Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

Хейзел не застала тяжелые для города времена. Хот-Спрингс, куда она приехала, казался – по крайней мере, на первый взгляд – не затронутым экономическим катастрофой, постигшей всю остальную страну и в особенности Юг. Возобновление скачек действительно пошло на пользу Хот-Спрингсу. Через год после того, как Оуклан-Парк рискнул и открылся несмотря на запрет, законодательное собрание штата приняло законопроект о легализации скачек в Арканзасе – «воняющий серой из Ада», как отозвался о законе один баптистский законотворец. Новость вызвала ликование на улицах Хот-Спрингса. Оуклан нанял сотни новых сотрудников, создав столь необходимые рабочие места, но еще важнее, что с открытием ипподрома в город хлынули туристы, тем самым обеспечив приток клиентов в девять крупных курортных отелей Хот-Спрингса, в многочисленные рестораны и закусочные, в более чем дюжину казино и букмекерских контор, превратившихся в источник живительной силы для города.

Эта встряска произошла как нельзя более вовремя. К 1933 году из-за Депрессии четыре из шести местных банков прогорели и закрылись, многие в Арканзасе остались без работы. Доля безработных составляла 37 %, а финансы штата находились в плачевном состоянии. Вновь избранный губернатор Мэрион Футрелл выступал за легализацию продажи спиртного на розлив (все еще запрещенного в Арканзасе, несмотря на отмену сухого закона) и за разрешение игровых автоматов и других видов азартных игр, чтобы расширить в штате количество налогооблагаемых предприятий. Хотя его предложения по легализации игровых автоматов и алкоголя отклонили, инициативу по проведению скачек одобрили. Облагая десятицентовым налогом каждый входной билет и четырьмя центами каждый доллар ставки, Оуклан приносил в казну штата до пяти тысяч долларов ежедневно.

На следующий год толпы на ипподроме были столь же многочисленными. В день открытия, 22 февраля, его посетили более двенадцати тысяч человек. Такое количество зрителей наблюдалось в течение всего года, и казалось, что Хот-Спрингс в полном порядке. Благодаря туристам в даунтаун вернулась жизнь. В отеле «Арлингтон» регулярно устраивали балы. На каждом сеансе, проходящем в кинотеатре, разыгрывали двадцатидолларовые призы. Улицы заполнились шикарными автомобилями, как местными, так и прибывшими из других штатов. Появились дополнительные поезда из Сент-Луиса, Чикаго, Мемфиса и нескольких других городов. К туристам, выходившим из прибывших поездов, приставали водители такси – полиция пыталась их контролировать, удерживая за установленными линиями и не позволяя вступать в разговор с пассажирами. Водители энергично хлопали в ладоши, привлекая внимание туристов, отчего всем сходящим с поезда казалось, что их встречают овациями.

Сойдя с поезда, пассажиры присоединялись к туристам из Арканзаса и соседних штатов, которые добирались до Хот-Спрингса иногда автостопом или даже пешком, чтобы поиграть в азартные игры, сделать ставки на ипподроме и в казино, а также заправиться спиртным, в упаковке или на розлив. Порок, оказывается – это мощный экономический катализатор. В Лас-Вегасе, где азартные игры легальны, рабочие, строившие дамбу Гувера[43 - Дамба Гувера (или плотина Гувера) – уникальное гидротехническое сооружение на границе Невады и Аризоны, США; входит в двадцатку самых высоких дамб мира. – Прим. пер.], покидали город и возвращались домой. Ветхие здания игорных заведений Вегаса еще лет шесть простоят в запустении, прежде чем кто-то решится открыть здесь приличные казино и отель. Зато в Хот-Спрингс, где азартные игры были вне закона, и богатые, и бедные стекались толпами, чтобы попытаться вырвать из лап Депрессии свою удачу, поставив на лошадь или бросив кости.

Радовались даже те, кто не работал в индустрии развлечений. Хейзел и многие ей подобные испытывали чувство удовлетворения, прогуливаясь по Центральной авеню и проникаясь царящей в городе атмосферой всеобщего оживления. Жизнь в Хот-Спрингсе в те времена для многих горожан казалась привилегией: здесь располагались магазины шикарных платьев, и очаровательные женщины вертелись там перед зеркалами; из широко распахнутых дверей больших аукционных домов эхом по всему кварталу доносились призывы аукционистов, побуждающие участников торгов поднять выше цену за африканскую маску или пару жемчужных сережек; зазывалы заманивали молодых клиентов, еще не достаточно взрослых для азартных игр, в залы игровых автоматов и тиры; из открытых окон казино, подсобных помещений, из окошек пунктов приемов ставок выкрикивались результаты последнего забега или последний номер, выпавший на рулетке; в бильярдном салоне «У Мартина» подростки лениво играли в пул, а девчонки, сидя в буфете, поедали конфеты и тянули газировку; имелось пять разных театров, в одних шел утренний киносеанс, в других – представление чечеточников или любительский турнир по боксу; в зависимости от дня недели туристы швыряли четвертаки и десятицентовики на ринг во время боксерского поединка. Все это вызывало жгучий интерес у молодой девушки из Огайо по имени Хейзел. Все это наводило ее на мысль, что за сверкающими дверями заведений даунтауна скрывается совсем иная жизнь.

ХИЛЛАМ НРАВИЛОСЬ, что Хейзел живет у них. Во-первых, они радовались переменам, которые видели в Холлисе, чей предыдущий брак со школьной подругой оказался неудачным, и он вернулся к родителям в очень подавленном состоянии. Встреча с Хейзел взбодрила Холлиса. Она побудила его завершить развод, удвоить усилия на работе, начать откладывать деньги, чтобы купить им с Хейзел собственное жилье. Все это не могло не радовать Ричарда и Бесси Мэй. Кроме того, Хейзел помогала на кухне: Бесси Мэй даже показала ей, как женщины Среднего Запада готовят мясной рулет, который обожали все дети в их семье. Хейзел ничего не имела и против того, чтобы составить компанию и сходить в пятидесятническую церковь «Эммануил» – маленькое здание, которое Ричард помог построить на Альберт Пайк Роуд. Она никогда раньше не видела и не слышала ничего подобного в храмах – все эти улюлюканья, крики и экстатическое бормотанье…

20 июня 1936 года, спустя год проживания Хейзел на ферме, она и Холлис сочетались законным браком в здании суда. Хейзел только-только исполнилось восемнадцать лет. Для получения разрешения на брак Холлис внес залог в сто долларов. Они переехали из дома семьи Хилл в квартиру на Ректор-стрит, рядом с работой Холлиса в «Кукс Айс-Крим». Поначалу Хейзел нравилось «играть в дом». Она чувствовала себя добросовестной ответственной взрослой. Но Холлис очень много работал, и вскоре она заскучала. Хейзел часто возвращалась в дом Хиллов, проводя больше времени с Ресси и остальными членами семьи, чем с мужем.

Но поздними вечерами… Вечерами! В восемнадцать лет Хейзел уже воспринимала себя не подростком, а женщиной с собственной квартирой и мужем, у которого была хорошая работа. Великой привилегией для нее как для независимого взрослого человека стала возможность наконец-то заглянуть в ту жизнь, которая кипела за дверями танцевальных залов и баров и зазывала ее плясками, одобрительными возгласами и духовыми оркестрами. Проводя время в компании Хиллов, коров и кур, она с нетерпением ожидала, когда Холлис вернется с работы и вывезет ее в город.

Холлису приходилось вставать на работу рано утром, и каждый вечер, когда они могли себе это позволить, он исправно водил Хейзел на танцы. Иногда Холлис брал у Ричарда старый «Плимут» Клайда и отвозил жену за четыре мили к северу от города на Фонтанное озеро, где устраивались ночные танцы. Именно там Хейзел впервые попробовала пиво, буквально умоляя Холлиса купить ей одно: девушке еще не исполнилось двадцати одного года – установленного законом Арканзаса возраста для употребления алкоголя. В те времена многие молодые женщины любили потягивать пиво, хотя и стеснялись этого. Холлис неохотно брал им обоим по пиву. Они пили и танцевали под звездами на берегу большого зеленого озера.

Так они и провели лето: Хейзел весь день болталась дома или у Хиллов, потом, как только Холлис приходил с работы и приводил себя в порядок, отправлялась с ним на Фонтанное озеро, а затем домой, чтобы Холлис мог выспаться, перед тем как встать в три часа утра, загрузить молоко и мороженое в грузовик и успеть без пробок доехать до центра города. График жесткий, но ведь он был молодым человеком с красивой молодой женой, которую нужно делать счастливой. А Хейзел делали счастливой танцы, шоу и ночные купания в озере.

ТЕМ ЛЕТОМ Холлис и Хейзел познакомились с доктором Петти. Вернее, все называли его доктором, но на самом деле он был фармацевтом, заведовал аптекой в отеле «Истман». На Хейзел доктор Петти произвел большое впечатление, а еще большее – его гламурная жена Дарла, которая была немного старше доктора. Она носила шикарные платья, курила сигареты, ее уши, шея и запястья поблескивали бриллиантовыми безделушками, она говорила как янки[44 - Янки – прозвище жителей Новой Англии (северо-восточных штатов США); иностранцы могут применять слово «янки» по отношению ко всем жителям США в целом. – Прим. пер.], с акцентом. Когда-то Хейзел нравилось думать, что именно так звучит и ее собственный голос, но она понимала, что это не так. Акцент Дарлы казался таким изысканным, почти европейским, и когда она говорила, окружающие ловили каждое ее слово, особенно доктор Петти: он был просто без ума от Дарлы и позволял ей водить его туда-сюда, как щенка на поводке.

Однажды ночью, когда веселье на Фонтанном озере уже стихало, доктор Петти пригласил Холлиса и Хейзел и одну пожилую пару поехать еще куда-нибудь. Дарла подала идею отправиться в «Саусерн клаб» – главный игорный зал города. Массивное каменное здание с фасадом из черного мрамора располагалось напротив отеля «Арлингтон». Хейзел часто любовалась через окно огромными люстрами, освещавшими вестибюль, но ей никогда не удавалось как следует рассмотреть интерьер. Дарла говорила, что в «Саусерн» можно выпить приличный алкоголь и потанцевать под оркестр. Холлис напомнил Хейзел, что она еще слишком молода, чтобы пить. Если на Фонтанном озере на подачу пива смотрели сквозь пальцы, то правила продажи крепкого алкоголя соблюдались намного строже, особенно в таком роскошном заведении, как «Саусерн клаб», где и так уже имелся нелегальный игорный зал. Сухой закон отменили полтора года назад, но более половины округов штата по-прежнему оставались «сухими»; продажа коктейлей и крепкого алкоголя на розлив в Арканзасе считалась незаконной. Спиртное можно было приобрести только в так называемых винных магазинах и только для личного употребления у себя дома. Несмотря на запрет, большинство ресторанов и баров в Хот-Спрингсе подавали спиртное в обход закона, и почти все такие заведения должны были платить кому-то за эту привилегию. Не было никакого смысла ставить под угрозу договоренности, подавая спиртное подросткам.

Ничуть не смущаясь, доктор Петти протянул руку через Дарлу к бардачку и открыл его. Та извлекла оттуда странную маленькую бутылочку. Открутив пробку, Дарла сделала большой глоток, затем передала емкость доктору Петти, который сделал то же самое и протянул ее Холлису. Холлис внимательно осмотрел пузырек. Это было одно из самых популярных лекарств, которые Петти поставлял в аптеку «Истмана»: виски по рецепту. Отмена закона сделала рецепт ненужным, однако дело по-прежнему шло бойко. Некоторым людям поход в аптеку давал некую секретность, способ сохранить достоинство, на которое было наплевать тем, кто покупал свои бутылки в магазинах. В конце концов, виски по рецепту – это лекарство.

Холлис и Хейзел удивились, что Дарла пьет прямо из бутылки: для такой благонравной барышни это было весьма необычно. Но молодые люди, видимо, решили не придавать этому значения, потому что вскоре сами присоединились к Дарле и сделали по глотку из той же аптечной бутылочки. Через некоторое время Холлис и Хейзел уже регулярно напивались в компании аптекаря и его супружницы, которых они знали не как алкашей или негодяев, а как добропорядочных представителей городской элиты. Они дрейфовали по ночной жизни самого развитого из маленьких городков страны, который они воспринимали не как гнездо коррупции и разврата, а как свой родной уютный дом.

Глава 4

Оуни

декабрь 1935

«Но, если ты вляпаешься в неприятности и не сможешь выбраться из тюрьмы, позвони мне. Я приеду и побуду с тобой».

Ровно за полгода до церемонии бракосочетания Холлиса и Хейзел в здании суда, холодным декабрьским утром 1935 года, Оуни Мэдден и Агнес Демби стояли перед камином в семейном особняке Демби на Западной Гранд-авеню в Хот-Спрингсе. Компанию им составляли отец Агнес и преподобный Кинкейд, семейный священник. Мероприятие проходило в обстановке полной секретности. Ни газетчики, ни агенты ФБР, ни кинокомпания «Парамаунт Пикчерз» не смогли выведать у присутствующих дату и место проведения свадьбы четы Мэдден-Демби. Газета «Нью-Йорк Дейли Ньюс» писала, что, по заявлению представителя пары, «члены семьи держали все в строжайшей тайне. Они не стали уточнять, когда зазвонят свадебные колокола, и настояли на том, чтобы никто из главных действующих лиц не оказался доступен для репортеров. Никакая информация предоставлена не будет».

Церемония оказалась непродолжительной, и присутствующих было немного. Когда все закончилось, молодожены отправились в скромную комнату Оуни в апартаментах «Кливленд Мэйнор», которую он снимал, ожидая условно-досрочного освобождения. В скором времени он купил для своей молодой жены дом, но совместную жизнь они начали, проведя первую брачную ночь в его скромных холостяцких апартаментах, где разделили также и первую совместную трапезу в качестве мужа и жены.

Оуни вернулся в Хот-Спрингс всего два года назад, но за это время успел привлечь к себе и Агнес много нежелательного внимания. Просто-таки местная достопримечательность: здесь, в этой маленькой квартирке в Арканзасе, жил Оуни Мэдден, король «ромового коридора» и хозяин Нью-Йорка, сорока трех лет от роду, в самом расцвете сил, исполнявший роль примерного семьянина в браке с девушкой из сувенирной лавки маленького городка. Хот-Спрингс привык к визитам важных шишек, однако никак не ожидал, что эти самые «шишки» будут жениться и торчать здесь. И все же Оуни не собирался уезжать из-за любви или денег: одно у него уже было, а второе он обязан был приобрести. Как он заработает, ему еще предстояло выяснить. Но его отправили в Хот-Спрингс по договоренности с Фрэнком Костелло – в обмен на процент от всего, что Оуни сможет сколотить в Арканзасе, Костелло присмотрит за делами Оуни на востоке.

Мэру Лео Маклафлину, как и следовало ожидать, не терпелось познакомиться с новым обитателем города. Маклафлин пригласил Оуни к себе домой, в большой белый особняк в конце Малверн-авеню, расположенный прямо на разделительной линии между белой и черной частями города. Дом никак не соответствовал скромной зарплате мэра. Роскошный газон окружала богатая кованая ограда, а каждый этаж семнадцатикомнатного дома викторианской эпохи в стиле королевы Анны украшала полукруглая веранда. Имелась даже конюшня, где Маклафлин держал Скотча и Соду – двух своих лошадей, которых он запрягал в карету, возившую его по городу. Жители Хот-Спрингса не задавались вопросом о богатстве Маклафлина. Они знали, что их мэр насквозь продажен, но при этом были убеждены, что ворует он не из городской казны. Маклафлин выполнил обещание, данное им в качестве кандидата в мэры: терпимо относиться к незаконным азартным играм и заставить игроков оплачивать необходимые городу улучшения. Он заявил избирателям Хот-Спрингса: «Не беспокойтесь о прибавке для Лео. В один прекрасный день Лео получит свое». И дом, и запряженный лошадьми экипаж, и великолепные костюмы в полоску служили достаточным доказательством того, что он действительно выполнил то, о чем говорил.

Оуни встретился с мэром и муниципальным судьей Верном Леджервудом в гостиной роскошного дома. Маклафлин командовал грозной политической машиной, в значительной степени зависевшей от коррупционных поборов и поддержки афроамериканских жителей города. В отличие от других округов Арканзаса, где чернокожим жителям не позволялось вступать в Демократическую партию и голосовать на предварительных выборах, Маклафлин всячески способствовал этому. Он платил налог в один доллар, требующийся от каждого избирателя, за тысячи местных жителей, а иногда даже заполнял за них бюллетени. В обмен на политическую поддержку со стороны черной общины города Маклафлин одобрил работу нескольких казино и ночных клубов, принадлежащих черным и расположенных в восточной части города, где проживало большинство чернокожего населения. Маклафлин использовал свое влияние и налоговый сбор, чтобы гарантировать, что изберут нужных людей для сохранения выстроенной им схемы игорного бизнеса. Тем не менее судья Леджервуд, возможно, обладал гораздо большим влиянием, чем мэр. Высокий и крупный, Леджервуд был настолько же сдержанным, насколько Маклафлин – эпатажным. Если Маклафлин славился своими зажигательными речами и харизмой, то Леджервуда отличала житейская мудрость и умение думать на несколько ходов вперед. Маклафлин – практик, умеющий делать дела. Леджервуд – мозговой центр, обладающий стратегическим мышлением. Эти двое дружили с юности и вместе замышляли захватить власть в городе и округе, чтобы открыть Хот-Спрингс для азартных игр, еще за целое десятилетие до приезда Оуни.

На самом деле именно Леджервуд изначально привлек Маклафлина баллотироваться в мэры после спора с тогдашним градоначальником Сиднеем Наттом по поводу кандидатуры начальника полиции. То были времена сухого закона, и Хот-Спрингс наводнили спикизи. Во многих из заведений, таких как «Саусерн клаб», «Блу риббон», «Огайо» и «Ситизенс», имелись подсобки, где как раз и играли в азартные игры. Леджервуд заявил Маклафлину, что с его помощью Лео сможет заручиться поддержкой владельцев теневого бизнеса, чтобы финансировать избирательную кампанию против Натта. Все, что требовалось от Маклафлина, – выступить за «открытую политику» в отношении алкоголя и азартных игр, а также позволить Леджервуду самому подобрать начальника полиции. Маклафлин на сделку согласился – и с тех пор уже почти десять лет находился на посту мэра. За это время карточные игры в подсобках спикизи переродились в полноценные казино, куда клиенты входили через парадные двери под ярко освещенными вывесками, а не через темные задворки.

В каком-то смысле открытие города стало возвращением к его естественному состоянию. Хот-Спрингс являлся курортом почти столько же времени, сколько был обитаем. Горячие источники и купальни находились на федеральной земле, и главный врач и правительство пропагандировали целебные свойства курорта по всей стране. Хот-Спрингс называли «Меккой для страждущих» и утверждали – впрочем, ошибочно, – что термальные воды способны излечить 90 % всех болезней и что благодаря питью и купаниям десятки тысяч людей исцелились от неизлечимых недугов. Естественно, туристы непрерывным потоком потянулись к источникам. И вокруг них выросла целая индустрия гостеприимства, включавшая в себя гостиницы, рестораны, бары, азартные игры и проституцию.

Однако к 1913 году беззаконие в городе усилилось, в нем царили насилие и казнокрадство. После того как в 1910 году кровавая перестрелка на городских улицах попала в заголовки газет, а в Хот-Спрингсе были пойманы несколько крупных банд мошенников, выманивающих у богатых приезжих десятки тысяч долларов, федеральное правительство решило провести расследование. Законодательное собрание Арканзаса в 1913 году приняло закон, согласно которому содержание игорного дома считалось уголовным преступлением. Столы для игры в кости и колеса рулетки скрылись в подсобных помещениях. Заодно значительно снизилось поступление средств в городской бюджет и количество туристов, которые приезжали в город, очевидно, не только ради купаний. Спустя более десяти лет с тех пор, как Маклафлин возглавил город, жители отчаянно желали вернуть старые добрые времена, когда Хот-Спрингс считался Карловыми Варами Америки. Единственным способом сделать это было возвращение азартных игр.

МОЖЕТ, МАКЛАФЛИН И ЛЕДЖЕРВУД и контролировали все рычаги власти в Хот-Спрингсе, но казино управлял другой человек, У. С. Джейкобс. На момент первого избрания Маклафлина и Леджервуда Джейкобс жил почти в двухстах милях от них, в Мемфисе, но владел контрольной долей в нескольких подпольных игорных заведениях. Маклафлин и Леджервуд вызвали Джейкобса в Хот-Спрингс и попросили помочь организовать в городе игорное сообщество. Джейкобс согласился неохотно и выдвинул свои условия: количество клубов должно быть строго ограничено, и Джейкобс единолично решает, кому быть в доле. Они согласились, и Джейкобс возглавил игорный бизнес Хот-Спрингса, контролируя большую часть домов.

Джейкобс удерживал за собой место на вершине власти, гарантируя безопасность всем важным людям, управлявшими игорными делами. Он ковылял по городу на своей деревянной ноге и лично доставлял конверты с деньгами, в том числе один Леджервуду и еще один Маклафлину. Он ссужал деньги каждому, кто нуждался в помощи. Он нанимал местных полицейских и пожарных в их нерабочее время для охраны своих заведений и платил им больше, чем они зарабатывали на своей муниципальной работе.

А еще Джейкобса боялись. Он выбивал долги и не позволял нежелательным личностям возвращаться в город. Он даже припугнул чикагских братьев Капоне, которые выбрали Хот-Спрингс местом передышки для себя и своей банды. Однажды Аль Капоне не оплатил маркер[45 - Маркер – краткосрочный кредит или кредитная линия, предоставляемая уважаемым клиентам казино. – Прим. пер.] в «Саусерн», и его брат Ральф умолял Аля все сделать как полагается. «Ты же понимаешь, что мы никогда не сможем вернуться в Хот-Спрингс, если разведем Билла Джейкобса», – упрашивал Ральф.

Но, несмотря на свое неумение прощать, играя роль криминального авторитета в Хот-Спрингсе, Джейкобс практически не курил, не пил и даже не играл в азартные игры. Вместо того чтобы в конце рабочего дня зависать у барной стойки в одном из своих клубов, он садился за столик в буфете в здании медицинского центра и заглатывал большую миску мороженого.

Джейкобс не замыкал на себе всю деятельность. Он привлекал партнеров в каждое казино, чтобы обеспечить возможность важным людям получать выгоду. Маклафлин не являлся прямым партнером Джейкобса ни в одном из таких заведений. Властные структуры для видимости держались от казино на расстоянии вытянутой руки. Впрочем, существовали способы обойти негласный запрет. Так, например, старшему брату Леджервуда Арчи предложили долю в 25 % в «Бельведере» и «Саусерн» за пятнадцать тысяч долларов – смехотворно низкую сумму. Несмотря на заманчивое предложение, у Арчи все равно не было таких денег. Он зарабатывал пятьдесят долларов в неделю, управляя одним из казино Джейкобса. Тогда Джейкобс свел Арчи с иногородним игроком по имени Эд Баллард, чтобы тот одолжил Арчи пятнадцать тысяч. Проблема заключалась в том, что Баллард вообще-то хотел, чтобы Арчи вернул ему долг. Баллард приехал в город, чтобы забрать деньги у Арчи, и был найден мертвым в своем номере в отеле «Арлингтон», с тремя пулями в сердце.

Убийство Балларда стало доказательством того, как важно следить за тем, чтобы правильные люди получали долю прибыли от казино. Но не менее важным для Джейкобса оказалось и то, чтобы эти самые правильные люди не допускались к бизнесу – особенно такие знаменитые криминальные личности, как Оуни Мэдден. Группировка держала под контролем местную полицию и суды и практически имела в своем распоряжении виртуальную лицензию на убийство. Однако такой известный нью-йоркский гангстер, как Оуни, мог привлечь внимание полицейских и прокуроров из других штатов или, что еще хуже, федерального правительства. Насколько Джейкобс понимал, если мафия хочет влезть в дело, то лучше было бы просто все закрыть, потому что именно так, по его мнению, все равно произойдет.

Однако Маклафлин был очарован Оуни. Он радовался, что в Хот-Спрингсе живет такой известный человек. А связи Оуни со многими представителями криминального мира страны могли бы пригодиться Маклафлину. В течение многих лет такие гангстеры, как Аль Капоне, приезжали в Хот-Спрингс, спасаясь от физической расправы и угроз. Но в последние годы это убежище перестало быть надежным. Как-то ночью конкурирующие гангстеры попытались убить Аль Капоне, изрешетив его машину пулями, когда тот проезжал через Хот-Спрингс. Капоне чудом остался жив, но местные жители сильно перепугались. Такие вещи происходят в Чикаго и Нью-Йорке, а не на курорте. Со временем Капоне и его банда становились все разнузданнее во время своих приездов в город, избивая помощников на поле для гольфа или облапошивая игорные заведения и рестораны, толком не оплатив счета и маркеры. Капоне, вероятно, считал, что его взносы в политические кампании Маклафлина дают ему право вести себя в Хот-Спрингсе как угодно, но гангстеры становились наглее, что не могло не беспокоить Маклафлина, Леджервуда и Джейкобса. Такой человек, как Оуни Мэдден, мог помочь. Оуни мог бы действовать как посол доброй воли в преступном мире, помогая Хот-Спрингсу следить за соблюдением правил приличия среди гангстеров.

Маклафлин дал понять Оуни, что ему рады в Хот-Спрингсе, но когда речь зашла о том, чтобы заполучить долю в игорном бизнесе, последовал отказ. Леджервуд откровенно заявил Оуни:

– Если узнают, что ты имеешь какой-то интерес к здешним игорным заведениям, работать мы не сможем.

Так уж было устроено в Хот-Спрингсе, объяснили они Оуни. Джейкобс является боссом игорного бизнеса, и никто из посторонних не может получить в нем долю. Маклафлин и Леджервуд готовы благословить Оуни на любой другой вид незаконного бизнеса, который он захочет вести в городе, но на том их гостеприимство для иногороднего и заканчивалось. К влиятельному авторитету самой Адской кухни Оуни Мэддену не будут относиться по-другому, независимо от того, где он теперь живет.

«Развлекайся, тусуйся допоздна, трать бабки, только не лезь на рожон, – частенько повторял Маклафлин. – Но если ты вляпаешься в неприятности и не сможешь выбраться из тюрьмы, то позвони мне. Я приеду и побуду с тобой».

КОГДА СПУСТЯ ТРИ МЕСЯЦА ПОСЛЕ СВАДЬБЫ Оуни и Агнес вошли в обеденный зал «Саусерн», никто не обернулся в их сторону. И не потому, что их не узнали. Совсем наоборот. Каждое появление Оуни на людях в Хот-Спрингсе напоминало целое шоу. На скачках вокруг него сразу же собиралась толпа, незнакомые люди заговаривали с ним, все толкали друг друга, чтобы получше его рассмотреть. Весь город сплетничал о его прошлом, о его богатстве, о его знаменитых друзьях. Со всей страны приезжали репортеры, чтобы расспросить о нем. Газета «Нью-Йорк Дейли Ньюс» называла его «пораженным любовью» и следила за его «пасторальным романом с хорошенькой дочкой почтмейстера из Арканзаса». Но в «Саусерн» все было по-другому. Там к Оуни относились сдержанно, не как к кому-то «с улицы», но и не по-особенному. Персонал понимал, что с Оуни следует обходиться почтительно, но без показухи. Постоянные посетители понимали, что им следует соблюдать дистанцию. И когда они с Агнес развлекали именитых гостей, как это происходило однажды вечером в марте 1936 года, народ знал, что пялиться не стоит. В Хот-Спрингсе люди привыкли видеть знаменитостей на улицах, и научились вести себя так, будто ничего особенного не происходит. В этом плане курорт имел много общего с более крупными городами, и известная публика ценила такое ненавязчивое гостеприимство. А уж персонажи, пользующиеся дурной славой, – особенно.

Гости Оуни и Агнес в тот вечер как раз были известны на всю страну… Известны своей скандальной репутацией. Знойная шоу-блондинка Гай Орлова[46 - Гай Орлова (Галина Орлова) – дочь русского и француженки, родилась в Петрограде, в 16 лет приехала в Америку, танцевала на Бродвее. В 1930-е годы XX века была любовницей гангстера Чарльза «Счастливчика» Лучано. – Прим. пер.], конечно, знаменитость, но лишнее внимание ей было ни к чему. Мужчина, сопровождавший ее на ужин, не являлся ее мужем. Собственно говоря, ее муж даже не знал, что она находится в Хот-Спрингсе. Человек, с которым она сидела за одним столом с Оуни и Агнес, сам нуждался в некоторой анонимности. Лишь несколько дней назад, когда он отбыл из Нью-Йорка в Хот-Спрингс, прокурор по особо важным делам объявил его в национальный розыск. Звали его Чарльз «Счастливчик» Лучано, и он считался социально опасным элементом номер один.

Прокурор по особо важным делам Том Дьюи делал все возможное, чтобы взять под контроль организованную преступность Нью-Йорка. Для этой цели Дьюи выдал ордер на арест Лучано за создание и управление сетью публичных домов с оборотом в двенадцать миллионов долларов. Лучано предупредили, и он исчез, не раздумывая ни секунды, не взяв с собой ничего, в одной лишь рубашке. Когда он остановился в Филадельфии, чтобы забрать Орлову и прихватить немного денег и одежды у Ниги Розена, товарища по банде и азартным играм, Розен подсказал Лучано и Орловой отправиться в Хот-Спрингс. Туда Лучано приезжал всего год назад, на повторное открытие ипподрома Оуклан-Парк. Лучано и Мейер Лански провели целую неделю на скачках и понежились в горячих ваннах. Лучано знал, что в Хот-Спрингсе можно затаиться и не беспокоиться о том, что местные жители донесут на него куда следует. И к тому же там сейчас находится Оуни.

Оуни представил Лучано всему городу, включая начальника полиции. Лучано был впечатлен, но Оуни в глубине души, конечно, нервничал. Присутствие Лучано в Хот-Спрингсе, в то время как его разыскивают все органы американского правосудия, могло обеспокоить Джейкобса. Пока сотрудники местных правоохранительных органов, судьи и политики находили общий язык с воротилами игорного бизнеса. Но если им начнут названивать полицейские, судьи или прокуроры из других мест и возникнет вероятность, что им лично придется заплатить за то, что они смотрят на все сквозь пальцы, то эти чиновники уже дважды подумают о том, стоит ли поддерживать азартные игры. В приоритете же у Джейкобса было одно: не дать распрям полыхнуть в Хот-Спрингсе. А вот Счастливчик Лучано как раз и полыхал злобой. Более того, он чувствовал себя доведенным до белого каления. И если Оуни планировал когда-нибудь добиться расположения Джейкобса, то ему надо было помешать Лучано стать проблемой для Хот-Спрингса.

Лучано и Орлова задержались в городе на две недели. Днем они проводили время на ипподроме или в кино, а вечером ужинали и танцевали в «Бельведере». Лучано засиживался допоздна, играя в карты в «Саусерн» или в кости в «Огайо». Он покупал Орловой дорогие подарки. Порой они целыми днями не вылезали из постели. Лучано перезнакомился буквально со всеми в городе. Он и Орлова обедали с Джейкобсом, с Маклафлином и даже с начальником полиции Джо Уэйклином. Дошло до того, что они забыли о своих проблемах в Нью-Йорке. Постепенно даже Оуни немного расслабился.

Шеф Уэйклин и начальник сыскной полиции Датч Эйкерс особенно подружились с Лучано. Это были не просто полицейские. Уэйклин, приходившийся судье Леджервуду шурином, возглавлял также службу безопасности в «Бельведере». И у Датча Эйкерса тоже случались подработки – например, он угонял машины у приезжих и предлагал их обратно владельцам за вознаграждение или продавал конфискованное огнестрельное оружие на черном рынке.

В 1933 году, за пару лет до того, как Лучано затаился в Хот-Спрингсе, еще один одиозный гангстер, Фрэнк «Желе» Нэш, выбрал городок с термальными источниками, чтобы спрятаться от ФБР. Нэш платил Эйкерсу за то, чтобы тот дал ему знать, в случае если кто-то из копов[47 - Коп (англ. cop) – популярное на сленге прозвище полицейского в США. – Прим. пер.] будет спрашивать о нем. Но это не помогло. Агенты ФБР схватили Нэша прямо перед клубом «Уайт фронт» в центре города, и в конце концов Нэша застрелили его же собственные люди, когда пытались освободить его из-под стражи. Пятеро сотрудников погибли в той провальной операции, что побудило Дж. Эдгара Гувера[48 - Джон Эдгар Гувер – директор Федерального бюро расследований в период с 1924 по 1972. Один из самых влиятельных политических деятелей США. – Прим. пер.] «нацелиться» на полицейское управление Хот-Спрингса и поручить своим агентам тщательнее следить за Уэйклином и Эйкерсом. «Чикаго эпохи Капоне, – говорил Гувер, – не имеет ничего общего с Хот-Спрингсом».

И все же Эйкерс и Уэйклин иногда выполняли и настоящую полицейскую работу. Так было и в тот раз, когда в Хот-Спрингсе находился в бегах Лучано. Эйкерс и Уэйклин получили сигнал, что полиция Йонкерса, штат Нью-Йорк, разыскивает вора по имени Эли Герсевитц, который предположительно скрывался в Хот-Спрингсе вместе со своим крохотным померанцевым шпицем. Эйкерс заметил, как в одном пансионе регистрировался мужчина именно с такой собакой, и решил вызвать его на допрос. Разумеется, Герсевитц во всем признался. Уэйклин связался по телефону с Нью-Йорком и сообщил, что они могут приехать и забрать своего подопечного.

1 апреля 1936 года Орлова заявила Лучано, что ей не хочется сопровождать его на скачки. И пока она завтракала в «Арлингтоне», Лучано перешел через дорогу в «Огайо», чтобы сыграть по маленькой в крэпс. Там он встретил Датча Эйкерса, с которым отправился прогуляться по Банному коридору. Пройдя полквартала, они столкнулись с нью-йоркским детективом Джоном Бреннаном, приехавшим в город за Герсевитцем. Бреннан остановился как громом пораженный. Перед ним предстал самый разыскиваемый человек Америки, прогуливающийся по оживленной улице с начальником сыскной полиции Хот-Спрингса.

– Счастливчик, ты понимаешь, что у прокурора Дьюи есть ордер на твой арест? – спросил Бреннан у Лучано.

– А почему бы тебе не держаться отсюда подальше? – парировал Лучано.

– Послушай, Счастливчик, если я притворюсь, что не видел тебя, а позже выяснится, что я тебя видел, то это означает «прощай, мой полицейский жетон».

Бреннан дал понять, что для них обоих было бы намного проще, если бы Лучано просто вернулся с ним в Нью-Йорк. Лучано послал Бреннана ко всем чертям.