Последние дни Джона Леннона

Что значит ни минуты не оставаться в своем уме.

Кто знает, что у него там, на уме.

Из здания аэропорта он выходит на улицу, ярко светит солнце. Тепло не по сезону. Он ставит чемодан на тротуар и, потея и тяжело дыша, ловит такси, мысленно возвращаясь к пяти пулям, уложенным вместе с пистолетом. В ФУГА ему сказали, что они могут повредиться от перепадов давления.

Ему нужно, чтобы сработала хотя бы одна.

Пять разрывных гильз «Смит и Вессон» с дополнительным усилением были разработаны для достижения наибольшей мощности и травматичности. Когда такая пуля входит в мягкие ткани, ее острие разворачивается, и получается нечто вроде маленькой бензопилы, которая вворачивается глубоко в тело, разрывая ткани и органы.

Одного выстрела более чем достаточно, чтобы мгновенно отправить Джона Леннона на тот свет.

К нему подъезжает желтое такси. Он ставит чемодан в багажник, сам усаживается на заднее сиденье, говорит водителю адрес в Вест-Сайде, у здания YMCA – «Юношеской христианской ассоциации» – недалеко от западной части Централ-парка. Всего в девяти кварталах от места, куда ему на самом деле надо.

Он натягивает самую слащавую из улыбок и заявляет:

– Я работаю на студии звукозаписи.

Такси съезжает с тротуара.

– С Джоном Ленноном и Полом Маккартни.

Шофер не отвечает.

Он вперяет взгляд ему в затылок.

«Эх, если б ты только знал, что я сейчас сделаю, ты был бы со мной осторожней. Не относился бы ко мне как к человеку-нигде».

«Нигде-человек», Nowhere Man – это песня его любимой группы The Beatles. Когда-то любимой, строго говоря, до того момента, пока они не распались. А Леннона за то, что он считал The Beatles популярнее Иисуса Христа, он так и не простил.

Это было кощунством.

Такси въезжает в Манхэттен в плотном потоке машин, движущихся бампер к бамперу. Все рвутся в Рокфеллер-Центр. Туда только что доставили елку высотой в 65 футов, и сейчас электрики лихорадочно увешивают ее огоньками, чтоб через пару-тройку дней она празднично зажглась, как обычно бывает в это время года.

Он вытаскивает пакетик с наркотиком и, насыпав дорожку на тыльную сторону ладони, снюхивает ее с кулака.

Шофер поглядывает в зеркало заднего вида.

– Хошь?

Тот качает головой и снова переводит взгляд на дорогу.

На этот раз наркотик должного эффекта не произвел. Никакого прилива наслаждения, вместо этого пот градом и злость, ярость, а все из-за Леннона.

«Продырявлю его по-любому, – бормочет он. – Шесть пуль в его жирное волосатое брюхо».

Приехали. Заплатив, он выходит из такси и представляет вокруг себя банду вооруженных полицейских, готовых упечь его за решетку. Он так и видит, как сидит в камере, приговоренный к пожизненному.

Мысль эта его успокаивает.

Мир.

Он наклоняется к водителю:

– Я Марк Чепмен. Попомни меня, когда услышишь это имя снова.

Глава 1

Isn’t he a bit like you and me?

Разве он не такой, как мы с тобой?

    The Beatles. Nowhere Man

– Джон тебе понравится, – уверяет Пола Маккартни его друг Айвен Воэн. – Он классный парень.

Пол знает Джона Леннона, встречались, но близко не знакомы. Джон старше, ему почти семнадцать, но они даже не разговаривали, хотя оба ездят в школу на одном автобусе по маршруту Аллертон – Вултон.

Сегодня Джон выступает со своей группой The Quarrymen на празднике церкви Святого Петра, и 15-летние Пол с Айви приехали на велосипедах, чтобы на них поглядеть. Хотя музыка – это по части Айви, а Полу бы только девчонок подцепить.

Суббота, 6 июля 1957 года. Когда The Quarrymen выходят на сцену, на улице уже жара.

На Джоне пальто до колен, поверх него рубашка в красно-белую клетку и зауженные черные джинсы. Он начинает с Come Go with Me, песни группы The Del-Vikings в стиле ду-воп. Пол слышал ее всего несколько раз: на «Радио Люксембург» в передаче Decca Records, и когда ее ставили в будке для прослушивания в каком-то музыкальном магазине.

Пол рассеянно слушает и возвращается в толпу, выбирая, к какой девчонке первой подкатить. И тут вдруг замечает: Джон изменил слова песни, но в музыке ни одной доли не пропустил.

Пол разбирается в гитарах, но не понимает, в каком стиле играет Джон, когда до него доносится начало их кавера на Be-Bop-a-Lula Джина Винсента. Джон правит сценой. Она вся – в его власти.

Что, вообще-то, неудивительно. Все знают, что Джон Леннон заносчив и знает себе цену, да и к тому же заделался местным тедди-боем.

Эти ливерпульские тедди, с их длинными баками и сальными патлами, зачесанными назад, как гусиные хвосты, – это суровые буйные парни из рабочего класса, и они обожают ввязываться в драки.

Пол вслед за Айви заходит в церковь Святого Петра, где группа готовится представить еще одну аранжировку.

Многие думают, что Джон водится с хулиганами. Да и живет он у тетки, а не с матерью. В городе поговаривают: мол, Джон – подкидыш, а мать его живет во грехе с другим мужчиной и родила от него двух внебрачных дочерей.

На Пола вдруг нахлынули воспоминания о матери.

29 октября этого года Мэри Маккартни легла в больницу. Зачем и почему – она не сказала ни Полу, ни его брату Майку. А два дня спустя, на Хэллоуин, она умерла. Пол потом узнал, что от рака груди. Прошло уже восемь месяцев, но боль все еще не утихла.

Именно тогда он с головой окунулся в музыку. Брат даже сострил: «Мать потерял, нашел гитару».

– Пол, если умеешь петь или играть на чем-нибудь, тебя всегда будут приглашать на вечеринки, – говорил ему его отец Джим, в юности игравший в джаз-банде. Пол берется за трубу, но, узнав про Элвиса Пресли и Лонни Донегана, прозванного Королем скиффла, возвращает трубу в музыкальный магазин Rushworth and Dreaper и взамен берет там гитару Zenith.

Проблема в том, что он левша, а гитары делаются только под правшей. Поэтому он научился играть на гитаре наоборот – правой рукой брать аккорды на грифе, левой – бить по струнам.

В зале Пол берет одну из гитар и наигрывает Twenty Flight Rock – песню Эдди Кокрена из фильма «Эта девушка не может иначе», которую Маккартни разучил всего пару дней назад. Мелодия довольно сложная, к тому же если ты вынужден играть не с той постановкой рук… Но у Пола в жизни одна цель: стать как Элвис Пресли, так что играть он старается максимально круто и отвязно. Джон встает рядом, щурясь, почти зажмурив глаза. Такое же выражение лица у него было до этого во время своего выступления – как будто он с презрением окидывал толпу взглядом.

«А теперь он на меня так смотрит. Думает, небось, что я очередной жирный школьник».