Томка вне зоны доступа

Я – и такой, и сякой, и жену бросил, и ребенка у бедной женщины отнял. Куда тебе еще одна бедная девочка из Пятигорска с двумя детьми? Ты и ее бросишь, отнимешь детей, выставишь ее одну за порог голую и голодную. И вообще я тайно посещаю синагогу.

Большую часть заготовленных тезисов я напрочь забыл. Где мое ментовское прошлое, мое филологическое красноречие, мои навыки ведения ближнего боя и способность держать удар? Ничего этого нет. Три изувера (впрочем, одна из ведущих явно на моей стороне) знают обо мне все и упреждают любую мою фразу. Я словно прохожу собеседование при поступлении в секретную службу «Кингсмен».

Самое смешное при этом – я не собирался жениться, даже если бы по другую сторону стола сидела не эта очумевшая мама двоих детей, а Клаудиа Шиффер на пике своей карьеры. И все это знали!

Томка созерцала этот цирк с плохо скрываемым любопытством. Она не особенно прислушивалась к беседе (или удачно делала вид), глядела, как над нашими головами кружит операторский кран с камерой, оборачивалась на зрителей, которые хлопали и улюлюкали только по команде режиссера, ковырялась в тарелке с бутафорскими фруктами. Пытливый юный ум не прерывал работу ни на минуту.

Выползая с площадки в нашу комнату ожидания, я чувствовал такое облегчение, какого не припомню с окончании школы, когда у меня на руках был пахнущий свежей гознаковской бумагой аттестат. «Отстрелялись, – пульсировала в голове мысль. – Сейчас дергать отсюда в гостиницу, а там – в ресторан на праздничный ужин».

Из троих потенциальных женихов невеста выбрала парня из Питера, который подарил ей коробку мягких игрушек. Вот тут моя дочь несколько оскорбилась. Ее соревновательный азарт был остужен. Она ехала в Москву за победой.

– Мы что, проиграли?

– Нет, – говорю. – Я по-прежнему замечательный папа, а ты – мое счастье. Поехали безобразия нарушать.

Дожидаясь своей машины, мы с любопытством наблюдали, как девушка из Пятигорска с подаренной ей гигантской коробкой и охапкой цветов пытается загрузиться в такси…

Следующие три недели я с нарастающим ужасом ждал эфира. Мои подчиненные в офисе, включая Настю Голубеву, не отказывали себе в удовольствии подколоть: «Как наши новобрачные? Дети подружились? Четвертого планируете?» Они думали, что мне весело. А мне ни фига не весело. Чтобы я еще раз сунулся в этот ваш гребаный шоу-бизнес!

Волновался я зря. Эфир, который я смотрел под коньяк, получился вполне приличным. Режиссер действительно вырезал весь шлак, и на экране я предстал солидным дядькой среднего возраста, который всего лишь хочет устроить свою личную жизнь.

– Мы красавчики, – сказала Томка.

И тут на нас обрушилась региональная слава.

Меня узнавали на улице и в ближайших продуктовых магазинах. Со мной вдруг стали здороваться арендаторы соседних офисов в нашем небоскребе в Сити. Томка в школе (она училась тогда во втором классе) раздавала автографы старшеклассникам и с удовольствием позировала для селфи. Количество подписчиков на нашей авторской странице в Сети увеличивалось в геометрической прогрессии. Выросли и продажи нашей книги – сборника миниатюр, который я выложил в электронных магазинах.

Как общий результат – мы появились на развороте крупнейшей местной газеты с большим интервью. Поговорили с журналистом о детях, о роли отца в воспитании ребенка, о школе, о сложности жизни и вообще о нашем безумном, безумном, безумном мире.

Я был откровенен.

– Наступает время, когда ты понимаешь, что она нужна тебе больше, чем ты ей. Это происходит постепенно, почти незаметно. Однажды ты возвращаешься домой, уставший, разбитый и потерянный, и вдруг теплеешь от одной только мысли, что если она ждет тебя дома, «значит, все не так уж плохо на сегодняшний день»…

– Еще вчера ты ее спрашивал: поела? умылась? ничего не болит? как дела в школе? Сегодня те же вопросы задает тебе она: поел? выспался? как на работе? ты выпил, пап? Принесет тебе утром кофе в кабинет. Накроет одеялом вечером, убрав разложенную газету. Пока ты спишь, сядет в угол с телефоном и будет горевать из-за идиотов-мальчиков…

– Научиться плавать в этом океане бытовых мелочей несложно. Скажем, подобрать ей одежду, белье, какие-то другие необходимые девчачьи штуки – с этим поможет бабушка. Готовить я сам умею, с детства этим занимался. Постирать, погладить, прибраться в доме – нет проблем, я служил в армии и привык о себе заботиться. Остальное постигается ежедневной практикой. Все это суета сует, не бог весть какая наука. Главное – быть с дочерью на одной волне, жить в одном ритме, следовать одной парадигме. В этом смысле мне с Тамарой повезло, она мне очень помогает хотя бы тем, что не создает особых проблем…

– Самое тяжелое – это переживать за нее. За ее неудачи, промахи, ошибки, из-за которых она страдает. В такие минуты хочется выпрыгнуть из засады, всех построить, всех раскидать, все решить, высушить ее слезы, прижать к груди. Но ты заставляешь себя сидеть в кустах и наблюдать, позволяя ей набивать шишки и обретать опыт. Хотя все равно очень переживаешь, когда переживает она. Больше всего волнуешься о том, чтобы ей не было от чего-то страшно, чтобы она не боялась. Ее страх передается тебе на экстрасенсорном уровне…

– Я не знаю, что из нее получится, какой она вырастет, какой станет женщиной. Говорят, что для мальчиков губительно женское воспитание. По этой логике, исключительно мужское участие – вред для девочек. Но я не уверен. Меня, например, воспитывала мама, и вроде ничего, вырос крепким и, смею надеяться, психически здоровым. В идеале, конечно, у каждого ребенка должны быть мама и папа, но жизнь нас не спрашивает, чего мы хотим…

…Вечером после родительского собрания я не стал загонять машину в гараж, бросил ее у подъезда, заняв только что освободившееся место. Обычно после девяти у нас не припаркуешься.

Томка сидела на скамейке возле спортивной площадки, смотрела, как взрослые парни перебрасываются баскетбольным мячом.

– Привет, пап! Ну, чего там? Все плохо?

Я присел рядом, вытянул ноги.

– Веселого мало. В школу могут прийти следователи расспрашивать одноклассников и учителей.

– И меня?

– В мое отсутствие тебя персонально никто допрашивать не будет. С Анжелой мы все обсудили. Может быть, следователь просто поговорит со всем классом.

– Хорошо.

Я обнял ее за плечо, притянул к себе.

– Как у тебя дела, малыш? Все нормально?

– Вполне.

– Точно?

– Ты же знаешь, я бы сказала.

– Знаю. Но все течет, все меняется.

– Это да.

Она снова уставилась на баскетболистов. Один из них сделал отличный трехочковый бросок.

7. Лестница в небо

Metallica – Nothing Else Matters

Утром мы завтракали вместе. Редкий случай совпадения: я не торопился сегодня в офис, а у Тамары первый урок начинался в девять. Я бы мог усомниться в правдивости ее слов и даже попытаться проверить, но с недавних пор я перестал устраивать скандалы из-за ее посещаемости. Забить на домашку, иногда прогулять урок – святое дело для подростка. Анжеле Генриховне я всякий раз обещал разобраться и провести воспитательную беседу, но Томку просил лишь не доводить ситуацию до кипения. Создавать проблемы на ровном месте – дурная привычка.

С настроением у дочери сегодня было получше. Наверно, выспалась. Даже телефон не взяла с собой на завтрак. У меня появилась возможность перекинуться с ней парой слов.

– Насчет вашей Гели…

Томка, помешивая кофе у плиты, обернулась.

– Да, пап?

– Несладко ей пришлось в последнее время?

Она задумалась.

– Наверно, как всегда.

– А как было всегда?

Тамара уселась за стол, посмотрела без всяких эмоций на мою традиционную яичницу с помидорами и колбасой. Ее собственный завтрак, не считая кофе, состоял из вчерашнего бублика и половинки огурца.

– Мне всегда было ее жалко. И сейчас… Она как из космоса к нам прилетела. Нелюдимая такая, тихая, себе на уме. До нее никому никакого дела не было, пока эта гмыринская банда не стала ее донимать.