Excommunicado

Но при этом никакого макияжа. Абсолютно. Я не хочу давать Рамиресу повода думать, что тщательно собиралась, чтобы блеснуть и поразить внешностью. Для него будет достаточно и обычной аккуратности в моём деловом виде, не более. А на бледность лица, неподкрашенные светлые брови и ресницы, круги под глазами и потрескавшиеся губы – плевать. Не знаю почему, но кажется, что он будет оценивать меня каждый раз; я же каждый раз хочу приводить его в бешенство не подчёркнутой косметикой невзрачностью.

Главный холл здания выглядит совершенно обычным, ничем не отличающимся от большинства бизнес-центров: наполированный пол, разбросанные в разных углах тёмные диваны с круглыми журнальными столиками, а впереди вытянутая длинная стойка ресепшна. Удивительно. Может, некая оригинальность Рамиреса мне лишь показалась, ведь я ожидала увидеть нечто иное, исключительное и в дизайне его офиса? Откинув эти неуместные мысли, я размеренным шагом направляюсь к юноше за стойкой. Кофе, увы, мне не выпить из-за нависшего в стрелках часов намёка на тотальное опоздание.

– Приветствуем вас в корпорации «Сомбра», мэм! Чем могу быть полезен? – вскидывает он взгляд, полный натренированной вежливости, и я невольно морщусь.

– Я к сеньо… мистеру Рамиресу, – спешно поправляю себя и нервно закладываю прядь за ухо. – Сообщите ему, что приехала адвокат Джейн Ричардс.

Договорив собственное имя, явственно начинаю ощущать стук сердца в ушах, словно начался обратный отсчёт до взрыва.

Он не прекращается и тогда, когда администратор делает несколько звонков и за мной приходит молодая девушка в строгом чёрном, наглухо закрытом костюме. Она представляется секретарём Рамиреса – надо же. Я думала увидеть холеную брюнетку модельной внешности, которая на досуге делает не только кофе своему боссу, а в итоге получила среднестатистический образ рядового офисного сотрудника.

Не прекращается и в тот момент, когда мы поднимаемся на скоростном лифте на пятьдесят второй этаж: даже в заложенных ушах я всё ещё улавливаю этот замогильный набат.

В горле резко пересыхает и саднит, а ладони стремительно потеют, что совершенно на меня не похоже: я не нервничала так даже на самом первом слушании в своей карьере по делу одной транспортной компании, где меня разнесли в пух и прах.

Бум-бум-бум.

Сердце сейчас словно вырвется прямиком из глотки, где теперь я его ощущаю, как и очередной приступ тошноты. Чем дольше мы идём по коридору, отделанному в тёмных тонах, к двери в конце, тем сильнее мои кости размякают, как желе.

И снова то чувство, что невозможно никуда сбежать. Теперь меня всегда будет преследовать эта необратимость, пока я рядом с Рамиресом?..

Из груди норовит выпорхнуть еле слышный вздох, когда сопровождающая меня девушка стучится в массивную дверь из явно дорогого дерева и почти сразу приоткрывает её. Ладонью указав вперёд и дежурно улыбнувшись, она отстраняется, и я, сглатывая вязкую слюну, заношу стопу над порогом.

Бум-бум…

Шпилька туфли вонзается в сапфирового цвета ковролин. Моя вторая нога встаёт рядом с первой: я вижу это, потому что пока не могу поднять взгляда, тщетно пытаясь усмирить предающий меня орган, качающий кровь. Дверь с приятным щелчком закрывается, и я спиной чувствую исходящее от поверхности сзади тепло. Или мне это только кажется…

Бум.

Последний удар о грудную клетку.

Внутренний таймер нещадно пищит, возвещая о начале катастрофы в тот миг, когда я наконец решаюсь поднять взор и встречаюсь глазами с Альваро.

Всё те же тёмные, засасывающие в бездну, карие глаза с опущенными наполовину веками. Всё та же несущаяся вихрем от высокой фигуры опасность. Я почти вижу, как воздух между нами начинает вибрировать…

– А вот и вы, мисс Ричардс, – неприкрытый сарказм, бьющий по намеренно изменённой форме обращения, в очередной раз показывает, насколько этот ублюдок ни во что не ставит трагедию, случившуюся в моей жизни. В его взгляде вспыхивает мрачное торжество, и уголок рта дёргается. – Добро пожаловать…

Глава 8

Тело сковывает неловкостью, и я не могу разлепить губы, чтобы хоть как-то поприветствовать этого самодовольного мерзавца в ответ. В солнечном сплетении начинает полыхать огонь ненависти и злости, хотя, по сути, злиться я должна только на себя. Неписанная истина – любой человек виноват в своих проблемах сам.

В памяти непотушенными угольками тут же вспыхивает всё то, что произошло на складе: распотрошенный труп того криминалиста, наручник на моём запястье и ледяная угроза Рамиреса.

Держаться. Надо как-то держаться.

– Не стойте на пороге, Джейн, – добавляет он обманчиво мягким тоном, неторопливо пряча ладони в карманах безупречно выглаженных брюк. Сегодня Рамирес в костюме-тройке цвета берлинской лазури. Тонкая серебристая цепочка, очевидно часов, уходит от кармана жилета под борт пиджака. Рубашка в подходящий оттенок и начищенные до блеска тёмно-коричневые туфли. Меня начинает раздражать тот факт, что я снова признаю наличие непревзойдённого стиля у этого мужчины. – Проходите, присаживайтесь. Признаться, я ожидал увидеть вас утром, а не в час дня.

Сам он стоит с ровной осанкой рядом с широким столом с чистейшей стеклянной столешницей – чёртов педант, – и пока я молча делаю первый несмелый шаг, Рамирес продолжает внимательно наблюдать за мной, не шелохнувшись.

– Мне нужно было закончить некоторые дела… – я тщательно стараюсь придать небрежности своему тону.

Чтобы не зацикливаться на мандраже и чрезмерно идеальном облике своего нового начальника, полностью вписывающегося в обстановку, я решаю украдкой осмотреться.

За спиной Рамиреса огромные панорамные окна в пол – как и в любой высотке, ничего особенного. Зато в целом убранство кабинета чересчур выдающееся и одновременно аскетичное: прозрачный стол с двумя креслами для посетителей и высоким кожаным для хозяина компании, два небольших пуфика у одной стены в углу, а вот по левую руку – лишь странная экспозиция в рамке, которую с трудом можно назвать картиной. Я завороженно уставляюсь на неё: в чёрном металлическом обрамлении за стеклом… тоже разбитые кусочки стекла, собранные в мозаику, и на каждой частице размазано нечто алое, как капли крови. Меня слегка передёргивает от заключённой в раму идеи жестокости и от неуместной мысли, что в любви к минимализму в обстановке мы с моим мучителем схожи.

Медленно опускаясь в гостевое кресло, я продолжаю изучать этот одинокий элемент интерьера, пока не слышу размеренный и хладнокровный голос Рамиреса:

– Любите искусство, Джейн?

Я вскидываю одну бровь, наконец, повернувшись к нему. И не отвожу прямого взгляда, кое-как собравшись:

– Не увлекаюсь и не разбираюсь, – в звенящей тишине помещения мой голос звучит чеканяще, и это придаёт мне сил. Сохраняя видимость спокойствия, я опираюсь на подлокотник одной рукой, перекидывая ногу на ногу, и сцепляю пальцы в замок на животе.

Рамирес безразличным взглядом скользит по натянувшейся ткани юбки на моём бедре, на что я внутренне чертыхаюсь, и снова смотрит на своеобразное панно из стекла.

– Думаю, придётся начать, – выносит он свой непонятный вердикт, вынимая руки из карманов, и совершенно расслабленно устраивается в своём кресле напротив, предварительно расстегнув пуговицы пиджака.

Я состраиваю максимально кислую мину и в раздражении закатываю глаза. Опять эта дурацкая недосказанность, из-за которой даже страх перед этим человеком уступает место бешенству.

– Я была бы крайне благодарна, сеньор Рамирес, если бы вы изъяснялись точнее. Адвокаты ценят чёткость. Что означает это ваше «придётся начать»?

Альваро медленно прикладывает палец к губам, словно в умолкающем жесте, но после коротко улыбается максимально холодной улыбкой, от которой я тут же чувствую себя неуютно. От его пристального внимания не ускользает и то, как в затянувшуюся паузу я начинаю ёрзать.

Чёрт. В словесных баталиях Рамирес пока выигрывает по очкам: у него непробиваемый подход к оппоненту и чрезвычайно самоуверенный язык жестов. Нужно хотя бы добить его по доводам, поэтому я жду ответ, подбирая варианты, чтобы отпарировать, как шпагой на фехтовании. Я не должна позволять ему играть со мной и перехватывать инициативу слишком часто.

«Клиент, Джейн, он – всего лишь очередной клиент… Думай об этом».

– Вдобавок к нашему сотрудничеству мне требуется кое-что ещё, Джейн.

Почему-то среди вращающейся, как на игровом автомате секций, выборки не было того варианта, который тут же вылетает из моего рта необдуманно. Кажется, я повторяю ситуацию с бельём…

– Я не собираюсь ложиться с вами в постель, – ощетинившись, отсекаю и сильнее прижимаю влажные ладони друг к другу.

И неожиданно Альваро заходится в смехе. Заразительном смехе, который удивительно резко меняет выражение лица и словно сбрасывает с его обладателя десяток лет. Интересно, сколько ему сейчас? Около сорока? Я замираю, слушая его переливчатый хохот, и думаю, что если бы мою раздражительность можно было бы сейчас заложить в градусник, мы бы давно сидели в груде осколков и разлившейся ртути.

– Мне это и не нужно, – наконец остановившись, сквозь отголоски проходящего веселья произносит Рамирес. – К чему нам эта вульгарность? Вы – профессионал своего дела, Джейн, и в первую очередь я желаю заполучить ваши мозги и навыки.

Я хмурюсь, поджимая губы в нитку, и он, видя мою реакцию, тут же умиротворённо добавляет:

– Но никак не могу отказать себе в небольшой прихоти. В небольшом условии.

– Сделаю вид, что мне любопытно, и спрошу – в каком?

– Иногда я буду приглашать вас на встречи. Мне будет приятна ваша компания, Джейн, – я открываю рот для очередного шквала возмущения, но Рамирес опережает меня, буквально затыкая следующей фразой и пресекая отрицание мрачным тоном: – На следующей неделе мы поедем на одну выставку. Так что не пренебрегайте интересом к искусству.

От скрытого в голосе приказа и властной угрозы я вновь ощущаю липкий страх, кутающий позвонки. Если эти эмоциональные качели будут продолжаться, от моей нервной системы точно останется её подобие.

– А если я не хочу?..