даже не замечает мое присутствие. Ее глаза устремлены куда-то за окно, ввысь. А все ее тело тянется за взглядом, словно она вот-вот вспорхнет и найдя мизерную щель, вылетит наружу. Украдкой рассматриваю ее. Легкое платье, свободного кроя. Изящное, молодое, уже оформившееся тело, которое не в состоянии скрыть даже такое платье. Наконец она чувствует, что не одна. Немного неловко, пытаясь не растерять достоинства, она бросает на меня короткий взгляд. Два кристалла, способные даже в сумраке собрать весь окружающий свет и отразить его. Сердце сжимается до боли и замедляется, лишь для того, чтоб затем с удвоенной скоростью продолжить биение.

В сущности, ты с трудом понимаешь почему она произвела на тебя такое впечатление. Отвлекись ты, исключи чувство момента, разбери скрупулезно и придирчиво, и магия уходит. Золушка вновь становится «тыквой». И ты снова пытаешься воспроизвести в памяти тот взгляд, пытаешься понять, что зацепило тебя, было ли что-то вложено в него или это твое разыгравшееся воображение. И действительно, ты припоминаешь, что кажется заметил проскользнувшее в ее взгляде презрение, к твоему возрасту что ли, словно она почувствовала твой трепет. Может ли такое быть? Что интуитивно они чувствуют это. Трудно поверить, что эта юная особа может быть так проницательна. А впрочем, мужчин много и все они смотрят – инстинкт, заложенный в нас столетиями. Ловлю себя на мысли, что смотрю сквозь нее, наверно выгляжу нелепо. Строю некое подобие улыбки, но чувствую себя полным ослом. Отвожу взгляд, словно опять вернулся к своим мыслям, но думаю лишь о ней. Эта юность и неукротимая жизненная сила, когда все у тебя еще впереди. Слышу шорох открывающейся двери. Она снова бесшумно исчезает в купе. Кажется мы вышли наружу движимые общей потребностью в уединении, и невольно нарушили ее друг другу.

***

Снова ищу повода ускользнуть от мысли, подспудно не дающей мне покоя. Где-то в глубине я понимаю от чего бегу. Я ищу все новые причины ускользнуть от своего дела, начинания, которому я хотел посвятить все время в поезде. Возвращаться в купе не хочется, я знаю, что там я еще ближе к источнику своего беспокойства. Внутренне надеюсь, что супруга уже спит, а значит я получу желанный повод не укорять себя. Но осознание этого не дает мне покоя. Не хочу так просто сдаваться. Кажется если я сменю обстановку, найду уединенное место, то мысли сами устремятся в нужное русло.

Чувство голода напоминает о себе или это очередная возможность потянуть время? Неприятная тяжестью в животе. Кажется иного выхода нет, тем более в столь поздний час в вагоне-ресторане наверняка нет никого, только дежурный официант, да еще мирно спящий на кухне повар. Исключительное блюдо он не приготовит, но сандвичи вполне осилит. Хлопаю себя по карманам, бумажник остался в купе. Не хочу тревожить сон жены и надеюсь, что просто запишут на счет моего купе. Думаю билет в высшем классе вполне себе респектабельный повод доверять мне. Направляюсь в вагон-ресторан. Прохожу мимо каморки проводника. Его чуткое ухо заранее предупреждает о моем приближении и он весь подбирается, словно не спит, но возраст берет свое, выглядит он помято. На его изможденном, осунувшемся лице прекрасно видны остатки сна. Киваю ему, мол все в порядке. Он отвечает мне коротким кивком полным достоинства. Прохожу через следующий вагон. В коридоре тишина – если бы не стук колес, да тревожное гудение лампы. Даже странно, это тоже вагон высокого класса, обычно они более щепетильны в таких вопросах, ведь это может досаждать их гостям. Я думаю о лампе. Удивительно, как можно не замечать стук колес, но раздражаться от практически незаметного гудения лампы. Миную незамеченным еще два вагона.

Наконец захожу в вагон-ресторан. Свет там достаточно яркий, но с расчетом на сонного посетителя – щуришься поневоле, но в целом уютно. Из-за двери кухни появляется молодцеватый официант. Его бледность и красные глаза выдают, что он работает не первую ночь. Даже на почтительном расстоянии чувствуется, что он справляется с помощью кофе. Интересуюсь угостят ли меня в долг. Секундная нерешительность, заметная лишь опытному глазу. Он быстро оценивает меня и утвердительно кивает, расплываясь в улыбке. Я тоже доволен. Обуславливаемся, что завтра я занесу ему деньги с моей щедрой благодарностью. Он не возражает, говорит, что такому почтенному пассажиру они всегда рады угодить. Я заказываю бутерброды с ветчиной и сыром, и кофе, но самый лучший. Думаю он прекрасно меня понял и знает как все сделать в лучшем виде.

Его нет минут пять. Судя по настойчивому шёпоту, он в данный момент пытается добудиться повара, чтоб тот приготовил мне бутерброды. И не вполне удовлетворенный отзывчивостью последнего, начинает греметь посудой, перехватив часть его забот на себя. Наконец, оживленная перепалка негромких голосов подтверждает, что повар все же приступил. Знаю, что от выпивки они имеют самый большой процент и решаю сделать им приятное. Зову официанта. Через несколько секунд, в дверном проеме появляется голова, видимо он совсем не может оторваться. Уверен, сейчас он подбежит ко мне, так принято, но не хочу морочить его условностями и не давая ему разогнаться, кричу, что не откажусь от рюмки коньяка. Он радостно ухмыляется и обещает оформить в две секунды. Оглядываю вагон. Пожалуй это последнее место куда придет прогресс. Люди любят уют старины. Окна до сих пор украшены резьбой и их обрамляют массивные шторы, подвязанные канатами с кисточками. На стенах викторианские обои. Мебель хоть и закреплена, по нормам безопасности, но все равно деревянная и под старину. Нахожу это место уютным. Мягкий свет, из под бумажных абажуров, заполняет вагон приятным персиковым светом. Разваливаюсь в кресле поудобней в предвкушении сытного ночного перекуса. Смотрю в окно, в непроглядную темноту, раскрываю простор для фантазии и мысли снова уносят меня далеко. Кажется вот оно, то ощущение, тот благоприятный настрой.

Позади раздается шум отъезжающей двери. Настрой улетучивается, похоже у меня компания. Не хочу привлекать к себе внимание, по этому не поворачиваюсь. Напрягаюсь, пытаясь собрать разбредающиеся мысли воедино, усилием воли игнорирую происходящее вокруг меня, но пасую, под напором шума творящегося за моей спиной. Окончательно теряю ход мысли. По звукам пытаюсь представить картину происходящего. У меня есть призрачная надежда, что если не подавать вида, то возможно меня не заметят. Слышу шум от нерасторопных движений. Вот посетитель наткнулся на стул, при этом уронив его. Затем облокотился на стол, чуть не перевернув, судя по звякнувшим столовым судкам. Теперь он кряхтит и пытается собрать все, но видимо пальцы не очень слушаются. У меня недоброе предчувствие и я поворачиваюсь. Тучный мужчина, небольшого роста, с характерным для выпивохи, отечным, покрытым пунцовыми пятнами, лицом. Его безжизненные слипшиеся волосы падают на глаза, отчего он крутит головой, пытаясь их стряхнуть. Теперь он пытается заставить стул стоять. Стул и сам бы рад, но как только тот его поднимает, то зацепив рукавом снова валит стул на пол. На шум выбегает официант. Он просит гостя не обращать внимание и присесть за стол. Проводив его под локоть, до ближайшего к окну стола, он возвращается и поднимает стул. Потом возвращается к гостю и справляется, что тот желает. Он то и дело виновато поглядывает на меня, ловя мой взгляд, чтобы я не дай бог не передумал у них ужинать. Впрочем он любезен и с пропойцей.

Я отворачиваюсь. Ничто сегодня не заставит меня отказаться от ночного перекуса в вагоне-ресторане летящего в ночи поезда. Через пару минут официант приносит тарелку с великолепными бутербродами и кофе. Спрашивает доволен ли я и хочу ли чего-то еще. Мотаю головой и говорю, что все в порядке. Он отступает назад, предварительно сообщив, что если все же что-то нужно, то он полностью к моим услугам. Что же, еще рюмка коньяка мне не повредит. Прошу его принести и ее. Он откланивается и исчезает на кухне.

Мой ночной сосед внимательно посматривает на меня. Словно силится узнать. Я уверен, что вижу его впервые, но выпивохам везде мерещатся друзья. Стараюсь не смотреть в его сторону. Лишь краем глаза слежу за его действиями. Все "нужные" мои мысли уже выветрились из головы, а остальные сосредоточены на сочном вкусном сандвиче. Время от времени отхлебываю кофе, но как-то без удовольствия. Кофе перебивает любой вкус. Неуклюжее движение сбоку, заставляет меня насторожиться. Мой «товарищ», по ночному гастрономическому загулу, резко встает и на непослушных ногах направляется ко мне. Я предвижу неприятный разговор и невольно во мне растет раздражение. Ожидания меня не подводят. Еще за несколько шагов до меня, окружающий воздух «кричит» о приближении пьяницы. Он подходит вплотную и кладет руку мне на плечо. Поднимаю глаза и всем своим видом даю понять, что такое панибратство мне не по душе. Впрочем он этого даже не замечает.

– Уважаемый. Кажется я вас где-то встречал – с трудом произносит он, собирая по буквам слова.

– Вполне возможно. Но это не дает вам права, класть руку мне на плечо – учтиво отвечаю я, но во мне все кипит.

– О простите, пожалуйста. Не хотел вас задеть – немного сварливо выдавливает он.

– И все же вы это сделали.

Он убирает руку и отступает назад, на пару шагов, изображая наигранное почтение. Кажется он вот-вот свалится на пол, но в последний момент восстанавливает равновесие каким-то непостижимым образом, в манере, свойственной только людям в сильном подпитии. После чего он ловко падает на стул, по другою сторону от моего стола.

– Ну и как вам здесь? Кажется бутерброд у вас вкусный.

– Вы правы бутерброд очень хорош. Закажите, не пожалеете.

– А я закажу… Закажу…

Он отворачивается и пытается выпустить из себя свист, но выплевывает лишь слюни. Я рад, что официант не за моей спиной. Так и не выдавив из себя ни звука, вновь поворачивается ко мне и махнув рукой, выдает:

– А, черт с ним. Потом закажу.

Я молчу и смотрю в окно. Если поддержать беседу, то он не отстанет никогда. Подумываю ретироваться отсюда.

– А куда вы едите? Простите за нескромность – спрашивает он.

– А это важно? – нервно парирую я.

Мне нечего ему ответить, он пьян и все мое остроумие улетучивается. Что бы я не ответил, боюсь он даже не поймет, а завтра еще и не вспомнит. Утром он будет ходить бледным, помятым, а на его хмуром лице будет лишь гримаса боли. И если я пройду мимо, он даже не вспомнит меня, хоть сегодня он бы и узнал обо мне все.

Теперь он тоже смотрит в окно и кажется вот-вот потеряет ко мне интерес, из-за моего недружелюбного приема.

Я закончил с бутербродом и допил кофе. Появляется официант. Он несет мою рюмку коньяку и на его лице тревога. Кажется он даже побледнел от испуга. Его мимика выражает сожаление, что я вынужденно оказался в подобной компании. Он ставит рюмку не стол. И отступает на пару шагов. Теперь он позади выпивохи и выжидает. Кивком показываю, что все в порядке.

Пьяница снова поворачивается, словно и не заметил подошедшего официанта, и видит рюмку передо мной. Его взгляд наполняется благоговением. Кажется это его божество.

– А вы тоже выпиваете? – с каким-то восторгом интересуется он.

Я молча беру рюмку и опрокидываю одним залпом. А затем, не поведя и бровью, ставлю ее на стол.

Он с нескрываемым восхищением смотрит на меня.

– Доброй ночи – отвечаю я и встаю.

Кажется я погорячился в своей прыти. Поезд начинает довольно резко замедляться. Я теряю равновесие и чуть не разваливаюсь на полу. Рюмка проносится мимо моего соседа и разбрасывая снопы искр, от окружающих ламп, падает на суконный пол и с глухим стуком катится по нему. На кухне раздается раскатистый звон падающей посуды.

Я чертыхаюсь, держась за стол, удивительно прочно привинченный к полу.

– Да что они там себе позволяют? – слышу я свой голос.

Минуту длится тишина. Мой ночной «приятель», растянувшись на полу, испуганно озирается. Из кухни выползают двое – официант и повар – довольно молодой и очень толстый парень, со слабовыраженными чертами на добродушном лице. Оба недоумевают и немного встревожены.

Наконец, после непродолжительного треска, из динамика раздается взволнованный голос машиниста. Он приносит извинения и сообщает, что нам не стоит тревожиться, у него все под контролем.

– Как же, под контролем – огрызаюсь я, оглядывая своих соседей – Пойду узнаю, что там приключилось.

Я махаю рукой повару и официанту.

– Спасибо за уютную атмосферу! Как и условились, завтра я передам вам деньги с проводником, а может и сам.

Официант испуганно кивает, кажется после такого он готов еще раз покормить меня, совершенно бесплатно.

***