Пламенная пляска

– Мирча! – выдохнула. – Что ты тут делаешь, морэ?

Цыган смерил её презрительным взглядом, схватил за тонкое запястье, но потом будто бы передумал, выпустил руку, развернулся и пошёл к табору. Всё произошло настолько быстро, что Чарген не успела ничего понять.

Уж не решил ли цыган сыграть с ней злую шутку? Она нахмурилась. Правды Мирча ей всё равно не скажет. Хоть бери и гадай на картах, да где их только взять–то? Чарген тряхнула смольными косами и решила не забивать себе голову дурными мыслями. Если и впрямь приглянулась, он даст знать, а если решил просто посмеяться, то ничего у него не вышло. Цыган Мирча, в конце концов, или нет?

Чарген вернулась в табор весёлая, развязала котомку и вынула оттуда картошку с морковью. Цыганки с более щедрым наваром усмехнулись, но ничего не сказали. Зурал тоже промолчал. Старый барон уже успел где–то разжиться куском сала.

– Сейчас поставлю вариться. Скоро поужинаем, – она улыбнулась мужу и мигом отвела взгляд.

Хороша пара, ничего не скажешь – седой старик да девка девкой. Поскорей бы Мирча забрал её прочь, пусть хоть бьёт, хоть обижает по–другому – и то будет лучше жизни с нелюбимым.

IV

. Шум волн

1.

Мирча метался в постели, не зная, куда деться. Выцветшее покрывало промокло от пота. Жар сжигал его тело, а перед глазами мелькало лицо цыганки. Усилием воли он подавлял крики. Не хватало ещё орать на весь табор, зовя Чарген. Мирча плохо соображал. Единственное желание заставляло закипать кровь. Он не мог ни уснуть, ни прийти в себя, как будто кто–то другой дёргал его за ниточки, как куклу, и нашёптывал в ухо: «Иди к ней».

Кости болели. Слабость накатывала волнами. Хорошо хоть табор стоял на месте, иначе бы уже поползли слухи. Шальная мысль промелькнула в голове. Что, если отец не зря задумался про второго сына? Что, если Зурал давно знал: подобное однажды случится с Мирчей и погубит его.

А может, это было эдакое испытание? Что ж, Мирча его полностью провалил. Он уже понял, что не отступится от Чарген, не оставит её в покое и их побег был лишь вопросом времени. Сначала Мирча хотел потянуть до весны, пожить с табором в Приморье, но теперь ему казалось, что он не продержится ни дня.

Он сжал зубы и зарылся в покрывало. Стало холодно, как будто морозы ударили раньше времени. Мирча почти прочувствовал, как мягкий и ледяной снег обволакивал тело, как вдруг всё растопило огромное пламя, и цыган мигом откинул покрывало. Жар. Жуткий и беспощадный.

Сказал бы ему кто про Чарген раньше, Мирча рассмеялся бы и назвал рассказчика вруном, каких не видывал свет. И всё же почему, почему она, а не какая–то другая цыганка? Почему её тело – худое, бледнее цыганского – манило его? Чарген ведь бывшая невольница. Не было в ней ничего такого, что заставило бы засмотреться, и от этого становилось ещё горше.

Мирча не мог найти в ней ничего красивого, но его тянуло к этой девке с неистовой силой, так, что аж свалился с ног и не мог спокойно заснуть. Его терзал страх, что ничего не успеется, что Чарген понесёт от Зурала, и тогда придётся ждать около года. Не мог же он лишить отца двух сыновей сразу? А в том, что девка родит именно сына, Мирча ни капли не сомневался.

Видимо, он был действительно паршивым наследником, и это замечали все, даже Луйко, который усердно набивался в приятели. Мирча надеялся разбогатеть на конокрадстве так, чтобы к старости не пришлось бегать по оврагам и толкаться среди кофарей. Но девка… А, будь она неладна! И зачем отец женился на такой? Не мог найти жену на несколько лет старше?

Мирча взъерошил смольные пряди и невесело усмехнулся. Видимо, вкусы у отца и сына удивительно совпадали. Что он, не цыган, а? Забрать бы девку и умчать в чистое поле. А дальше что? К дяде в Сибирь? Нет, пропадут они там зимой. Знамо дело, торги паршиво пойдут, и придётся все три месяца скрипеть зубами. И будут сыпаться недовольства, а там и до разлада недалече. Тьфу.

Мысли о зиме отрезвили голову. Мирча сел. Задумался, прикусив губу. Что делать, что делать? Продавать остаток лошадей и складывать деньги. А по весне можно будет перебежать, спрятаться в глухой деревеньке, пересидеть какое–то время, а потом поехать, куда глядят глаза. Если повезёт, прибьются к другому табору или затеряются среди городских цыган. Лишь бы только не понесла.

Навязчивая идея обратиться к тётке так и просилась наружу, но Мирча гнал её как можно дальше. Да, скажет он Раде, что влюбился в отцовскую жену, а та мигом приворожит его к другой цыганке или вовсе сделает так, что любить никогда не сможет. Она ведь не только его тётка, но ещё и сестра Зурала, что, по сути, одно и то же.

– Ну где ты там ходишь, буйная голова? – позвали его снаружи. – Скоро сыматься с места будем.