Скажи пчелам, что меня больше нет

Зять хмыкнул, оценив шутку, однако непроизвольно натянул повыше ворот рубахи.

– Если честно, – заявил он с нарочитой серьезностью, – мы приехали, чтобы сэкономить на няньках. Последние четыре месяца дети не отпускали нас от себя ни на шаг. – Засмеявшись, Роджер поперхнулся слюной.

Я накрыла его руку своей и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ – правда, уже не так уверенно. Затем убрал руку и расстегнул рубашку, обнажая шею. После чего как следует прокашлялся.

– Не волнуйся, – сказала я. – Сейчас ты звучишь куда лучше, чем во время прошлого осмотра.

Так оно и было – к моему удивлению. Голос все еще срывался, сипел и хрипел, но теперь Роджер говорил без видимых усилий, и лицо его не искажалось мукой от необходимости открыть рот.

Я осторожно ощупала шею под челюстью. Он только что побрился; кожа была прохладной и немного влажной. Чувствовался легкий запах можжевелового мыла для бритья, которое я изготовила для мужа; видимо, Джейми принес его зятю сегодня утром. Меня тронул этот маленький знак гостеприимства – как и надежда в глазах пациента. Которую он тщетно пытался скрыть.

– Я встретил одного доктора, – прохрипел Роджер. – В Шотландии. Его звали Гектор Макьюэн. Он… один из нас.

Мои пальцы замерли одновременно с сердцем.

– То есть путешественник во времени?

Роджер кивнул.

– Чуть позже я непременно о нем расскажу. И о том, что он сделал.

– Сделал… с тобой? – уточнила я.

– Да. Но сначала – с Баком.

Я собиралась было спросить, что же случилось с Баком, однако Роджер вдруг пристально посмотрел мне в глаза и выпалил:

– Вы раньше не замечали исходящее от рук голубое свечение? Когда дотрагивались до пациентов?

Мои руки и шея покрылись мурашками – пришлось убрать пальцы с его шеи, чтобы унять дрожь.

– Нет, – настороженно ответила я. – Хотя мне доводилось это видеть. Однажды.

Тут же нахлынули воспоминания о полумраке лазарета «Обители ангелов», где я лежала на кровати, умирая от родильной горячки после выкидыша. Мастер Рэймонд коснулся моей руки, и кости вдруг засияли сквозь кожу голубым светом.

Поспешив отогнать жуткое видение, я заметила, что Роджер крепко сжимает мою ладонь.

– Простите, что напугал…

– Вовсе нет! – соврала я. – Просто удивилась. Столько лет прошло…

– А вот я тогда здорово струхнул, – признался он, отпуская мою руку. – До чертиков боялся говорить с Макьюэном после его манипуляций с сердцем Бака, хотя понимал, что должен. Помню, тронул доктора за плечо, когда шел за ним по тропинке. Он застыл на мгновение, а потом вдруг обернулся и приложил ладонь к моей груди. – Роджер невольно повторил жест. – И сказал те же слова, что говорил Баку: «Cognosco te». Это означает «Я тебя знаю», – пояснил зять в ответ на мой непонимающий взгляд. – На латыни.

– Он понял, кто ты, всего лишь прикоснувшись? – Меня охватило странное чувство, нечто среднее между страхом… и восхищением. Плечи и руки покрылись мурашками.

– Да. Однако сам я насчет Макьюэна не сразу догадался, – торопливо продолжил Роджер. – Хотя незадолго до того наблюдал за его работой и заметил, что произошло, стоило ему коснуться груди Бака, – после прохода сквозь камни у Уильяма случилось что-то вроде сердечного приступа.

– Бак приехал с тобой и Бри?

Роджер беспомощно отмахнулся.

– Нет. Это было… раньше. Так вот, Бак стал совсем плох, и приютившие нас люди послали за доктором – тем самым Гектором Макьюэном. Врач приложил ему к груди ладонь, сделал что-то, и я увидел – честное слово, Клэр, увидел собственными глазами! – слабое голубое свечение, исходящее от его пальцев.

– Иисус твою Рузвельт Христос!

– Точнее не скажешь! – рассмеялся зять. – Кроме меня, никто этого не заметил, – серьезно добавил он.

Я задумчиво терла ладонь, представляя описанную сцену.

– И что Бак? Полагаю, выжил? Раз ты спрашивал, не видели ли мы его.

Роджер помрачнел.

– Выжил. Во всяком случае, тогда. Но потом мы расстались, когда я встретился с Бри и детьми. В общем, это…

– …долгая история, – закончила я за него. – Давай отложим рассказ до того момента, как Джейми и Бри вернутся с охоты. А доктор Макьюэн – он ничего не сказал о голубом свечении?

Было странно произносить эти слова, хотя я прекрасно понимала, о чем речь; в ладонях ощущалось легкое покалывание, и я невольно бросила на них взгляд. Да нет, по-прежнему розовые.

Зять покачал головой.

– Нет. По крайней мере, не словами. Однако приложил ладонь к моему горлу. – Роджер коснулся неровного шрама от висельной петли. – И вдруг… что-то произошло, – тихо добавил он.

4

Женщины будут в ярости

– Зайдешь в гости, сестренка? – спросил Йен, неожиданно смутившись. – Может, Рэйчел уже вернулась. Я хотел бы вас познакомить.

– С радостью! – искренне улыбнулась Бри и вопросительно посмотрела на отца.

– Не мешало бы чуток передохнуть, – кивнул Джейми, вытирая вспотевшее лицо рукавом. – А если ты, племянничек, подоил коз, как тебя просила утром мать, – не откажусь от стаканчика молока.

Мужчины вдвоем несли на плече привязанную к толстой палке оленью шкуру – почти не поврежденную – с остатками мяса. Идти было тяжело: день выдался жаркий.

Кто-то из домочадцев уже вернулся в хижину среди осин. Дверь была распахнута; на веранде, в тени листвы, стояла небольшая прялка, а рядом с ней – стул с полной корзиной коричневых и серых пушистых клубков. Брианна предположила, что это чесаная мытая шерсть. Прядильщица, по-видимому, ушла в дом: оттуда доносились женские голоса, поющие что-то на гэльском. Пение через каждые пару тактов прерывалось взрывами хохота, после чего один чистый голос пел мелодию заново, а следом вступал второй, спотыкаясь на незнакомых словах. Затем вновь слышался смех.

Джейми улыбнулся.

– Дженни учит малышку Рэйчел G?idhlig, – пояснил он, хотя все и так догадались. – Йен, давай положим это здесь. – Он кивнул в затененный участок под поваленным деревом. – Женщины будут в ярости, если мы притащим в дом мух.

В доме услышали их голоса: пение прекратилось, и из открытой двери выглянула голова.

– Йен! – Высокая и очень красивая темноволосая девушка выскочила на крыльцо и, сбежав по ступенькам, бросилась обнимать Йена. – Твои родственники вернулись! Ты уже знаешь?

– Знаю. – Он поцеловал ее в губы и добавил, оборачиваясь: – Познакомься с моей кузиной Брианной, mo ghr?idh[20 - Любовь моя (гэльск.).]. И с дядюшкой Джейми заодно.

Бри невольно заулыбалась при виде неподдельной любви молодых Мюрреев; на отцовском лице сияла такая же улыбка. Которая стала еще шире, стоило ему заметить на пороге дома хрупкую женщину с голеньким младенцем на руках, чуть прикрытым легкой пеленкой.