Меч и ятаган

– Я… да, благодарю, дон Сальваго, у них все хорошо… Мне нужна ваша помощь, вот! – выпалила она. – Научите меня читать!

– Читать?! – изумленно переспросил священник, поначалу решив, что ослышался.

– Да, читать! – храбро улыбнулась она и кивнула.

Сальваго молчал, ожидая, что Мария скажет, что это все шутка. Но она смотрела на него с искренней надеждой.

– Ты серьезно?

– Да, святой отец! Пожалуйста, научите меня!

– Ты глупа и дерзка! – презрительно произнес священник и зашагал дальше. – Я не учитель, Мария, а священник. Ступай домой! – бросил он через плечо.

По дороге из церкви Святой Агаты Мария проходила мимо обержа Франции, общежития, где жили многие франкоязычные рыцари. Она заглянула в окно и увидела длинные полки, на которых стояли ряды томов в кожаных переплетах. Раньше она не обращала на них внимания, но сейчас они вдруг показались ей кораблями, покидающими Великую гавань и уносящими ее неведомо куда, в те страны, где девочкам не запрещено мечтать.

Наверное, именно поэтому она и хотела научиться читать – потому что ей это было запрещено. Она и сама толком не понимала, почему это так важно, – просто знала, что это так.

Глава 8

Каждое утро Нико вставал до зари и ложился спать в ночи. Он уже привык проводить большую часть времени на верфях с Леонардусом. Каждое утро он проводил час-другой с Амирой, которая учила его искусству ведения хозяйства и обычаям этого дома. Самой большой пыткой для него оказалось то, что раз в две недели ему нужно было мыться. Он пытался протестовать, но тщетно. Раз в две недели купание для прислуги было обязательным.

Нико научился менять постельное белье и стирать одежду.

– Разве женщины не лучше подходят для такой работы, госпожа? – спросил он у Амиры, пока тер щеткой халат.

– Хозяин никогда не путешествует в компании женщин, – ответила она. – Ты должен научиться удовлетворять все его потребности.

Его научили выбирать специи на рынке, оценивать жирность и свежесть цыплят, а также качество сторакса, используемого для приготовления духов, которые Фарук дарил своим женам. Нико научился солить рыбу и считать деньги. Амира отправляла его к сказочнику на базар, а потом он пересказывал ей услышанные там сказки. Она жадно слушала его и уверяла, что хозяину очень нравятся такие развлечения и он будет доволен. Нико подавал ей закуски и прохладительные напитки и старался не показывать виду, что его очень беспокоит растущий интерес госпожи к его скромной персоне. Она научила Нико кормить ее пальцами, сказав, что то же самое ему предстоит делать для хозяина. Он расчесывал ей волосы венецианской щеткой, украшенной драгоценными камнями. Иногда она переодевалась прямо при нем, не заботясь о том, чтобы полностью скрыться за ширмой из персидского шелка. Он видел ее обнаженную спину, когда она снимала халат и надевала платье для молитв. Амира будто бы не замечала его присутствия, но он отворачивался, чтобы не смущать ее. Других жен он видел только за ужином. Однажды он вдруг понял, что, пока находится в покоях Амиры, другим вход туда воспрещен, потому что в дверях стоит грозный Аббас. Уходя, Нико всегда замечал, что где-то неподалеку с мрачным выражением лица крутится Мехмед.

По вечерам Нико и Иби уходили в город на поиски пропитания, и мальчик продолжал учиться у садовника искусству воровства и мошенничества. Они проникали в лавки, а однажды даже залезли на склад, где нашли столько фруктов, что объелись и потом два дня мучились животом. Нико забирался по решеткам на террасы на крышах домов, где многие ужинали в летний зной. Как-то раз ему удалось украсть целый ужин, прямо в горшках. Опаснее всего было проникать в частные дома, поскольку они в основном принадлежали арабам и туркам, а некоторые даже янычарам, элитной гвардии самого султана. Им почти всегда удавалось раздобыть какое-то пропитание, но наесться досыта удавалось редко. Чем сильнее был их голод, тем более дерзко и отчаянно они себя вели. Нико уже и без Иби прекрасно понимал, что с ними будет, если их поймают.

Однажды вечером на рынке Нико остановился посмотреть выступление фокусника. Он показывал удивительные трюки с огнем, со змеей и веревкой. Некоторые бросали фокуснику под ноги монеты. Рядом другой мужчина играл с прохожими в игру, пряча камешек под ракушки и предлагая угадать, где тот сейчас находится. Никто не угадывал, и все ставки доставались мошеннику. И тут Нико в голову пришла замечательная идея.

На следующий день вечером Иби ходил по людной площади и принимал ставки, что мальчик в ярко-красном тюрбане, тот самый мальчик, который выступал перед светлыми очами бейлербея в Каире и самим султаном – да будет благословенно имя его! – в Константинополе, сможет запомнить любой стих, или сложную последовательность имен либо чисел, или что угодно на выбор любого из сомневающихся в его искусстве.

Вскоре вокруг них собралась толпа скептически настроенных зевак, и один из них поставил двести мараведи на то, что Нико не сможет повторить имена его двадцати семи дядей и их отцов. Ставка была принята. Мужчина принялся перечислять бесконечные имена, и с каждым следующим именем толпа все более уверялась в том, что у Нико ничего не получится. Ни одному смертному не под силу запомнить такую литанию. Нико прошептал что-то Иби на ухо, и тот во всеуслышание заявил, что список недостаточно сложный. Нико примет предложение, только если этот человек добавит в список имена своих братьев, кузенов и племянников, а также клички лошадей, если таковые у него имеются. Ставки взлетели до четырехсот мараведи, а потом и до шестисот. На эти деньги Нико и Иби могли бы целый месяц питаться по-королевски. Когда Нико под ноги бросили последнюю монету, он без запинки повторил все имена. Пораженная толпа зааплодировала, Нико скромно улыбнулся, предвкушая победу. Однако он забыл одну важную мелочь: имена никто не записал. Иби уже потянулся к монетам, но сделавший ставку наступил ему на руку кожаной сандалией.

– Он ошибся! – прорычал проигравший.

– Я никогда не ошибаюсь! – воскликнул Нико. – Если хотите, могу повторить еще раз, если надо – в обратном порядке!

– Поздно! Это моя семья, и ты ошибся, говорю тебе! Деньги остаются у меня, а с тебя еще двести!

– А мне – пятьдесят! – крикнул другой и выхватил из-за пояса меч.

Засверкали ножи, толпа почуяла кровь. Нико и Иби с трудом удалось сбежать и спастись.

– Думаю, о колдовстве нам лучше забыть, – сказал мальчику Иби. – Воровать проще…

Прибытие нового корабля в гавань всегда встречали выстрелом из пушки – количество залпов зависело от типа корабля, – и тогда Нико со всех ног бежал на пристань, чтобы посмотреть на новых рабов. Он расспрашивал всех, кто был готов разговаривать с ним, сам без промедления отвечал на их вопросы, но никого с Мальты не привозили. Нико не падал духом. Это просто вопрос времени, думал он, не оставляя мыслей о побеге и не отрекаясь от веры в солдат Божьих на земле.

Нико все чаще думал о рыцарях, проводил в размышлениях о них все больше и больше времени. Их доспехи сияли, как благодать Господа, а с мечей капала кровь неверных. Нико дал себе слово, что однажды присоединится к ним и клинком изгонит корсаров из их логова в Северной Африке. С глубокого детства он мечтал вступить в орден, но отец всегда говорил ему оставить эти глупые мечты. Он был мальтийцем, к тому же простолюдином, и рыцари никогда не запятнают честь ордена, к которому в основном принадлежали европейцы благородного происхождения. Нико поклялся самому себе, что все-таки найдет способ. Однажды он бродил по Бедестену, предаваясь своим дерзким мечтам, и вдруг увидел Баба – того самого мальчика, который украл у него деньги в первый день в Алжире. Нико смело зашагал к нему, Баба обернулся и заметил старого знакомого. Сжав кулаки, Нико бросился на обидчика. Они упали на землю и долго катались в пыли. Нико пришел в такую ярость, что набросился на старшего по возрасту Баба с неожиданной силой. Баба удалось разбить Нико нос и скулу, но потом он быстро вскочил на ноги и убежал. С поля боя Нико ушел весь в крови, но с ощущением победы.

Каждую ночь перед сном он крутил в руках подаренную Марией монету, словно четки, и молился вслух. Он просил Господа вспомнить о его спасении и направить его руку против врагов: мучителя Мехмеда, палача Юсуфа и капитана галеры Али-аги, продавшего его в безбожный ад Алжира. Когда Нико закончил молиться, из темноты раздался голос Иби:

– Если станешь мстить за все причиненные тебе несправедливости, всю жизнь проведешь в погоне за местью.

– Да, – задумчиво ответил Нико и добавил без тени сожаления: – Думаю, так оно и будет.

– Тогда тебе лучше обращаться к другому Богу, – посоветовал Иби. – Если перейдешь в ислам, то уже никогда не станешь рабом на галерах или в карьерах. Надень тюрбан, и тогда тебя могут даже освободить.

– Моя душа будет гореть в аду! – возмутился Нико. – И если ты так думаешь, то почему не перейдешь в ислам сам?

– Бог давно забыл меня, а я забыл Его. В детстве я как-то молился Ему целый месяц. Потом месяц не молился. И никакой разницы не заметил.

– Твоя вера слаба!

– Не слаба, мой юный друг. Ее просто нет. И если твоя цель – возмездие, то тебе не стоит понапрасну волноваться, кому ты служишь. Я попал в рабство в детстве, сначала жил на Сицилии, потом меня увезли в Алжир. Христианская страна, потом – мусульманская. Я видел, что берберийский Аллах любит мстить, как и Бог твоих отцов. Но в этих краях Аллах окажется тебе куда полезнее. Мехмед тоже отступник. Он перешел в ислам, а теперь посмотри, какой властью он обладает!

– Мехмед вообще ни во что не верит! Он не следует зову муэдзина! Я видел, как он пьет вино!

– Все правоверные, пока стоят в мечети, – рассмеялся Иби. – А стоит им выйти оттуда, как они забывают о вере. В доме Фарука истинно верующий только Юсуф. Хозяин сам пьет много вина, ну разве что не в священный месяц Рамадан, тогда он пьет в два раза больше. И все же он совершил паломничество в Мекку. Так делают все мужчины на пути в райские кущи: одной ногой стоят в пороке, а второй – в добродетели. Тебе нужно выбрать путь, который даст тебе больше шансов выбраться из той жизни, которая тебя ждет. Перейди в другую веру, мой юный друг.

– Никогда! – горячо воскликнул Нико, повернулся к богохульнику спиной и попытался уснуть.

Позже он поговорил об этом с Леонардусом. Корабельных дел мастер сказал, что и сам бы сделал именно так, но его талант слишком высоко ценится в этих краях.

– Лучше перейди в ислам, пока еще мало знаешь, да и то если тебе позволят, – сказал мастер. – Почти все корсары – отступники, которых когда-то похитили у родителей и обратили в ислам или воспитали мусульманами с детства. Даже Тургут, лучший среди всех.

– Но я хочу быть рыцарем! – возразил Нико.

– А кто такие рыцари? – сплюнул на пол Леонардус. – Те же корсары, только с крестами! Какая разница, во имя кого грабить и убивать?

– Богу есть разница! – выпалил Нико. – Это всем известно!

Леонардус мрачно рассмеялся и сделал глоток из фляги.

Как бы ни старался Нико, что бы он ни делал, у него никак не получалось угодить Мехмеду. Старший раб продолжал искать способы заманить его в ловушку и никогда не упускал возможности выставить его в дурном свете перед Юсуфом, регулярно получавшим отчеты о его бесполезности. Нико обвиняли в том, что разбилась посуда, из кладовой пропал сахар, зерно отсырело после грозы. Повар научил Нико готовить маколик – особо любимый хозяином деликатес. Нико с гордостью подал свое творение женщинам, но те плевались от горечи. Мехмед испортил блюдо, подсыпав туда квасцов, но в дураках остался Нико. Каждый день случалось что-то новенькое, какой-нибудь небольшой скандал, и Мехмед всегда обставлял все так, будто виноват в произошедшем Нико, и никто другой. Такая несправедливость мучила мальчика, но протестовать не имело смысла. Его слово против слова Мехмеда не значило ровным счетом ничего.

Разумеется, Нико куда больше нравилось свободное существование на верфях, чем бесконечные интриги в доме. В гавани ему никогда не приходилось заниматься работой, а вот посмотреть всегда было на что. Со стоявшего у горна кузнеца сходило семь потов, пока он делал гвозди и скобы или точил и чинил инструмент. Неподалеку сшивали латинские паруса, а рядом закручивали конопляные волокна сначала в одну сторону, превращая их в пряжу, потом в противоположном направлении в более толстые пучки, а затем сплетали канаты. В другом месте длинными скобелями стругали мачты из увесистых деревянных брусьев, а плотники и столяры изготавливали шпангоуты и обшивку корпуса, а затем скрепляли доски деревянными нагелями. Такелажники готовили сети для абордажного боя и защиты команды корабля в бою, на случай если упадет мачта. Нико бывал повсюду, залезал на катушки канатов, сидел на крышах бараков, наблюдал за полетом чаек в ярко-голубом небе, слушал мерный шум прибоя и ощущал, как морской бриз ерошит ему волосы.

Больше всего ему нравилось быть рядом с Леонардусом. С ним он чувствовал себя как дома, потому что они говорили на одном языке и потеряли одну родину. Леонардус был остер на язык, но иногда хвалил Нико, когда тот хорошо выполнял какое-нибудь поручение, а порой даже улыбался ему. Такой привилегии мало кто удостаивался.

Леонардус мог рассказать обо всем на свете, дополняя свои рассказы воспоминаниями о проведенном в море времени и сказками о корсарах, бороздивших его просторы. Он знал все на свете о течениях и ветрах, странах и портах, казалось, у него есть история на любой случай. Нико не всегда понимал, где заканчиваются факты и начинается вымысел, но это было и не важно, ведь ему было очень интересно и то и другое. Он узнал о племени, использовавшем какое-то таинственное растение, вызывавшее грезы, чтобы совратить спутников Одиссея.

– Их звали лотофагами, – рассказывал Леонардус. – Жили они на Джербе. Теперь этот остров принадлежит Тургуту. Умная он сволочь, этот Тургут! Его называют Мечом Ислама. Однажды флот генуэзского адмирала Андреа Дориа, который превосходил противника по количеству и вооружению, столкнулся с малочисленной эскадрой Тургута и запер их в бухте на Джербе. Любой смертный смирился бы с поражением, но только не Тургут! Он приказал построить дорогу через остров и погрузить галеры на колесную тягу. Островитяне работали на него в поте лица и перетащили корабли на противоположный берег. Тургут ушел от врагов, целый и невредимый, как сиськи монахини! Великий Дориа только через два дня понял, что осаждает пустую гавань! Над ним смеялся весь свет, от Геркулесовых столпов до Золотого Рога. Готов побиться об заклад, после этого он и сам сожрал лотос!

Леонардус болтал без умолку, перемежал рассказы о том, какой должна быть хорошая мачта, легендами о сиренах, указывал на неаккуратные швы на латинских парусах и тут же предавался воспоминаниям о венецианских гильдиях. Он учил Нико завязывать узлы, считать до ста по-турецки, определять по цвету воды в заливе, что происходит с течениями. Нико понимал, что природа наделила его умом, но перед Леонардусом мальчик просто преклонялся, поскольку, казалось, мастер знает все на свете. Как зачарованный, Нико ловил каждое его слово.