Светочи Свободы

В один из таких дней мы побрели по воде к Махараджу. Нас было двое, и мы остановились в дешевых номерах, которые находились на расстоянии около 200 ярдов от его дома, так что идти было не слишком далеко. Мы смыли с себя грязь, воспользовавшись краном на первом этаже, и поднялись наверх в комнату Махараджа. Увидев нас, он очень удивился. Думаю, он полагал, что наводнение воспрепятствует приходу посетителей. На маратхи он сказал нам, что в этот день сессии проводиться не будут, поскольку некому будет переводить. Я решил, что он хочет, чтобы мы ушли, но мы оба притворились, будто не понимаем, что он пытается нам сказать. После еще одной или двух безуспешных попыток заставить нас уйти он сдался и сел в углу комнаты с газетой в руках, при этом держа ее так, что она заслоняла его лицо, в результате чего мы даже не могли его видеть. Но меня это не тревожило. Я был счастлив одним только тем, что мог находиться с ним в одной комнате. Я более часа просидел с ним в абсолютной тишине, и это было одним из самых чудесных переживаний, которые мне приходилось когда-либо испытывать, находясь рядом с Махараджем. Я ощущал сошедшую на меня глубочайшую, буквально твердую, словно камень, тишину, с каждой минутой становившуюся все глубже и глубже. Был только свет осознавания, который настолько меня заполнил, что думать было абсолютно невозможно. Вы никогда не поймете, насколько чудовищной тяжестью является ум, пока не попробуете хоть какое-то короткое время жить без него – совершенно счастливо, в полной тишине и совершенно безусильно. Большую часть этого времени я смотрел в сторону Махараджа. Иногда он переворачивал страницу и бросал на нас быстрый взгляд, и когда он это делал, то казался все еще раздраженным тем, что мы не ушли. Я внутренне улыбался его раздраженности, поскольку она меня нисколько не задевала. Я не испытывал никакого смущения, никакого замешательства, никакого чувства, что я кому-то себя навязываю. Я просто удовлетворенно отдыхал в своем собственном бытии.

После часа с лишним, проведенного таким образом, он поднялся и выгнал нас. Я выполнил перед ним простирание и ушел. Позднее я задавался вопросом, почему он не сидел в тишине чаще, учитывая ясность того факта, что, пребывая в безмолвии, он излучал очень мощную успокаивающую энергию. Рамана Махарши говорил, что речь нарушает течение тонкой энергии, которую он излучал. Мне всегда было любопытно, происходило ли то же с Махараджем.

Гарриет: И к какому же выводу вы пришли?

Дэвид: Я понял, что безмолвие просто не было свойством его природы. Его метод передачи учения предполагал наличие споров и разговоров. Лишь в такой обстановке он чувствовал себя наиболее комфортно.

Гарриет: Не могли бы вы немного подробнее остановиться на этом?

Дэвид: Здесь я должен оговориться, что то, о чем я буду рассказывать дальше, в основном отражает только мою точку зрения, основанную на наблюдениях за общением Махараджа с приходившими к нему людьми. Это не является тем, что я слышал от него самого.

Когда люди приходили к нему впервые, он просил их рассказать о себе. Он пытался выяснить, какой вид духовного пути они избрали и что их привело к нему. Проходя через зондирующие вопросы Махараджа, посетители в итоге были вынуждены обосновывать свое мировоззрение и свои духовные практики. Это был один уровень взаимодействия. На более глубоком и более тонком уровне Махарадж излучал энергию, шакти, которая успокаивала ваш ум и заставляла вас сознавать то, что находится под поверхностью ума, всех его идей и концепций. А теперь представьте оба эти процесса происходящими одновременно. С помощью ума посетитель лишь конструировал и проговаривал версию своего мировоззрения. В глубине же себя он чувствовал притяжение своей собственной бытийности, знания того, что на самом деле является реальным, отличного от идей, которые он только принимал за реальные. При этом энергия Махараджа постоянно усиливала осознавание этой основы. В какой-то момент посетитель начинал остро сознавать то, что казалось ему двумя соперничающими друг с другом реальностями: концептуальную структуру, которую он только что обрисовал, и реальное переживание, лежащее под ней. Когда такое случалось, на лицах некоторых людей возникало специфическое выражение нерешительности, которое как бы отражало вопрос: «По какому же пути мне идти?» Иногда такой посетитель моментально осознавал, что все его представления и идеи – просто концепции. Тогда он их отбрасывал и погружался в свое собственное бытие. На мой взгляд, это было сутью учительской техники Махараджа. Он не старался убедить вас доводами. Вместо этого он заставлял вас самих исследовать те ваши убеждения, которые вы считали правильными, а затем сметал их, давая вам почувствовать вкус основы, лежащей под всеми вашими концепциями. Если вы были к этому готовы, вы оставляли привязанности к вашим концепциям и пребывали в том, что лежало под ними. Если нет, вы продолжали делать большую ошибку, углубляясь все больше и больше в полное опасностей поле ума. Некоторые люди быстро ухватывали суть. Другие же, те, кто отчаянно цеплялся за структуру своего ума, возвращались снова и снова с вопросами, имевшими целью всего лишь усовершенствование интеллектуального понимания учения Махараджа.

Диалоги с посетителями и споры с ними были неотъемлемой частью его методики. Для того чтобы она работала эффективно, Махарадж требовал от посетителей рассказов о себе и своих мировоззрениях, поскольку ему нужно было, чтобы они увидели, что все их идеи – лишь совершенно нереальные умопредставления. Ему нужно было, чтобы люди посмотрели на свои концепции, поняли их бесполезность и отвергли их ради получения непосредственного опыта.

Следует также отметить, что он ограничивал типы вопросов, на которые у него было желание отвечать. Иногда он говорил новым людям:

– Меня не интересует, что вы слышали или читали. Меня не интересует информация из вторых рук, которую вы получили где-нибудь еще. Меня интересует только ваш собственный опыт. Если у вас есть какие-нибудь вопросы об этом, вы можете их задать.

Впоследствии, после первого вашего диалога с ним, он мог ввести даже еще более жесткие ограничения:

– Мне не интересно отвечать на вопросы, которые предполагают существование отдельной личности, обитающей в теле. Я не принимаю реальности подобной сущности, поэтому для меня такие вопросы являются абсолютно гипотетическими.

И это второе ограничение было действительно убийственным для общения. Вы не могли теперь спросить: «Как мне достичь просветления?» или «Что мне следует делать?», потому что все подобные вопросы допускали существование «я», предположение, которое Махарадж всегда отвергал.

В моей памяти еще очень живы воспоминания о Махарадже, слушающем переводчика, который объясняет ему на маратхи, что сказал кто-нибудь из посетителей. Как только он улавливал суть вопроса, его лицо становилось хмурым, он сжимал кулак, ударял им по полу и кричал: «Калпана! Калпана!», что значит: «Концепция! Концепция!» Иногда это могло стать единственным ответом, который получал посетитель. Махараджа определенно не интересовало муссирование чьих-либо концепций. Он хотел, чтобы люди отбрасывали их, а не обсуждали.

Когда это второе ограничение успешно отсекало большинство из тех вопросов, которые люди обычно любят задавать гуру, Махарадж заполнял возникавший вакуум рассказами о природе сознания. День за днем он продолжал говорить на одну и ту же тему, часто используя одни и те же аналогии. Он объяснял, как сознание возникает, как оно проявляется и как уходит. Вспоминая об этом сегодня, я думаю, что он делал то же, что и древние индийские риши, когда они говорили своим ученикам: «Ты есть Брахман». Когда джняни, установившийся в Брахмане как Брахман, говорит ученикам: «Ты есть Брахман», он не просто передает некую информацию. В этих словах содержатся сила и власть, присущие только джняни. Другие люди тоже могут бесконечно повторять: «Ты есть сознание», «Ты есть Брахман», но это станет просто информацией, которая будет храниться в вашем уме. Когда же это говорит вам джняни, за этим утверждением стоит вся его власть и вся его мощь. Если вы примете эту информацию своим сердцем, своим сознанием, то вы сами переживете это состояние. Если вы воспримете эту информацию только умом, она просто отложится в нем, как некое интересное сообщение.

Если в то время, когда Махарадж без конца говорил вам: «Вы есть сознание», вы принимали эту информацию в полной внутренней тишине, она активировала ваше осознавание сознания до такой степени, что вы чувствовали: «Он не просто что-то мне говорит, он действительно описывает то, чем я являюсь прямо сейчас, в этот самый момент».

Гарриет: С вами случалось что-нибудь подобное этому?

Дэвид: Да, и я думаю, что именно это он подразумевал под «получением знания». Это не было интеллектуальным знанием того, о чем он говорил, и это не было также Самореализацией. Это было состояние, в котором концепции временно исчезали, оставляя простое осознавание бытия, находящегося под ними. Пока такие состояния продолжались, они приносили большую пользу, давая вам уверенность в том и прямое переживание того, что есть нечто реальное и неизменное, нечто такое, что существует независимо от того, присутствует ум или нет.

Гарриет: Все это очень интересно, но, как вы сами заметили, в основном это ваши личные предположения. А сам Махарадж когда-нибудь это подтверждал? Говорил ли он, что это было тем, что он делал или пытался сделать для приходивших к нему людей?

Дэвид: Прямо не говорил. Он никогда не объяснял и не анализировал свои учительские приемы, или, по крайней мере, не тогда, когда я там находился. Большинство из только что высказанных соображений – результат моего собственного опыта и моего толкования происходивших там при мне событий. Однако суть остается неоспоримой: люди приходили к Махараджу, у них происходил с ним разговор или завязывался спор, и в какой-то момент они отбрасывали все свои идеи, поскольку убеждались в том, что прямое переживание обесценивает все давно накопленные и лелеемые ими представления.

Позвольте мне рассказать вам об одном разговоре, который произошел у меня с Махараджем, поскольку он хорошо и обстоятельно подтверждает то, что я только что пытался объяснить. Замечу сначала, что иногда я затевал спор с Махараджем только потому, что знал, что он любит, когда люди с ним спорят. Ему нравилось пикироваться в ходе обсуждений, и если никто не хотел высказаться или задать вопрос, я брал инициативу на себя и начинал с ним дискуссию.

Я не могу точно вспомнить, что мы еще обсуждали в тот день, но хорошо помню, что был момент, когда мы говорили около пяти минут, в течение которых я старался указать ему на одно противоречие, которое я якобы увидел в его учении. В свою очередь он старательно меня убеждал, что никакого противоречия там нет. Все это происходило в очень добродушной атмосфере, и думаю, что он знал, что я дискутировал с ним, во-первых, потому что мы оба любили разговоры и споры на духовные темы, и, во-вторых, потому что ни у кого из остальных присутствовавших не было неотложных вопросов. Однако примерно через пять минут он решил прекратить эту дискуссию:

– Я не думаю, что ты действительно понял цель моих диалогов здесь. Я не рассказываю все эти вещи людям только ради того, чтобы убедить их, что все это является правдой. Я говорю обо всем этом не для того, чтобы люди могли построить некую рационально обоснованную философию, свободную от противоречий. Когда я говорю все эти слова, я обращаюсь вовсе не к вашему уму. Я направляю их прямо в ваше сознание. Я высаживаю эти слова в вашем сознании. Если вы нарушаете процесс их приживления там, обсуждая их смысл, им не удается пустить корни. Однако, как только мои слова приживутся в вашем сознании, они прорастут, вырастут и в должный момент принесут плоды. И это никак не зависит от вас. Все это происходит само по себе. Однако если вы слишком много размышляете об этих словах или обсуждаете их значение, вы отодвигаете время их созревания.

Все это было сказано с большой сердечностью. И при этом он был в тот момент очень и очень серьезен.

Пристально посмотрев на меня, он очень строго сказал:

– Хватит разговоров. Молчи и дай словам делать их работу!

Конец разговора. Я всегда вспоминаю его с радостью и оптимизмом. Я чувствую, что был благословлен его присутствием и получил благословение на будущее теми словами истины, которые он во мне посадил. Думаю, эти слова пребудут со мной всегда, и знаю, что в положенный момент они расцветут.

Гарриет: И вы подчинились его указаниям? Вы перестали думать о его учении?

Дэвид: До вашего сегодняшнего прихода я действительно много лет не думал о его учении. Я даже не читал многие из новых книг, содержащих диалоги с Махараджем. В одной из них есть тот ответ, который я упоминал несколько минут назад: «Чем больше я слушаю Махараджа, тем больше понимаю, что хочет мне сказать Бхагаван», но я лишь несколько лет назад узнал об этом.

Моя бывшая жена Васанта, читая однажды книгу, сказала:

– Это о ком-то из Раманашрама. Ты не знаешь, кто это?

Она прочла несколько строк, и я понял, что это был я.

Обычно я прочитывал книгу «Я есть То» от корки до корки примерно один раз в год, но теперь я совсем в нее не заглядываю. Только иногда, бывая в библиотеке Раманашрама, я беру ее в руки и читаю вступительные слова двадцать третьей главы. Эти слова чудесно описывают состояние джняни, и я никогда не устаю их перечитывать. Кроме разве что этого, я редко теперь думаю об учении или читаю о нем.

Должен сказать, что моя голова в более чем достаточной степени наполнена другими концепциями, которые, словно гербициды, воздействуют на слова истины, посаженные во мне Махараджем. И все же во мне живет огромная вера в непреодолимую силу его слов. Рано или поздно они принесут свои плоды.

Гарриет: Рамеш Балсекар говорил: «Самым эффективным усилием является непосредственное осознанное восприятие реальности». Некоторые люди понимают смысл этих слов таким образом, что если вы не получаете прямого переживания в течение того времени, когда гуру (в данном случае Махарадж) говорит с вами, то вы не получите его никогда. Вы уверены в том, что в данном случае вы не занимаетесь самообманом?

Дэвид: В том, что вы говорите, есть определенный смысл. Если вы не позволяли своему интеллекту стоять на пути, когда говорил Махарадж, его слова и сила, содержащаяся в них, делали свою работу. Когда он говорил, он не просил вас участвовать в этом процессе никоим образом. Как он мог просить вас что-либо делать, если он знал, что вы не существуете? Он не просил вас понять и не говорил: «Делай это и ты достигнешь просветления». Он вообще к вам не обращался. Он направлял свои слова непосредственно в ваше сознание в попытке заставить вас осознать, кем вы являетесь на самом деле. Однако если его слова не давали немедленного результата, он знал, что они могут принести пользу потом. Вспомните, что произошло с ним самим. Сиддхарамешвар сказал ему, что он есть Брахман. Нисаргадатта бился над этим три года, пока, наконец, не оставил сомнения и не познал истинность этого.

Слова джняни обладают особой силой, и эта сила не исчезает через пару секунд после того, как джняни эти слова произнес. Эта сила продолжает оставаться действенной, продолжает свою работу.

Гарриет: Сам Махарадж подтверждал это?

Дэвид: Да. Я уже не помню, как возникла эта тема, но слышал, как он сказал: «Слова просветленных существ обладают силой, дающей им долгую жизнь. Великие святые прошлого проповедовали свои учения, и эти учения сохранились благодаря присущей им силе и власти. Другие люди также могли говорить то же самое и в те же времена, но их слова уже исчезли, поскольку они не обладали силой. Но слова джняни пережили века, потому что им присуща сила и власть Атмана».

Я пересказал этот ответ Пападжи, когда брал у него интервью несколько лет назад, и он со всей уверенностью его подтвердил.

Гарриет: Когда вы говорите, что эти слова «пережили века», вы имеете в виду, что они сохранились только в книгах, как памятные высказывания, или они все еще имеют силу, чтобы пробуждать людей, даже спустя столетия после того, как они были сказаны? Разве непосредственное присутствие учителя при этом не является необходимым?

Дэвид: Думаю, мне следовало бы сказать, что живой гуру в человеческом облике необходим для всех, кроме разве что тех людей, которые более всего созрели для реализации Атмана. Однако в результате даже одной встречи с настоящим гуру и нахождения рядом с ним вы навсегда обретаете его присутствие. Вы можете настроиться на его присутствие, его милость и силу любыми путями: глядя на его фотографию, думая о нем или читая его слова.

Гарриет: И снова я хочу уточнить: это ваше личное мнение или вы располагаете каким-либо подтверждением этого, полученным от Махараджа?

Дэвид: Я помню один разговор, состоявшийся у меня с Махараджем, когда я впервые пришел к нему. Я не помню, с чего мы его начали, но кончился он тем, что мы заговорили о силе гуру и всевозможных путях ее проявления. Я находился под большим впечатлением от книги «Я есть То», был очень ею увлечен, и сказал об этом Махараджу.

Я: В течение нескольких месяцев я читал книгу «Я есть То». Через ее слова я почувствовал очень сильную связь с вами и вашим учением. Можно ли осуществить связь с гуру только через чтение его слов или необходимо прийти к нему лично?

Махарадж: Слова сделают свою работу в любом случае, услышите вы их или прочтете. Вы можете либо прийти сюда лично, чтобы услышать их, либо вы можете прочесть их в книге. Если учитель просветлен, они будут нести в себе силу.

Я: В моем случае я прочел слова живого гуру, и эти слова заставили меня прийти сюда, чтобы увидеть вас. Возможно, ваши слова оказывают такое сильное воздействие, потому что вы живы. Я осуществил контакт с живым учителем, живым присутствием. А что можно сказать о гипотетическом случае с каким-нибудь другим человеком, который возьмет в руки «Я есть То» через пятьдесят лет в стране, находящейся за несколько тысяч миль отсюда? Этот человек никогда не сможет вас увидеть. Будут ли эти слова все еще обладать преобразующей и пробуждающей силой?

Махарадж: Время и пространство существуют в вашем уме, но не в Атмане. Для силы Истинного Я не существует ограничений. Сила Атмана всегда присутствует, всегда работает, она неизменна. Меняется лишь готовность и устремленность людей к сосредоточению внимания на нем. Если кто-нибудь прочтет эту книгу, находясь в десяти тысячах миль отсюда даже через тысячу лет, эти слова сделают свою работу, если читающий их человек будет находиться в подходящем состоянии, чтобы их слушать и воспринимать.

Он не сказал на самом деле, что, благодаря чтению слов ушедшего из жизни гуру, человек может стать просветленным, но он ясно дал понять, что слова просветленного существа, даже будучи написанными в книге, заряжены энергией, которая может быть воспринята будущими поколениями. Думаю, я поднял этот вопрос по причине моих отношений с Раманой Махарши. Этим «гипотетическим» человеком, который открыл для себя слова великого, но уже оставившего этот мир гуру, был я. Наверное, я действительно хотел узнать, мог ли Рамана Махарши быть гуру для такого человека, как я, родившегося спустя годы после его смерти. Махарадж не ответил на мой вопрос, но он убедил меня в том, что в записях учения гуру присутствует значительная доля его силы и могущества.

Через какое-то время я пришел к выводу, что живой гуру в человеческой форме действительно необходим подавляющему большинству людей, но в то же время я испытываю огромное уважение к силе, содержащейся в записанных словах гуру.