Под знаком черного лебедя

– Они… очень славные собачки.

– Ах вот как? Да я только кивну, и они из тебя фарш сделают. Тогда небось уже не будешь называть их славными собачками?

– Надо полагать, что нет.

– Надо полагать, что нет. Ты из этих навороченных новых домов, а?

Я кивнул.

– Я так и знал. Местные больше уважают моих ребят, чем всякие там городские. Вы сюда претесь, шатаетесь кругом, оставляете ворота открытыми, ставите свои игрушечные дворцы на земле, где мы работали спокон веку! Аж блевать тянет. Только посмотреть на тебя.

– Я не хотел сделать ничего плохого. Честно.

Он покрутил палкой в воздухе:

– Давай вали отсюда.

Я пошел прочь – быстро и оглянулся через плечо только один раз.

Человек пристально смотрел мне вслед.

«Быстрее, – предостерег Нерожденный Близнец. – Бегом!»

Я замер, глядя, как человек открывает ворота. Он помахал мне рукой – почти дружелюбно.

– ВЗЯТЬ ЕГО, РЕБЯТА!

Три черных добермана понеслись прямо на меня.

Я помчался со всех ног, но знал, что тринадцатилетнему мальчику не убежать от трех оскалившихся доберманов. Ноги пробарабанили по дерну, я перелетел через копну, удар об землю вышиб из меня дух, и где-то сбоку мелькнул бархатный круп в прыжке. Я завизжал, как девчонка, и сжался в комок в ожидании клыков, которые вопьются мне в бок и в лодыжки и будут терзать, и рвать, и мусолить, мотая головой, и оторвут мне яйца, и побегут прочь с моими яйцами в зубах, и печенкой, и почками, и сердцем.

Где-то очень близко закуковала кукушка. Но ведь уже прошло не меньше минуты?

Я открыл глаза и поднял голову.

Ни собак, ни хозяина не видно.

Нездешняя бабочка веером раскрывала и захлопывала крылья в паре дюймов от меня. Я осторожно встал.

Придется в ближайшие дни ходить с роскошными синяками, и пульс был до сих пор неровный и частил. В остальном я был в полном порядке.

В порядке, но чувствовал себя отравленным. Хозяин собак презирает меня за то, что я нездешний. Он презирает меня за то, что я живу на Кингфишер-Медоуз. С таким презрением не поспоришь. Как не поспоришь с обозленными доберманами.

Я пошел дальше по верховой тропе, вон из рощи.

Паутинки в опалах росы звон-лопались у меня на лице.

Большое поле было полно настороженных овец и новеньких, свеженьких ягнят. Ягнята приближались ко мне, скача, как Тигра в мультике, и толкая друг друга. Их блеяние звучало как гудок маленькой паршивой машинки «фиат-нодди» – при виде меня они испытывали дебильную радость. Яд, оставленный доберманами и их хозяином, стал мало-помалу рассасываться. Одна-две овцы-матери начали подбираться ко мне. Они мне не очень-то доверяли. Овцам повезло, что они не знают, почему фермер о них заботится. (Людям тоже надо очень осторожно относиться к чужой беспричинной доброте. Доброта не бывает беспричинной, а причина обычно весьма неприятна.)

В общем, я уже был на середине поля, когда заметил трех ребят на старой железнодорожной насыпи. Они сидели на Пустом бревне, которое лежит у кирпичного мостика. Они меня уже увидели, и, если бы я изменил курс, они поняли бы, что я струсил и избегаю их. Так что я двинулся прямо к ним. Я жевал пластинку «Джуси-фрут», найденную в кармане. Время от времени я сбивал по пути головку цветущего чертополоха, чтобы казаться круче.

И не зря. Это оказались Грант Бёрч, его слуга Филип Фелпс и Энт Литтл – они курили, передавая бычок по кругу. Из Пустого бревна вылезли Даррен Крум, Дин Дуран и Подгузник.

– Эй, Тейлор! – крикнул Грант Бёрч с бревна.

– Пришел посмотреть на драку? – спросил Фелпс.

– Какую драку? – крикнул я от подножия железнодорожной насыпи.

– Я собираюсь раздавить в лепешку Его Дрочистое Величество Росса Уилкокса Третьего. – Грант Бёрч зажал пальцем одну ноздрю и выстрелил горячей соплей из другой.

Какая хорошая новость.

– А чего это?

– Прикинь, мы со Свинъярдом вчера играем в «Астероиды» в «Черном лебеде». Приходит Уилкокс, ведет себя так, как будто он главная шишка, и, ни слова не говоря, берет и роняет окурок прямо мне в шенди! Ты можешь в это поверить? Я ему говорю: «Ты что, нарочно?» А он такой: «А как ты думаешь?» И я ему говорю: «Ты об этом пожалеешь, девчачья пиписька!»

– Круть! – осклабился Филип Фелпс. – «Девчачья пиписька»!

Грант Бёрч нахмурился:

– Фелпс, не перебивай меня.

– Прости, Грант.

– Ну вот, я ему говорю: «Ты об этом пожалеешь, девчачья пиписька!» А он такой: «Уж не ты ли меня заставишь?» А я такой: «Пойдем выйдем». А он такой: «Ну конечно, ты только и ждешь, что выйдет Айзек Пай и не даст мне измолотить тебя как следует». Я говорю: «Ну хорошо, вонь подзалупная, тогда ты скажи где». И он такой: «Завтра утром у Пустого бревна, в полдесятого». А я ему: «Тогда заранее вызови „cкорую“, говноед. Увидимся». И он такой сказал: «Хорошо» – и вышел.

– Уилкокс просто чокнулся, – сказал Энт Литтл. – Грант, ты же его в порошок сотрешь.

– Да, – сказал Даррен Крум. – И еще как.

Отличные новости. Росс Уилкокс в последнее время сколачивает свою банду в школе и не скрывает особо, что у него на меня зуб. Грант Бёрч один из самых крутых ребят во всех третьих классах. Уилкокс уйдет с битой мордой и клеймом чмошника и изгоя.

– Сколько времени, Фелпс?

Тот посмотрел на часы:

– Без четверти десять, Грант.

– Уилкокс, похоже, струсил, – сказал Энт Литтл.

Грант Бёрч харкнул на землю.

– Подождем до десяти. Потом пойдем на Веллингтон-Гарденс и позовем Уилкокса поиграть с нами. Такой борзости я не спускаю.

– Грант, а его папка? – спросил Фелпс.

– Что «его папка», Фелпс?