Обновленческое движение Русской Православной Церкви в 20–40-е гг. XX в. (на материалах Ставрополья и Терека)

Методологическую основу данного монографического исследования составило пересечение методологического инструментария исторической антропологии, социальной истории, этнопсихологии, религиоведения, религиозной истории, интеллектуальной истории, истории сознания и истории повседневности. Работа строится на принципах историзма и объективности.

Исследование основано на полидисциплинарности[56 - Маловичко С. И., Булыгина Т. А. Современная историческая наука и изучение локальной истории (вступительная статья) // Новая локальная история. Вып. 1 – Новая локальная история: методы, источники, столичная и провинциальная историография: Материалы первой Всероссийской научной Интернет-конференции. Ставрополь, 23 мая 2003 г. Ставрополь, 2003. С. 9] и междисциплинарном взаимодействии, основанном не только на использовании данных и методов других дисциплин, но и на интеграции на уровне объектов их научных интересов. Исследовательское поле данной работы предполагает междисциплинарное взаимодействие исторической науки и религиоведения. Историческая методология данного исследования основана на идейно-биографическом методе[57 - Репина Л. П. Историческая биография и «новая биографическая история» // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М., 2001. Вып. 5. С. 6; Репина Л. П. Персональные тексты и «новая биографическая история»: от индивидуального опыта к социальной памяти // Сотворение Истории. Человек-Память-Текст. Казань, 2001. С. 348], построенном на анализе эволюции идейных особенностей обновленческого движения в Ставропольском и Терском регионах; методе конструирования социального бытия посредством культурной практики[58 - Репина Л. И. Социальная память и историческая культура: от античности до нового времени Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М.: УРСС, 2001. Вып. 7. С. 6; Репина Л. И. Коллективная память и мифы исторического сознания // Сотворение Истории. Человек-Память-Текст. Казань, 2001. С. 328], основанном на выявлении ментальных представлений в сознании, ценностей и обычаев, психологических установок и моделей поведения сообщества верующих Ставрополья и Терека в 20-40-е гг. Помимо этого задействованы общеисторические методы: историко-генетический, позволяющий проследить эволюцию обновленческой организационной структуры в регионе, и историко-сравнительный, направленный на анализ региональных и местных особенностей обновленческого движения на Ставрополье и Тереке.

Метод антропологии позволил освятить повседневную жизнь верующих обновленцев Ставрополья и Терека. Метод этнопсихологии подразумевает сравнительный анализ конкретно-исторических феноменов и направлен на анализ этно-конфессионального сознания различных групп полиэтничного региона Ставрополья и Терека. В частности сравнение взглядов верующих осетин, русских и казачества на проблемы церковной жизни. Особенный интерес представляет изучение религиозного сознания верующих – т. н. «староцерковников» и обновленцев со стороны оппонирующей точки зрения.

Системный подход позволяет проанализировать и оценить взаимоотношения государственных и церковных структур разных юрисдикций между собой. Он дополняется также функциональным, синхронистическим и типологическим методами.

Источниковая база. Исследование опирается на широкий круг неопубликованных и опубликованных источников. К неопубликованным источникам относятся материалы, извлеченные из федерального (г. Москва) и региональных государственных архивов (гг. Владикавказ, Ростов-на-Дону, Ставрополь, Черкесск) и архивов музеев (г. Ставрополь).

Задействованы фонды Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Государственного архива Ставропольского Края (ГАСК), Центрального государственного архива республики Северная Осетия – Алания (ЦГА РСО-А), Государственного архива новейшей истории Ставропольского края (ГАНИСК), Центрального государственного архива историко-политических документов республики Северная Осетия – Алания (ЦГА ИПД РСО-А), Отдела редких фондов Северо-Осетинского Института гуманитарно-социальных исследований (ОРФ СОИГСИ), Центра документации новейшей истории Ростовской области (ЦДНИРО), Государственного архива Ростовской области (ГАРО), Центра документации общественных движений и партий Карачаево-Черкесской республики (ЦДО-ДиП КЧР), Государственного архива Карачаево-Черкесской республики (ГА КЧР), архивов Ставропольского государственного историко-культурного и природно-ландшафтного музея-заповедника им. Г.Н. Прозрителева и Г.К. Праве (СГМЗ), Музея церковной истории и искусства

Ставропольской Митрополии (МЦИИ СМ) и личных архивов священников Евгения Шишкина и Сергия Чулкова.

Фонды дореволюционного периода содержат дела по обвинению духовенства в обновленческой деятельности, а также решения собраний духовенства и постановления архиерея и консистории, дающие возможность проанализировать обновленческие тенденции на местах в начале XX в.[59 - ГАСК. Ф. 135. «Ставропольская духовная консистория»; Ф. 237. «Ставропольский епархиальный совет»] Вопросы развития обновленчества в духовных учебных заведениях позволяют изучить документы, расположенные в фондах духовных учебных заведений[60 - ГАСК. Ф. 77. «Ставропольское епархиальное женское училище»; Ф. 91. «Ставропольская духовная семинария»; Ф. 306. «Ставропольский епархиальный училищный совет»; ЦГА РСО-А. Ф. 150. «Александровская духовная семинария»].

В фондах Советов и исполкомов расположены сводки, циркуляры, протоколы и инструкции нижестоящим учреждениям[61 - ГАСК. Ф. Р-163. «Исполнительный комитет Ставропольского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (Губисполком)»; Ф. Р-299. «Ставропольский окружной исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских, красноармейских депутатов (окрисполком)»; Ф. Р-330. «Ставропольский уездный исполнительный комитет Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (уисполком)»; Ф. Р-496. «Исполнительный комитет Кизиловского сельского совета депутатов трудящихся»; Ф. Р-1852. «Исполнительный комитет Орджоникидзевского краевого Совета депутатов трудящихся»; ГАРО. Ф. Р-1485. «Исполнительный комитет Азово-Черноморского краевого Совета рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов»; ЦГА РСО-А. Ф. Р-41. «Горский Центральный исполнительный комитет рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов»; Ф. Р-47. «Исполнительный комитет Владикавказского окружного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (Владокрисполком)»; Ф. Р-53. «Исполнительный комитет Алагиро-Ардонского районного совета рабочих и крестьянских депутатов Северо-Осетинской АССР»], анализ которых раскрывает специфику государственной политики советской власти в отношении Церкви на местах. Материалы по истории раннесоветского периода взаимоотношений государственной власти и Церкви располагаются в фондах губернских, окружных и уездных революционных комитетов ГАСК[62 - ГАСК. Ф. Р-100. «Ставропольский губернский революционный комитет (губревком)»; Ф. Р-1280. «Пятигорский окружной революционный комитет (окрревком)»; Ф. Р-2786. «Отдел внутреннего управления Ставропольского губернского революционного комитета»].

Материалы, затрагивающие отдельные аспекты взаимоотношений советского государства и Православной Церкви, размещаются в фондах земельного управления губсовета[63 - ГАСК. Ф. Р-397. «Земельное управление исполнительного комитета Ставропольского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов»], здравоохранения[64 - ГАСК. Ф. Р-2795. «Отдел здравоохранения исполнительного комитета Ставропольского краевого Совета народных депутатов (крайздравотдел)».] и комиссариата юстиции[65 - ГАСК. Ф. Р-2568. «Комиссариат юстиции Ставропольского Губсовнаркома»]. Вопросы изъятия церковных ценностей в 1922 г. на Ставрополье рассмотрены в материалах фондов комиссии помощи голодающим[66 - ГАСК. Ф. Р-388. «Комиссия помощи голодающим исполнительного комитета Ставропольского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов)»] и отдела юстиции[67 - ГАСК. Ф. Р-332. «Отдел юстиции Ставропольского Губернского Исполнительного Комитета»]. Проблемы антирелигиозной пропаганды и отделения Церкви от школы раскрываются на основе документов фондов отделов народного образования[68 - ГАСК. Ф. Р-164. «Отдел народного образования исполнительного комитета Ставропольского губернского Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (ГубОНО)»; Ф. Р-2174. «Отдел народного образования исполнительного комитета Ставропольского краевого Совета народных депутатов (крайоно)»; ЦГА РСО-А. Ф. Р-49. «Отдел народного образования исполнительного комитета Владикавказского окружного Совета рабочих и крестьянских депутатов»].

Фонды региональных архивов новейшей истории содержат большое количество документов, отражающих эволюцию государственной политики на местах в отношении Православной Церкви и других религиозных организаций, протоколы заседанию бюро крайкомов и обкомов ВКП(б), материалы о создании антирелигиозных организаций и планы их работы[69 - ГАНИСК. Ф. 1. «Протоколы заседаний бюро крайкома ВКП(б)»; Ф. 5938. «Терский окружной комитет ВКП(б) (окружком). 1924–1930 гг.»; ЦГА ИПД РСО-А. Ф. 1. «Северо-Осетинский обком ВКП(б)»; ЦДНИРО. Ф. 7. «Северо-Кавказский крайком ВКП(б)»; ЦДОДиП КЧР. Ф. П-1. «Черкесский обком КПСС»; Ф. П-45. «Карачаевский обком КПСС»]. Материалы, посвященные церковно-государственным взаимоотношениям на Ставрополье и в Северной Осетии в период ликвидации обновленчества, расположены в фондах Уполномоченных Советов по делам религии[70 - ГАСК. Ф. Р-5171. «Уполномоченный Совета по делам религии при Совете министров СССР по Ставропольскому краю»; Ф. Р-5172. «Уполномоченный Совета по делам религиозных культов при Совете министров СССР по Ставропольскому краю»; ОРФ СОИГСИ. Ф. 9. «Религия»].

В монографии задействованы материалы более 250 дел, хранящиеся в 50 фондах государственных архивов и 2 фондах архивов местных музеев. Большая часть выявленных архивных документов введена в научный оборот впервые.

Значительный массив составили опубликованные источники, по своему содержанию и происхождению подразделяющиеся на несколько групп. Первая группа источников – опубликованные документы: законодательные акты, нормативные акты и официальные документы органов государственной власти. Эти пласты документов отражают положение Православной Церкви в советском государстве, религиозную политику советской власти, взаимоотношения центральных и местных органов советской власти и Русской Православной Церкви. Данный вид источника содержится в сборниках документов[71 - Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922–1925 гг. М.-Новосибирск, 1997–1998; Борьба за Советскую власть в Северной Осетии. Сборник документов и материалов. Орджоникидзе, 1972; Борьба за Советскую власть в Северной Осетии (1917–1920 гг.). Сборник документов и материалов. Орджоникидзе, 1957; Декреты Советской власти. М., 1957; Красный террор в годы гражданской войны. По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков / под ред. Фелынтинского Ю. Г. и Чернявского Г. И. URL: http://ricolor.org/history/kt/ktr/sp/ (дата обращения: 02.02. 2009); Российское законодательство X–XX веков. М., 1994; Русская Православная Церковь в советское время (1917–1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью / сост. Штриккер Г. М., 1995; Русская православная церковь и коммунистическое государство, 1917–1941: документы и фотоматериалы. М., 1996; Следственное дело патриарха Тихона. М., 2000; Советская повседневность и массовое сознание. 1939–1945. М., 2003; Царикаев Т.А. Репрессивная политика советской власти в Северной Осетии (1920-1930-е гг.). Владикавказ, 2009], приложениях научных монографий[72 - Левитин-Краснов А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. М., 1996; Митрофанов Г., прот. Лекции по истории Русской Православной Церкви в XX веке. СПб., 1995; Шишкин А. А. Сущность и критическая оценка т. н. «обновленческого» раскола русской православной церкви. Казань, 1970; Шкаровский М. В. Обновленческое движение в Русской Православной Церкви XX века. СПб., 1999] и отдельных публикациях[73 - Ответ Ставропольского губкома РКП(б). Ставрополь, 1921; Отчет епархиального наблюдателя о состоянии в учебно-воспитательном отношении церковно-приходских школ Ставропольской епархии за 1908–1909 учебный год. Ставрополь-Кавказский, 1910].

Вторую группу источников составили документы общественных и религиозных организаций, раскрывающие взаимоотношения православных религиозных организаций между собой, а также место Православной Церкви в общественной жизни страны и региона[74 - Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917–1943 / сост. Губонин М.Е. М., 1994; Голоса из провинции: жители Ставрополья в 1917–1929 годах (сборник документов). Ставрополь, 2009; Голоса из провинции: жители Ставрополья в 1930–1940 годах (сборник документов). Ставрополь, 2010; Дамаскин (Орловский), иг. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Тверь, 2001; Данилушкин М.В. История Русской Православной Церкви. Новый патриарший период. СПб., 1997; История иерархии Русской Православной Церкви. Комментированные списки иерархов по епископским кафедрам с 862 г. М., 2006; Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе. СПб., 1906; Православная Церковь на Кубани (конец XVIII – начало XX в.). Сборник документов. Краснодар, 2001; Ставропольская и Владикавказская епархия: справочник по приходам. Ставрополь, 2005; Страж Дома Господня: Патриарх Московский и всея Руси Сергий (Страгородский) (Жертвенный подвиг стояния в истине Православия) / сост. С. Фомин. М., 2003].

Третью группу источников составила светская и церковная периодическая печать. Публикации, посвященные взаимоотношениям государственной власти и Церкви, церковной жизни, изъятиям церковных ценностей на Ставрополье и Тереке, позволили проникнуть в атмосферу изучаемого периода, проанализировать настроения церковных, общественных и политических деятелей, разобраться в особенностях местной обновленческой идеологии. Дореволюционная периодика отражала идейную борьбу церковных обновленцев и традиционалистов[75 - Владикавказские епархиальные ведомости, 1905–1916 гг.; Миссионерские известия по Ставропольской епархии. Приложение к Ставропольским Епархиальным Ведомостям, 1914–1916; Слово, 1905 г.; Ставропольские епархиальные ведомости, 1914–1916 гг.; Церковные ведомости, 1906–1907 гг.]. Светские органы печати до середаны 20-х гг. XX в. представляли обновленчество как прогрессивное направление в православии, а после середины 20-х гг. как попытку части духовенства и верующих приспособиться к новым историческим реалиям[76 - Власть Советов, 1920–1935 гг.; Горская правда, 1922; Красный Карачай, 1935–1943 гг.; Красная Черкесия, 1935–1943 гг.; Орджоникидзевская правда 1940 г.; Терек 1922–1923 гг.; Терская правда, 1922 г.]. Публикации в церковных (тихоновских и обновленческих) газетах и журналах[77 - Вестник Православных Церквей в СССР, 1925–1931 гг.; Живая Церковь, 1922–1923 гг.; Журнал Московской Патриархии, 1932–1944 гг.; Революция и церковь, 1919–1923 гг.]отражали противостояние юрисдикций, а также эволюцию обновленческой организации и идеологии.

Четвертой группой источников являются труды деятелей коммунистической партии и советского государства, культурных, общественных и церковных деятелей. Анализ этих работ позволяет понять идейные корни политики советской власти в отношении религии и Церкви. Труды идеологов коммунистического движения рассматривают реформационные процессы в религии как переход религиозной системы к новой общественной формации. Обновленчество, построенное на христианско-социалистических идеологических принципах – это, по их мнению, временное религиозное образование, которое должно исчезнуть, как и религия в целом[78 - Ленин В. И. Дума и народ // Полное собрание сочинений. М., 1958. Т. 13; Его же. Крестьянская или «трудовая» группа и РСДРП // Там же. Т. 13; Его же. Поп Гапон // Там же. Т. 9; Ленин В. И. Проект речи по аграрному вопросу во Второй гос. думе // Там же. Т. 15; Луначарский А. В. Религия и социализм. СПб., 1908; Его же. Христианство или коммунизм. Диспут с митрополитом А. Введенским. Л., 1926]. Деятели христианско-социалистического и обновленческого движения, наоборот, рассматривали социализм – как достижение высшего христианского идеала на земле. С установлением социалистического общества должен начаться расцвет «обновленного» христианства[79 - Вопросы о желательных преобразованиях // Преображенский И. В. Церковная реформа. Сборник статей духовной и светской периодической печати по вопросам о реформе. СПб., 1905; Вторая записка группы 32-х священников. О составе церковного собора // Православная община. 1998. № 5; Завитневич В. О восстановлении соборности в Русской церкви // Православная община. 1998. № 5; Карташов А. В. Временное правительство и Русская Церковь // Из истории христианской Церкви на родине и за рубежом в XX столетии. М., 1995; Необходимость перемен в русском церковном управлении // Церковный Вестник. 1997. № 11; О составе церковного собора // Православная община. 1998. № 5; Первая записка группы 32-х священников. Необходимость перемен в русском церковном управлении // Церковный Вестник. 1997. № 11; Перевозников К. Почему молчит духовенство? // Церковный Вестник. 1997. № 11; Свенцицкий В. П., прот. Зло не есть бытие… // Журнал Московской Патриархии. 1995. № 5]. Их труды опирались на идеи философов «нового религиозного сознания», видевших суть обновления Церкви в неком мистическом возвращении к истокам первохристианства[80 - Бердяев Н. А. Царство духа и царство кесаря. М., 1995; Булгаков С. Н. Два града. СПб., 1997; Вехи. Сборник статей о русской интеллигенции. М., 1909; Мережковский Д. С. Больная Россия. Л., 1991; Соловьев В. С. Как пробудить наши церковные силы? Открытое письмо к С.А. Рачинскому. 1885 // Собрание сочинений. СПб., 1904. Т. 4]. Труды церковных деятелей первой половины XX в. позволяют проанализировать отношение духовенства изучаемого периода к обновленческому движению[81 - Seraphim (Lade), metr. Die Ostkirche. Stuttgart, 1950; Либеральномыслие – это беснование. Слово Св. Правед. Иоанна Кронштадтского в Неделю 5-ю по Пятидесятнице / сост. И.И. Сергиев, прот. 1894, Т. 2; Письмо Патриарху Московскому и всея Руси Святейшему епископу Тихону священника Константина Смирнова (О том, что есть и чего быть не должно, и о том, чего нет и что быть должно). Издание Лебединского Вознесенского прихода, 1922; Сергий (Страгородский), митр. Отношение Церкви Христовой к отделившимся от нее обществам // Журнал Московской Патриархии. 1931. №№ 2, 3, 4; Филимонов Д. Патриарх или Синод // Портал Credo. URL: http://www.portal-credo.ru/site/?act=lib&id= 1663 (дата обращения: 22.08.2009); Чельцов М.П., прот. В чем причина церковной разрухи в 1920–1930 гг. (публ. Антонова В.) // Минувшее. Исторический альманах. М.-СПб., 1994. № 17], а работы деятелей антирелигиозной пропаганды[82 - Обновленческий святоша // Сборник материалов по антирелигиозной пропаганде. Ворошиловск, 1939; Юдин А. На что духовенство тратит деньги верующих // Сборник материалов по антирелигиозной пропаганде. Пятигорск, 1938] – особенности отношения советской власти к Патриаршей Церкви и обновленцам.

Пятую группу источников составила мемуаристика, раскрывающие личное субъективное отношение участников анализируемых событий к проблеме обновленческого движения[83 - Взыскующие града (Хроника частной жизни русских религиозных философов в письмах и дневниках). М, 1997; Евлогий (Георгиевский), митр. Путь моей жизни. М., 2007; Левитин-Краснов А.Э. Лихие годы: 1925–1941 // Воспоминания о ГУЛАГе и их авторы. URL: http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/auth_book54da. html?id=85198&aid=222 (дата обращения: 18.02.2010); Краснов А. Закат обновленчества. Из воспоминаний // Фарисеевка. URL: http://www.pharisai.at.ua/publ/smuta/smutal8.htm (дата обращения: 18.02.2010); Свенцицкий А.Б. Воспоминания московского прихожанина // Журнал Московской Патриархии. 1994. №№ 3, 4].

В архивах музеев хранятся документы, личные вещи и воспоминания духовенства и мирян епархии в форме рукописей, аудиозаписей и анкет, позволяющие проследить историю церковной повседневности 20-40-х гг. XX в.[84 - СГМЗ. Ф. 65. «Учреждения религиозного культа»; МЦИИ СМ; Личный архив свящ. Е. Шишкина] Этот вид источника объединен в шестую группу.

Научная новизна и теоретическая значимость исследования определяются следующим:

– впервые был проведен комплексный анализ обновленческого движения региона как исторического феномена;

– обновленчество на Ставрополье и Тереке рассматривается не только как сообщество религиозных организаций, отколовшихся от Русской Православной Церкви, имеющих свою структуру и идеологию, но и как элемент интеллектуального пространства общества Ставрополья и Терека в 20-40-е гг. XX в.;

– впервые выявлена взаимосвязь ставропольского и терского церковно-революционного движения начала XX в. с обновленчеством;

– впервые показана специфика организационных форм и идеологии обновленческих групп региона;

– впервые показаны особенности повседневной жизни верующих-обновленцев Ставрополья и Терека;

– в научный оборот введено большое количество ранее не исследованных источников, преимущественно, архивных документов.

Практическая значимость. Результаты исследования могут быть востребованы органами государственной власти, занимающимися вопросами свободы совести и вероисповеданий. Органы управления Русской Православной Церкви могут задействовать результаты работы при анализе либерально-модернистских явлений современной церковной жизни и организации церковно-общественной жизни верующих. Результаты исследования могут быть использованы при формировании трудов по истории Церкви на Северном Кавказе, разработке учебных курсов по отечественной истории, истории Северного Кавказа, церковной истории. Материалы монографии нашли отражение в коллективном труде, подготовленном к организации церковно-общественного форума «Всемирного русского народного собора» в г. Ставрополе[85 - История Ставропольской митрополии. Очерк / текст: прот. М. Моздор, свящ. Е. Шишкин; ред. коллегия: прот. В. Сафонов, прот. М. Моздор, диак. А. Пантюхин. Ставрополь: изд-кий центр СтПДС, 2012. – 48 с.]. Основные положения исследования могут быть рассмотрены исследователями при изучении истории государственной религиозной политики советской власти на Ставрополье и Тереке, конфессиональных противоречий региона. Фактические данные об обновленческих религиозных организациях необходимы и при составлении путеводителей и справочников к архивным фондам.

Структура работы обусловлена ее целями и задачами. Работа состоит из введения, трех глав, объединяющих шесть параграфов, заключения, списка источников и литературы, приложений.

Автор монографического исследования выражает благодарность Высокопреосвященнейшему Кириллу (Покровскому), Митрополиту Ставропольскому и Невинномысскому, протоиерею Михаилу Моздор, священнику Евгению Шишкину, д.и.н. профессору Т.А. Невской, д.и.н. профессору С.Б. Калинченко, д.и.н. профессору О.М. Морозовой, к.и.н. доценту Н.В. Кратовой.

Глава I

Формирование обновленческого движения на

Ставрополье и Тереке

1.1. Предпосылки формирования обновленчества в регионе

К началу XX в. в России начал развиваться структурный кризис, не обошедший стороной и религию как часть общественной жизни. Естественно, не могла остаться в стороне от этого процесса и Русская Православная Церковь, имевшая статус господствующей религиозной организацией в стране, формирующей мировоззрение большей части населения.

К началу революционных событий 1905 г. на территории Ставрополья и Терека действовало две епархии: Ставропольская и Кубанская, объединившая территории Ставропольской губернии и Кубанской области; Владикавказская и Моздокская, включавшая в себя Терскую область (в т. ч. территорию Кавказских Минеральных Вод) и Дагестан. Ставропольскую епархию, в которой к 1905 г. насчитывалось более 500 храмов и около 2000 священнослужителей[86 - Самойленко П., прот. История Ставропольской епархии (1843–1918). СПб., 1999. С. 47], возглавлял архиепископ Агафодор (Преображенский), Владикавказскую – епископ Гедеон (Покровский).

Возглавлявший Ставропольскую и Кубанскую епархию с 1893 по 1919 гг. архиепископ Агафодор, с самого начала своего первосвятительского служения на Ставрополье занимался расширением миссионерской работы. Благодаря хорошо налаженной миссионерской, религиозно- и нравственнопросветительской работе в епархии, а также отдаленности Северного Кавказа от научно-богословских центров, в епархии практически не представлена обновленческая богословская мысль, подобная получившей широкое распространение в крупных городах и Духовных Академиях Российской империи.

К этому времени в Ставропольской и Владикавказской епархиях отмечались некоторые тенденции, направленные на либерализацию церковной жизни[87 - Гедеон (Докукин), митр. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. М, – Пятигорск, 1992. С. 155; Самойленко П., прот. История Ставропольской епархии (1843–1918). СПб., 1999. С. 47], к числу которых можно отнести, во-первых, особенности церковной жизни региона, связанные с социально разнородным и полиэтничным составом духовенства, большим количеством иноверного и сектантского населения. Духовенство казачьего и горского происхождения нередко привносило в приходскую практику многочисленные этнокультурные элементы. В это же время священнослужители из переселенцев стремились к сохранению литургических особенностей той местности, из которой они прибыли на Северный Кавказ. Все это в совокупности составляло определенные различия в приходской жизни разных населенных пунктов Ставрополья и Терека, нередко побуждая духовенство к элементам литургического творчества.

Ставропольская епархия занимала особое положение в сравнении с другими регионами России, так как на ее территории было большое число неправославного населения. К 1893 г. (год вступления на кафедру епископа Агафодора (Преображенского)) в состав Ставропольской губернии, на территории которой проживало 875 тысяч жителей, помимо православных христиан, входили римо-католики, армяно-григориане (т. е. отколовшиеся по причине монофизитской ереси), лютеране и протестанты других толков, мусульмане, буддисты-ламаисты, старообрядцы и представители различных сект. Нередко миссионерская деятельность иноверного населения, особенно духовенства и религиозных активистов, была направлена не против других толков, составляющих конкуренцию во влиянии на умы населения, а именно на православных верующих.

Духовенство региона отличалось довольно низким уровнем образованности и культуры. Многие священнослужители отправляли детей в духовные учебные заведения, стремясь к созданию династий. Нередко слой духовенства пополнялся выходцами из других епархий, часто безграмотными или находящимися в той или иной степени канонического прещения (вплоть до запрещенных в священнослужении), а также обратившимися из раскола. Они принимались в епархию из-за большого числа вакантных священнических мест, которые долгое время было некем восполнить. До 70-х гг. XIX в. Кавказское епархиальное руководство было вынуждено публиковать по всей Российской империи вызовы диаконов с обещанием иерейской хиротонии и предоставления места на приходе[88 - Гедеон (Докукин), митр. История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России. М.-Пятигорск, 1992. С. 155]. Благодаря этому в значительной степени пополнялся слой северокавказского духовенства, но каждый из таких священников привносил в церковную жизнь литургическую практику и порядки своей прежней епархии. Приходы Северной Осетии окормлялись преимущественно грузинским духовенством, слабо разбиравшемся в осетинских традициях и нередко полагавшим, что священнослужение – это заработок, а также немногочисленными священниками-осетинами[89 - Гатуев А. Г., свящ. Христианство в Осетии. Владикавказ: типолитография В. Просвирнина, 1901. С. 25, 49]. Практически с самого начала образования Кавказской епархии, ее архипастыри пытались повысить культурный уровень духовенства и верующих и снизить их подверженность прозелитизму со стороны других конфессий.

Во-вторых, к концу XIX в. широкое распространение получила миссионерская деятельность в форме создания религиозно-просветительских и благотворительных братств. Наиболее крупными стали Андреевско-Владимирское братство в г. Ставрополе и Михаило-Архангельское братство в г. Владикавказе, объединившие в своем составе духовенство и мирян, занимающих наиболее значимые должности в системе церковного управления северокавказских епархий и духовного образования[90 - Отчет о деятельности Ставропольского Андреевско-Владимирского братства за 1896 г. Ставрополь, 1897. С. 6; Отчет о деятельности Михаило-Архангельского Владикавказского Братства за 1894/5 год // Владикавказские епархиальные ведомости. 1895, 1 ноября; Прошение благочинного церквей 5 округа священника Алексия Никольского Его Преосвященству, Преосвященнейшему Гедеону, епископу Владикавказскому и Моздокскому. 25 ноября 1904 г. // ЦГА РСО-А ОДФ. Ф. 143. Оп. 2. Д. 158. Л. 1]. Естественно, что приходское духовенство стремилось к созданию подобных организаций на приходах, воспринимая это как признак своего рода «элитарности». Например, в 1915 г. в с. Киевском священник П. Федоровский организовал кружок ревнителей православия, который он ассоциировал с армией борцов за чистоту православия[91 - Рапорт священника Петра Федоровского Димитриевской церкви, села Киевского, Ставропольской губернии Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Агафодору, Архиепископу Ставропольскому и Екатеринодарскому. 1 февраля 1915 г. // ГАСК. Ф. 135. Оп. 73. Д. 517. Л. 1]. Особое внимание вызывает термин «чистота православия», позволяющий увидеть в мировоззрении П. Федоровского определенную степень увлеченности идеями церковных реформ.

По мнению ставропольского исследователя Е.Ю. Любушкиной, причиной появления братств стала попытка епархиального руководства решить проблемы не только духовного образования и миссионерской работы, но и деятельности епархиальных учреждений и материального обеспечения приходов[92 - Любушкина Е. Ю. Общественные организации Ставропольской губернии и Кубанской области в период с 1860-х гг. по октябрь 1917 г. Ставрополь, 2004. С. 233]. То есть впервые в «синодальную» эпоху к решению церковных проблем привлекалось белое духовенство и миряне, что не могло не сформировать тенденций к либерализации церковной жизни и новых поведенческих установок северокавказского духовенства и верующих.

В состав Андреевско-Владимирского братства входили представители местной элиты: руководство города и губернии, архиерей и духовенство, занимающее высшие посты в епархии, интеллигенция, купцы и буржуазия. В 1896 г. в Братстве числилось 88 представителей белого и черного духовенства, из которых наиболее выделялись архиепископ Агафодор (председатель Братства), ректор Ставропольской духовной семинарии протоирей П.И. Смирнов, ключарь Казанского кафедрального собора священник Д.И. Успенский, преподаватель семинарии священник К.В. Кутепов, секретарь Ставропольской Духовной консистории А.А. Вишницкий, епархиальные миссионеры: священник С. Никольский и А.Е. Шашин; инспектор Ставропольской духовной семинарии священник Н.П. Малиновский, инспектор женского епархиального училища священник А.И. Ленский

.

Владикавказское православное братство во имя святого архистратига Михаила (Михаило-Архангельское) занималось миссионерской работой в епархии. В его состав также входило элитарное духовенство Северной Осетии и Терской области: правящий архиерей, смотритель духовного училища Д.С. Луговенко, ключарь кафедрального собора священник А. Цветков, законоучитель женской гимназии протоиерей А. Малиновский, протоиерей Иоанн Завитаев и другие[94 - Отчет о деятельности Михаило-Архангельского Владикавказского Братства за 1894/5 год // Владикавказские епархиальные ведомости. 1895, 1 ноября]. Также действовали Моздокское общество ревнителей православия во главе с благочинным V округа А. Никольским[95 - Прошение благочинного церквей 5 округа священника Алексия Никольского Его Преосвященству, Преосвященнейшему Гедеону, епископу Владикавказскому и Моздокскому. 25 ноября 1904 г. // ЦГА РСО-А ОДФ. Ф. 143. Он. 2. Д. 158. Л. 1], Общество трезвости для борьбы с пьянством и сквернословием, Общество вспомоществования учащим и учившим в церковных школах Северной Осетии, Владикавказское епархиальное попечительство о бедных духовного звания, Эмеритальная и взаимного вспомоществования касса духовенства Владикавказской епархии, а также около 50 попечительств.

В-третьих, не оторвавшись от крестьянства, мещанства и казачества социально, духовенство к началу XX в. стало значительно образованнее и стремилось к созданию своего рода слоя новой интеллигенции. По мнению Н.С. Струполевой, на церковно-общественную мысль Ставрополья и Терека существенное влияние оказывали получившие к концу XIX – началу XX вв. идеи позитивистов о всеобщем прогрессе, а также зарождающиеся глобалистские и социалистические тенденции[96 - Струполева Н. С. Православные приходы Ставрополья и Кубани в 40-е гг. XIX – начале XX вв.: социальные функции и духовная жизнь: дисс… канд. ист. наук. Ставрополь, 2007. С. 164]. Многие священники при произнесении проповедей перед прихожанами давали будущему только положительные оценки. В VI благочинническом округе Ставропольской губернии были распространены заявления о скором объединении всех христиан в одно государство всеобщего благоденствия во главе с Иисусом Христом[97 - Покорнейшее прошение трезвенников VI благочиннического округа, Ставропольской губернии Его Высокопреосвященству, Высокопреосвященнейшему Агафодору, Архиепископу Ставропольскому и Екатерино-дарскому. 1 ноября 1913 г. //ГАСК. Ф. 135. Оп. 71. Д. 1019. Л. 5]. Себе духовенство в этом процессе отводило руководящие роли.

На появление подобных идей в среде духовенства существенное влияние оказал широко распространившийся на Северном Кавказе хилиазм, т. е. вера в тысячелетнее Царство Христа на земле, ставшая одной из фундаментальных предпосылок христианского социализма. Хилиазм был перенесен на церковную почву, как из левых сект протестантского толка, так и из правых старообрядческих беспоповских и неохлыстовских сект. Особый вклад в развитие хилиастских идей на Северном Кавказе внесли имяславцы и близкие к ним право-раскольничьи группы[98 - Иларион (Домрачев), схим. На горах Кавказа. Баталпашинск, 1907. Гл. 42–43; Половинкин С. М. Имяславцы Кавказа // Восточнохристианская цивилизация и проблемы межрегионального взаимодействия. М., 2004. С. 325; Иларион (Алфеев), митр. Священная тайна Церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров // Митрополит Иларион (Алфеев). URL: http://hilarion.m/works/bookpage/mssian/imyaslav (дата обращения: 12.04.2012)]. На этом фоне деятельность братств и церковных обществ могла пониматься как вклад в построение нового общества.

Вся церковная история в среде части верующих духовенства начала восприниматься как деградация христианства, а начало XX в. мыслилось как точка бифуркации – выбор между историческим коллапсом христианства и церковным возрождением в результате реформ, возвращающих Церковь в первобытное состояние применительно к современным историческим реалиям. Особенностью Северного Кавказа в данном процессе стало распространение церковно-общественной мысли по вопросам церковных реформ преимущественно в форме приходской проповеди, гораздо реже – в епархиальных средствах массовой информации.

Реформирование церковной жизни в духе первых христианских общин, по мнению ставропольского духовенства рубежа XIX–XX вв., должно было начаться с повышения духовного и культурного уровня священнослужителей, с желания приносить пользу народу. Священник с. Александровского Полянский считал, что религиозные деятели ничего не делают для народа, но причт их храма хочет «хотя малым послужить народу»[99 - Прошение причта Николаевской церкви села Сысоево-Александровского Медвеженского уезда Его Преосвященству, Преосвященнейшему Агафодору, Епископу Ставропольскому и Екатеринодарскому. 21 марта 1913 г. // ГАСК. Ф. 135. Он. 64. Д. 883. Л. 1]. Идеал пастыря – вести народ к лучшей жизни, «направить общее развитие непременно к Церкви». Н.С. Струполева отмечает о формировании к началу XX в. высокого пастырского идеала, несущего «крест» по руководству нравственной жизнью народа[100 - Струполева И. С. Указ. соч. С. 167].

В-четвертых, для церковной жизни начала XX в. было характерно обмирщение религиозной жизни, приспособлением ее к нуждам общества, к практической стороне жизни. Обмирщение сопровождалось снижением авторитета духовенства, падением нравственности, антиклерикальными настроениями, распространением случаев неприязненных взаимоотношений между собой и с мирянами[101 - Дейниковский Ф., свящ. Духовенство и его авторитет // Ставропольские епархиальные ведомости. 1916, № 6, 14 февраля. С. 187; Журнал № 147 епархиального съезда депутатов от духовенства и церковных старост Ставропольской епархии // Ставропольские епархиальные ведомости. 1916, № 32, 14 августа; Журнал № 31 епархиального съезда депутатов от духовенства и церковных старост Ставропольской епархии // Ставропольские епархиальные ведомости. 1916, № 28, 17 июля. С. 888; Циркуляр № 1213 в Медвеженское отделение епархиального Училищного Совета. 26 апреля 1911 г. // ГАСК. Ф. 306. On. 1. Д. 142. Л. 1-1об.; Циркуляр № 2087 Его Превосходительству, г. директору народных училищ Ставропольской губернии. 1 июня 1907 г. // ГАСК. Ф. 306. On. 1. Д. 238. Л. 1]. Естественно, это вызвало реакцию духовенства, выразившуюся в стремлении не только найти свое место в новых исторических условиях, но и возглавить движение народных масс.

Обмирщение Церкви особенно сильно проявлялось в десакрализации образа священника в глазах верующих и самого духовенства. В начале XX в. происходившие процессы объяснялись слабой богословской подготовкой священнослужителей, стремившихся получить знания по общеобразовательным, а не богословским предметам. Это, по мнению священника Ф. Дейниковского, приводило к потере призвания священников к своему служению[102 - Дейниковский Ф., свящ. Духовенство и его авторитет // Ставропольские епархиальные ведомости. 1916, № 6, 14 февраля. С. 187].

Падение нравственности, охватившее ставропольское духовенство, заключалось в распространении пьянства и случаев хулиганств на приходе[103 - Журнал № 31 епархиального съезда депутатов от духовенства и церковных старост Ставропольской епархии // Ставропольские епархиальные ведомости. 1916, № 28, 17 июля. С. 888]. Интересно отметить, что епархиальное руководство во главе с архиепископом Агафодором не оставляло попыток улучшения нравственности и роста авторитета приходского духовенства в глазах народа. Для борьбы с пьянством неоднократно предпринимались попытки создания обществ трезвости на приходах, что было особенно актуально во время первой мировой войны.