Что шепчет океан

Что шепчет океан
Ди Мария Алессандро

Камилла Стоун – молодая писательница, которая после яркого дебюта ничего не смогла больше написать, став автором лишь одной книги. Потеряв свое вдохновение, она впадает в длительную депрессию. Беспорядок и неопределенность в личной жизни еще больше усложняют ее состояние, пока в какой-то момент Камилла не начинает писать письмо от имени некой Мари… И теперь Камиллу ожидает две новых встречи: с таинственным мужчиной и со своими персонажами… «Фраза «люблю больше жизни» – это самая глупая фраза на свете, наша жизнь не менее ценна, еже ли жизнь того, кого мы любим. И вот моя Мари стала настолько самостоятельной, что готова признать, что ее жизнь не менее ценна. А это значит, что истории конец?» Редактор текста – Оксана Ткачук. Фотография на обложке – Photo by DynamicWang on Unsplash.

Алессандро Ди Мария

ЧТО ШЕПЧЕТ ОКЕАН

Моей замечательной и прекрасной семье

I

Дзинь!

Камилла заметила, что вышла за пределы страницы, и как минимум безрезультатно стучала по клавишам последние три буквы. Она закрыла глаза, откинулась на спинку стула и взяла сигарету, которая успела наполовину истлеть.

Комнату окрасили теплые тона, белая тонкая занавеска развевалась от нежного весеннего ветерка. На старом, потрепанном жизнью проигрывателе крутилась пластинка Чайковского – звучал «Январь. У камелька». Несмотря на свое зимнее название, в этот день для нее «Январь» звучал действительно по-весеннему, окутывая странными золотисто-розовыми, как закат, красками ее маленькую комнату.

Камилла потушила сигарету, в очередной раз пообещав, что больше не будет курить в комнате. Она подошла к полке, где стоял ее проигрыватель, остановила его, потом аккуратно переставила иголку на другую часть пластинки. У Чайковского наступил март. Как же все-таки февраль не вписывался в эту пластинку. Он был лишним. Ей нравился этот плавный переход от января к марту… они были словно одно целое.

Она посмотрела в окно: улицами гуляли мамы с детьми, кто-то вышел с собаками, а некоторые – с детьми и собаками. Картинка семейной идиллии. Камилла снова закурила. Дым словно заигрывал с теплым, почти оранжевым светом в комнате, после чего растворялся и рассеивался в нем.

Это была минута успокоения. И вот пошел «Апрель. Подснежник». Она закрыла глаза и представила, что гуляет по лесу, находит поляну и видит подснежники. В ее воображении это была черно-белая картинка. Действия протекали быстро, как в старых фильмах Чаплина. Ее движения не натуральны, она стремительна. И вот у нее уже целая корзина подснежников. И вдруг из лесу выпорхнула настоящая жар-птица, а вместе с ней – «Май. Белые ночи». Затем закончилась весна, практически прошло все лето и заиграл «Август. Жатва». Вот только Камилле нечего было жать. В ее голове ни одна идея не смогла пустить уверенные корни мыслей, которые росли бы и развивались в полноценных героев, вырисовывая совершенно иной мир, который распускался бы в прекрасные цветы структуры. Вскоре эти цветы могли бы подарить сладкие плоды мыслительных трудов, удобренных воображением и опытом. Камилла представила, как бегает по черному полю, где не пророс ни один колосок пшеницы. Она опускается на колени, погружает свои руки в землю и начинает раскапывать ее в поисках ростков. Возможно, им просто нужна помощь. И вот «Август. Жатва» из спокойного ритма набирает скорость, чувствуется его напор; и чем живее и громче становится мелодия, тем быстрее Камилла роет землю руками.

Зазвонил телефон.

Камилла открыла глаза. Она взглянула на свою печатную машинку, потом на телефон.

– Да. Томас?

– Ками, плохая новость. Сценарий отклонили, но… – она не слушала, что он говорил дальше, это всегда были стандартные ободрительные речи.

Камилла бросила трубку.

Камилле Стоун было двадцать шесть лет. Она знала, что жизнь неуловима. Точно также ей всегда казалось, что она родилась не в то время и не в том месте. Камилла была временно без работы, она ушла из одной нелепой конторки, где вроде как промышляла сценарным искусством. Платили мало, но хуже всего было то, что большую часть рабочего времени, она убивала, уставившись в монитор компьютера, создавая видимость работы. Кто виноват, что все свои задачи она выполняла быстро? В большей мере в ее обязанности входили звонки и ожидание ответов, лишь изредка – написание сценариев.

В какой-то момент Камиллу переманила старая приятельница из университета:

– Давай рискнем! Ты и я! Только подумай, как когда-то. Наберем команду. Мы будем снимать великолепные работы. Но самое главное – никто не будет препятствовать твоему кругу занятий. Пока возьмем рекламное направление, а дальше – посмотрим.

Камилла подписалась на эту авантюру. Ее согласие было обосновано юношеским максимализмом и желанием все успеть. Ей все время казалось, что ее жизнь – это огромные песочные часы, где каждая песчинка размером с яблоко, и каждое падение такой песчинки она слышала практически ежедневно. Бежать… бежать. Но куда?

Их общее дело быстро прогорело. Команда была слабой, заказы – странными, а каждый сотрудник хотел отгрызть кусок побольше, предпочитая трудится поменьше. Приятельница, которая пыталась выполнять обязанности руководителя, режиссера и финансиста, перестала замечать, что теряет команду. Камилла хотела уйти самой первой, но ее моральные принципы не могли ей этого позволить. От случая к случаю она предлагала подруге свернуть весь этот балаган, пока есть возможность и финансовые потери не столь большие.

И вот они стояли под дождем, мокрые, уставшие после тяжелого дня и попыток провести съемку с одним оператором, без звукорежиссера… Как часто бывает, второй оператор отказался, так как подвернулась работа посолиднее. Камилла обняла подругу и ушла домой. На следующий день подруга сообщила о желании временно свернуть деятельность продакшена. Ее «временно» превратилось в «навсегда».

Далее пошло телевидение: сон по четыре часа и сценарии для шоу с женскими советами и прочей чепухой, с которой Камилла никогда прежде в своей жизни не сталкивалась. А что тут скажешь, если чаще всего она сама предпочтет выйти на улицу без макияжа?

Она так долго ничего не писала, что в один тяжелый день с бутылкой мерло села за компьютер и начала неистово стучать пальцами по клавишам. Тот вечер растянулся до шести утра, а потом перешел в день субботы. Изнеможенная и уставшая Камилла поползла к своей кровати, но мысли не давали ей покоя. Она продолжала бормотать слова героев, прокручивать в голове их мысли, ощущения, продолжала оправдывать их ошибки, объяснять поведение… Она пыталась докопаться до прошлого своей героини, чтобы узнать, почему та все время носит с собой узелок в горошек с пряниками. После нескольких минут этого непонятного монолога она снова вставала и продолжила писать дальше. Вечером следующего дня она проснулась возле клавиатуры.

С тех пор каждый вечер после работы Камилла трудилась над своей книгой. Она часто думала о том, что идеальным вариантом было бы вообще не отвлекаться на что-то иное, помимо книги. Но зарабатывать на жизнь нужно было, и она – не Саган, которая могла себе позволить уехать куда-то на отдых в поисках вдохновения и тишины для написания своей книги или.

А дальше все пошло по пути, о котором мечтает любой начинающий автор. Камилла встретила своего литературного агента в баре у стойки. Нет, конечно, она не знала, что этот мужчина – ее будущий агент, она думала, что это лишь интрижка на одну ночь.

Утром, собравшись уходить, Том заметил рукопись, которая лежала возле рабочего стола. Он улыбнулся, увидев, что встретил человека, на рабочем столе которого стоит старая печатная машинка. Потом он бросил взгляд на первую страницу. Оглянутся не успел, как уже сидел за рабочим столом Камиллы и читал двадцатую страницу.

Камилла открыла глаза; Тома в постели не было. Она увидела его читающим ее книгу.

– И как это понимать?

– Прости, не могу оторваться, это великолепно, – его тонкие губы растянулись в широкой улыбке, глаза сияли счастьем. – Я не могу в это поверить.

– О чем ты, – Камилла запнулась, так как словила себя на мысли, что после такого количества алкоголя не помнит, как зовут человека, который смотрит на нее практически детскими глазами.

– Том, – произнес он, не прекращая улыбаться.

– Том, – повторила Камилла, – и что же тебя так радует и удивляет?

– Это великолепная книга! И я не могу поверить, что вот так нашел тебя. Я литературный агент, и у тебя… – Том забыл, как зовут девушку, чьим пером он так восхищается, он быстро вернулся к титульному листу. – И у тебя, Камилла, есть все шансы стать литературной сенсацией.

Переполненный эмоциями и близостью, которая объединила их ночью, Том подошел к кровати, залез к Камилле и крепко поцеловал.

– Что скажешь?

– Давай попробуем.

– Правда?!

– Понятное дело, что я об этом мечтала, но уж никак не думала, что найду своего литературного агента утром в постели.

– Формально ты нашла меня не в постели, а за рабочим столом.

– Нет. «В постели» звучит куда интереснее. Когда меня будут спрашивать: «А где ты встретила своего агента?», я буду отвечать, что случайно наткнулась на него у соседней подушки.

С тех пор Камилла была без работы. Она ушла с программы, радуясь, что больше никогда не будет писать сценарии о рецептах масок для волос, и уж точно не будет тестировать способы починки каблука на улице, ломая свои старые босоножки. Но больше всего Камилла радовалась тому, что будет видеть минимум людей, а значит – в ее жизни будет минимум коммуникации с социумом. Она до сих пор не знала в чем дело: в том, что она боится людей, или в том, что не любит их. Так или иначе, но лучше она себя чувствовала в компании из одного человека, нежели в компании из пяти. Теперь она сможет свою проблему выставить как изюминку сочинителя, и никто не прицепится. У нее началась литературная карьера! Презентации, встречи, контракт на экранизацию, литературные награды. «Один из лучших романов современности!». Вот как называли ее детище. Огромнейший тираж, десятки редакций, более 40 переводов. И всегда на обложке неизменно красовалось: «Немного безысходность», автор Камилла Стоун. Ее мечта сбылась, а все вокруг ожидали, что мисс Стоун будет и дальше радовать читателей своими произведениями.

Прошло три года, но Камилла так ничего и не написала…

Каждый раз, когда она садилась писать, начиналась довольно неплохая истории, но потом она теряла нить и создавала новый документ. Иногда Камилла начинала работать на своей старой печатной машинке, надеясь, что именно этот ритуал пробудит в ней нужные слова, но ее муза бросала ей буквально парочку фраз. Камилла перестала видеть истории, она просто видела отдельные эпизоды, представляла нарезки из кадров и монтировала их у себя в голове, но это были лишь кусочки чьих-то жизней. Камилла могла чувствовать боль персонажа, знать, что ему сейчас очень плохо, но не могла понять, почему ему так хреново.

Сегодня утром она решила попробовать напечатать то, что сидело у нее в голове со вчерашнего вечера. Это письмо какого-то Вильяма к какой-то Мари. Она сама еще не знает ни того, ни другую, ей просто показалось, что она их слышит. В последнее время именно такие вещи с ней и творились. Камиллу пугал бардак в ее голове и полное одиночество, к которому когда-то она так стремилась.

Единственное, что она смогла вытащить из себя, – это был сценарий, который не отличался какими-то особенностями… Даже Томас не хотел его продвигать, но согласился исключительно ради нее. Результат был отрицательным, как и ожидалось. Было еще пару небольших рассказов, которые утонули в пучине других бестселлеров, и целая папка эссе, которые, как сказал Том, никому не интересны и не нужны.

– Милая, ты не Ребекка Уэст, и уж точно не Радклиф или Мэрдок. Твой, так сказать, дневник…

– Это эссе, – перебивала его Камилла.

– Хорошо, эссе, но это не меняет сути дела. Твои эссе никому не интересны. На этом можно зарабатывать в твои 45–50, и то, если до этого времени ты выпустишь хотя бы пять-шесть книг.