Княжич степных земель

Утренние лучи застали Марену на дубе. Она сидела на увесистой ветке и спорила с филином, который упорно утверждал, что в их чащу потихоньку проникает Смерть. Навий мир вынуждал всё живое пятиться в страхе. Марена качала головой: что может знать наивная птица, которая в страхе летит на юг, а потом возвращается и застаёт зелёные травы и тёплое солнце! Филин фыркнул и сорвался с ветки. Наверняка обиделся. Марену это не расстраивало, тем более, что наставал рассвет – а значит, пришло время возвращаться к господарю.

Она спрыгнула и побежала сквозь кусты багровой калины и колючий шиповник. На полпути Марена заметила, что за ней наблюдал ворон. Но стоило ей повернуть голову в его сторону, как птица тут же сорвалась с ветки и полетела к дому, махая огромными смольными крыльями. Конечно же, она узнала господаря, но переживать совсем не собиралась. Чародей позволял Марене выбираться в чащу, чтобы говорить с птицами, собирать их перья и складывать вместе с травами и камнями, создавая нечто удивительное.

Оттого, наверное, и служба была для неё почти не обременительной. Она сама попросила мать отдать её чародею. Марене совершенно не хотелось становиться женой, да и жена вышла бы из неё скверная. Куда это годится, если девица под утро сбегает из дома, а вместо наваристой мясной похлёбки делает травяные отвары? Мать поплакала, а потом смирилась. Марена по ней не скучала – скорее наоборот: радовалась, что так легко сбежала от столь жуткой участи.

О, – почти у самого крыльца она приметила грибной круг, – надо бы рассказать Зулейке.

Через грибные круги можно было попасть в мир иных и достать оттуда что–то. Господарь строго–настрого запрещал им проводить подобные обряды, за исключением Зулейки, судьба которой была крепко связана с миром нави. У названной сестры и впрямь был хороший дар, только та не умела ценить его. Воображала себя пленницей, как и Лыцко. Порой Марене хотелось смеяться с этих двоих. Припеваючи, она пришла на кухню за солью и веточками облепихи. И к собственному удивлению застала там господаря. Уставшего, но всё такого же спокойного.

– Пойди–ка на чердак, – отрезал он. – Позанимайся там.

– Да, – Марена кивнула. – Я только возьму соль и облепиху.

Господарь ничего не ответил. Он отвернулся и начал пить настой. Неведомый и, судя по лицу чародея, удивительно горький. Марена не стала спрашивать. Она верила, что господарь знает своё дело. Не ей указывать ведающему и всевидящему.

Засушенные веточки облепихи нашлись быстро, соль – ещё быстрее. Марена заботливо сложила их в маленький серый мешочек и хотела было перешагнуть порог. Но щемящее чувство, которое ей много раз приходилось подавлять, всё же вырвалось наружу.

– Почему вы отдаёте нам своё? – она с сочувствием взглянула в серые глаза господаря. – Вы ведь не должны. Это всё – всё! – ваше!

И она была тысячу раз права. Господарь вливал в них свои силы, вкладывал свои знания. А чародеи – Марена знала – слишком сильно дорожат и первым, и вторым. Они бы никогда не стали возиться с простым смертным, и неважно, будь у того дар или нет. Он давал им куда больше.

– А ты смышленее остальных, – он неожиданно усмехнулся и сразу переменился в лице. – но твоё паршивое сердце тебя сведёт, Марена–птичница! Никогда не лезь в чужие дела и не навязывай никому ненужное добро!

Марена опустила голову. Да, она была права, но и чародей ведь наверняка знал, что делает.

– Простите, – ей хотелось провалиться под пол от стыда.

– На чердак! – процедил сквозь зубы господарь.

Она полетела по скрипучей лестнице и забралась в самое пыльное и тихое место дома. Здесь обычно запирали наказанных, и не зря. На чердаке находилась целая гора колдовских вещей. Несведущих они пугали, у сведущих пробуждали любопытство. Среди них находился и тайник Марены – огромный ящик перьев, камней и пучков травы.

Свою сокровищницу она предпочитала хранить вдали от любопытных глаз, поскольку давно уже знала, что Лыцко втайне подворовывает у неё: то камни, то перья, то ещё что–нибудь. Однажды стащил зеркальце. Непонятно, зачем ему сдалось оно. Не с русалками же общаться через него собрался!

Но в этот раз Марену ожидало удивительное. В мешочках с перьями она нашла четыре длинных, иссиня–чёрных. Они переливались на солнце и зачаровывали глаза. Сомнений не было – перья принадлежали господарю и сами просились в руки. Оставалось лишь крепко–крепко прижать их к груди и улыбнуться. Потому что чародей заботился о ней. О них всех. Что бы он ни говорил и каким бы строгим ни казался.

Господарский подарок Марена пообещала себе оберегать и хранить, как зеницу ока. Стоило ли говорить, что она начала колдовать с удвоенной силой, призывая на помощь духов ветра? Может, она даже призовёт гончих Жатвы и улетит вместе с ними? О, благодаря чародею Марена могла многое, и сила её с каждым годом крепла.

7.

– Это ж надо было эдак разнести чердак! – Лыцко покосился в сторону названной сестры. – И как тебе только с рук сошло?

Марена смотрела на дотлевающий можжевельник. Она не знала, что ответить брату, ибо любое её слово вызвало бы у него неприятие. А между тем приближался Самхейн, и им следовало бы очиститься от всего дурного.

Багряные свечи господаря горели дольше восковых, создавая в комнате приятный полумрак. Марене они очень нравились – Зулейку пугали до безумия. Оттого последняя и забилась под одеяло и отказывалась вылезать. А Лыцку… Марена чувствовала его обиду и боль на весь мир, но не могла ничего с этим поделать. Она надеялась, что камни соли и тлеющие пучки трав хоть немного согреют его заблудшую душу.

Но и саму Марену не миновали жестокие испытания. В тумане и полумраке ей привиделось до боли родное лицо. От этого видения её сердце затрепетало. Да, при всей своей службе она знала, что такое любовь. Но Юркеш был и остаётся княжичем. Наверняка однажды он станет великим князем и возьмёт себе в жёны княгиню… О, нет, она не удержится от соблазна и непременно изведёт соперницу, потому что Юркеш – её!

«Берегись, Марена–птичница!» – послышался суровый голос господаря, и видение тут же пропало. Она очнулась в комнате посреди ночи, когда багряная свеча догорала на блюдце.

– О, – скривил губы Лыцко, – уж не в Лешка ли наша красавица влюбилась? В брата названного?

– Всё б тебе слабости человеческие отыскивать да высмеивать их, – зло бросила она. – Поберёгся б ты в такое дикое время.

– Лихо какое, – испуганно пролепетала Зулейка. – Наверняка он что–то затеял. Помните, как он однажды уезжал после Самхейна? А каким вернулся потом?

– Маловато палёнки выпила, – буркнул Лыцко. – Вечно голову кошмарами забиваешь, а потом трясёшься.

– Мы прожили уже восемь зим в господарском доме, – Марена зевнула. – Переживём и эту.

Она не стала делиться с Лыцком и Зулейкой своими догадками. Незачем забивать их головы всяким. Но сама видела, что господарь год от года старел не по–чародейски, а с недавнего времени варил разные отвары и выпивал. Даже если и так – у такого хватит сил пережить их всех и удивить мир. Зря она сомневается в нём, повидавшем много дивного и обращавшимся к миру нави.

8.

Четвёртая седмица листопада проходила невероятно быстро. Близилось зимнее время, не оставляя ему никакого выбора. Ни одна живая душа не знала, каким мукам подвергался чародей, раз за разом отрывая от сердца самое дорогое и передавая его тем, кто совершенно не ценит. Порой он ненавидел их, всех восьмерых, глупых, не сведущих и не знающих, насколько дорого даётся знание.

Господарь чащи боялся признаться самому себе в простом, но очевидном. Он завидовал. Потому что у восьмерых было всё, особенно время. Время, которого смертельно не хватало ему.

– Мне казалось, ты уже принял решение, – послышался знакомый голос. Врали сказочники, абсолютно все: у погибели не было лица худощавой старухи – у неё был вполне себе живой взгляд и румяные щёки.

Молодая пряха смотрела на него с нескрываемым любопытством. Она, как никто другой, знала, что спорить с Судьбой бесполезно. Это та ещё злодейка, которая всё равно получит своё.

– Знаешь, я потратила слишком много времени, чтобы добраться сюда, – ведьма недобро прищурилась.

– Не говори мне о времени! – вспылил чародей. – Просто не говори.

Восемь лет назад пряха, прибывшая из западных земель, помогла ему обмануть саму Смерть. Плата оказалась жестокой, почти невыносимой. Чародей корчился в муках среди многочисленных свитков и книг, но всё же согласился. Он хотел пожить ещё.

Но чем дальше, тем сложнее было убегать. Погибель настигала его. Чародей чувствовал, как костяная рука потихоньку тянется к его горлу. И он не собирался сдаваться. Потому снова обратился к Рэйкен и сделал невероятную жестокость самому себе.

В канун Самхейна ливень хлестал особенно сильно. Так, словно пытался выбить стёкла в доме. Его ученики спали крепким сном – и каждый, сам того не ведая, погружался в липкий и тяжёлый кошмар. Конечно, никто из них не увидел, как два ворона полетели за пределы Пустоши, преодолевая хлёсткую водяную завесу.

9.

Они вскочили одновременно. Перепуганная Зулейка переводила взгляд с удивлённого Лыцка на вспотевшую Марену. В соседних комнатах тоже послышался шум. Остальные, прижимая самодельные фонари со свечами, переглядывались между собой. Каждый из них увидел жуткий кошмар. Зулейке приснился отец, зов которого смешивался со строгим голосом господаря, а затем её затянуло в грибной круг, на границу миров.

Они не знали, что делать. Стоило ли будить чародея? Он наверняка поворчит или накричит на них всех. Зулейка не рискнула бы, чего нельзя сказать о Ядвиге и Марене. Обе решились отправиться к господарю.

Девушки тихо постучали, но никто не ответил. Затем – чуть решительней. И так дошло до грохота. Тщетного, ведь им по–прежнему не открывали. И тогда Ядвига и Марена сделали одну из самых страшных и рисковых вещей – они вошли в господарскую спальню без разрешения. Разбросанные бумаги, неведомые знаки на полу, кучи багряных свечей, фолиантов – всё оставалось таким же. Но господаря в постели не было.

– Ну ясно, – пожала плечами Ядвига, – он опять улетел.

Внизу их ждали. Потерянные, уставшие и сонные ученики снова переглянулись и махнули рукой. Все восемь знали, что господарь временами улетал в обличье ворона. Он мог находиться в путешествии несколько дней, а потом неожиданно вернуться и потребовать сытного ужина. Иными словами, ничего примечательного не произошло, а кошмары… Кошмары и впрямь снятся иногда, да и время на дворе лихое – канун Самхейна.

Зулейка, Марена и Лыцко выпили по глотку палёной воды, чтобы крепко уснуть. Они не сомневались в том, что остальные поступят так же. Завтра им предстоит служба, а может, и большая немилость – ведь что скажет чародей, узнав, что в его спальне побывали без позволения?

Ничего хорошего, но и ничего удивляющего. С этой мыслью Зулейка провалилась в другой сон, более спокойный и умиротворяющий.

II. За лихой чащобой