Эхо прошлого

– Кто это? – изумленно спросил Грей.

Напротив него на самом видном месте висела картина с изображением величественного индейца, украшенного страусовыми перьями и расшитыми тканями. Он выглядел довольно странно среди портретов выдающихся, но в основном уже покойных членов клуба.

– О, так это же мистер Брант[41 - Тайенданегеа, в крещении Джозеф Брант (1743–1807), – вождь племени могавков, офицер английской армии, отличившийся во время войны за независимость США. Встречался с известнейшими людьми своего времени, включая короля Георга III и Джорджа Вашингтона.], – сказал мистер Бодли с ноткой укора в голосе. – Мистер Джозеф Брант. В прошлом году, когда он приезжал в Лондон, мистер Питт приводил его сюда отобедать.

– Брант?

Мистер Бодли удивленно поднял брови. Как большинство лондонцев, он полагал, что каждый, кто хоть раз бывал в Америке, просто обязан всех там знать.

– Полагаю, он вождь племени могавков, – сказал он, тщательно выговаривая слово «могавк». – Представляете, он был с визитом у короля!

– Надо же, – пробормотал Грей. Интересно, подумал он, кого больше впечатлил этот визит, короля или индейца?

Мистер Бодли удалился, очевидно, чтобы принести суп, но через минуту вернулся и положил на скатерть перед Греем письмо.

– Это прислали для вас через секретаря, сэр.

– Да? Благодарю вас, мистер Бодли.

Грей взял письмо и сразу же узнал почерк сына. Сердце екнуло. Почему Вилли не захотел отправить письмо через бабушку или Хэла?

Разум услужливо подсказал логичный ответ: «Наверное, боялся, что они это письмо прочитают». Грей взял нож для рыбы и с некоторой тревогой вскрыл конверт.

Может, дело в Ричардсоне? Хэлу он не нравился, и не нравилось, что Вилли на него работает, хотя брат так и не объяснил, почему. Грей подумал, что, возможно, и не стоило направлять Уильяма по этому пути, тем более сам он знал грязный мир шпионажа не понаслышке.

Тем не менее тогда требовалось немедленно убрать Вилли из Северной Каролины, пока он не столкнулся лицом к лицу либо с Джейми Фрэзером, либо с так называемым Перси Бичемом.

И конечно, ты должен отпустить сына, позволить ему сделать собственный выбор в этом мире, и неважно, во что это тебе обойдется. Так говорил ему Хэл, и не раз. «Три, если быть точным, – с улыбкой подумал Грей, – каждый раз, когда один из сыновей Хэла получал патент на звание».

Он осторожно вскрыл письмо, как будто боялся, что оно взорвется. Увидел аккуратно исписанный листок и счел это дурным знаком: обычно Вилли писал довольно разборчиво, но с помарками.

«Лорду Джону Грею

Общество любителей английского бифштекса

От лейтенанта Уильяма лорда Элсмира

7 сентября 1776 г.

Лонг-Айленд

Королевская колония Нью-Йорк

Дорогой отец!

Мне нужно рассказать Вам об одном очень деликатном деле».

Грей подумал, что у любого родителя кровь застынет в жилах от подобной фразы. Неужели Вилли нашел себе женщину с ребенком? Проиграл значительную сумму в азартные игры? Подхватил венерическую болезнь? Вызвал кого-то на дуэль? Или вызвали его? А может, он столкнулся с чем-то очень опасным, пока собирал разведданные для генерала Хау?.. Грей взял бокал с вином, сделал хороший глоток для подкрепления сил и только потом вернулся к чтению письма. Как выяснилось, ничто не смогло бы подготовить его к следующему предложению:

«Мы с леди Доротеей любим друг друга».

Грей поперхнулся, забрызгав вином руку, однако отмахнулся от дворецкого, который поспешил к нему с полотенцем, а просто вытер руку о штаны, торопливо пробегая страницу глазами.

«Хотя некоторое время мы чувствовали растущее влечение, я не спешил признаваться в своих чувствах, зная, что мне скоро придется отплыть в Америку. Но случилось так, что на балу у леди Бельведер за неделю до моего отъезда мы внезапно оказались наедине в саду, и красота этого места, романтика вечера и опьяняющая близость леди Доротеи взяли верх над моей рассудительностью».

– Господи Иисусе! – вырвалось у лорда Джона. – Ради бога, скажи, что ты не лишил ее девственности где-нибудь под кустом!

Заметив, что из-за соседнего стола на него бросают любопытные взгляды, он коротко кашлянул и вновь вернулся к чтению письма.

«Чувства охватили меня до такой степени, что я не решаюсь доверить бумаге все, что случилось. Конечно, я попросил прощения, хотя, разумеется, никаких извинений не хватит, чтобы загладить столь бесчестное поведение. Леди Доротея великодушно меня простила и была весьма настойчива, убеждая меня не ходить к ее отцу, что я намеревался сделать поначалу».

– Очень благоразумно, Дотти, – пробормотал Грей, слишком хорошо представляя реакцию брата на подобное откровение. Оставалось только надеяться, что Вилли заливается краской стыда не из-за по-настоящему серьезного проступка…

«Я намеревался попросить тебя замолвить за меня словечко перед дядей Хэлом в следующем году, когда я вернусь домой и смогу официально попросить руки леди Доротеи. Однако я только что узнал, что она получила предложение от виконта Максвелла и что дядя Хэл серьезно его рассматривает. Как бы то ни было, я бы никогда не стал порочить честь леди, но при сложившихся обстоятельствах совершенно очевидно, что она не может выйти замуж за Максвелла».

«Ты хочешь сказать, что Максвелл обнаружит, что она не девственница, и сразу же после первой брачной ночи поспешит рассказать об этом Хэлу», – мрачно подумал Грей. Он крепко потер рукой лицо и продолжил читать.

«Папа, невозможно передать словами, как я раскаиваюсь в своем поступке. Я понимаю, что разочаровал тебя, и не могу собраться с силами, чтобы просить прощения, которого не заслуживаю. Не ради себя, но ради леди Доротеи я умоляю тебя поговорить с герцогом. Надеюсь, его можно убедить принять мое предложение, избежав откровений, которые могут причинить страдания леди, и он разрешит нам обручиться.

    Твой покорный заблудший сын
    Уильям».

Грей откинулся назад и закрыл глаза. Первое потрясение прошло, и разум попытался найти правильное решение.

В принципе, это вполне осуществимо. Серьезных препятствий для женитьбы Уильяма на Дотти не существует. Хотя номинально они приходятся друг другу двоюродными братом и сестрой, кровного родства между ними нет. Уильям его сын во всех смыслах, но не по крови. И хотя Максвелл молод, богат и весьма подходящая партия, Уильям – граф, наследник титула баронета Дансени и к тому же далеко не беден.

Нет, с этим все в порядке. И Минни Уильям очень нравится. Хэл и мальчики… ну, если они не пронюхают о поступке Уильяма, то наверняка согласятся. С другой стороны, если кто-нибудь из них потом узнает правду, Уильяму очень повезет, если он отделается только тем, что его высекут хлыстом и переломают все кости. И Грею тоже.

Хэл, конечно, удивится: кузен с кузиной часто виделись, когда Вилли бывал в Лондоне, но Уильям никогда не говорил о Дотти так, чтобы можно было предположить…

Грей взял письмо и перечитал его снова. Потом еще раз. Положил письмо и, прищурившись, какое-то время пристально смотрел на него и думал.

– Будь я проклят, если поверю в это! – наконец сказал он вслух. – Что ты, черт подери, задумал, Вилли?

Он скомкал письмо, взял с ближайшего стола подсвечник, извинившись кивком, и поджег послание. Дворецкий заметил и тут же подал маленькое фарфоровое блюдечко, куда Грей уронил пылающий ком бумаги.

– Ваш суп, милорд, – произнес мистер Бодли и, аккуратно развеяв дым костерка салфеткой, поставил перед Греем тарелку с дымящимся супом.

* * *

Так как Уильям находился вне пределов досягаемости, Грей решил, что первым делом нужно встретиться с соучастницей его преступления, каким бы оно ни было. Чем больше Грей думал, тем больше убеждался: что бы ни связывало Уильяма, девятого графа Элсмира, и леди Доротею Жаклин Бенедикту Грей, это не имело отношения ни к любви, ни к греховной страсти.

Но как же поговорить с Дотти незаметно от ее родителей? Он же не может слоняться по улице, пока Хэл и Минни не уйдут куда-нибудь и не оставят Дотти одну. Впрочем, даже если удастся застать ее дома и поговорить с ней наедине, слуги обязательно обмолвятся о встрече, и Хэл, который трясется над своей дочуркой, как огромный мастиф над любимой косточкой, непременно захочет узнать причину разговора.

Грей отказался от предложения швейцара найти ему экипаж и пошел пешком к дому матери, размышляя над способами и средствами. Можно, конечно, пригласить Дотти на ужин, но было бы странно не пригласить одновременно и Минни. То же самое с приглашением в театр или оперу. Грей часто сопровождал женщин, потому что Хэлу не хватало терпения прослушать всю оперу целиком, а большинство пьес брат считал нудной болтовней.

Путь пролегал через Ковент-Гарден, где Грей ловко увернулся от брызг воды, которую выплеснули из ведра, чтобы смыть скользкие капустные листья и гнилые яблоки с булыжной мостовой у прилавка зеленщика. Летом тротуар покрывала увядшая зелень. На рассвете из окрестных сел на телегах привозили цветы, и они наполняли площадь ароматом и свежестью. Осенью здесь воцарялся запах подгнивших раздавленных фруктов, разлагающегося мяса и треснувших овощей – признак того, что в Ковент-Гардене сменился караул.