Эхо прошлого

– Амандин? – Норрингтон выглядел озадаченным. – Никогда о нем не слышал.

– И никто не слышал. – Грей вздохнул и поднялся на ноги. – Я уже сомневаюсь, что он вообще существует.

* * *

По дороге к дому брата Грей продолжал размышлять, существует ли барон Амандин на самом деле или нет. Если да, то он вполне мог быть ширмой, скрывающей интересы куда более важной персоны. Если нет… Дело усложнялось и в то же время становилось проще: если нельзя узнать, кто за этим стоит, значит, единственный путь к разгадке – Перси Уэйнрайт.

Ни в одном из писем Норрингтона не упоминались Северо-Западные территории и не содержалось ни одного намека на предложение, которое озвучил Перси. Впрочем, неудивительно: было бы чрезвычайно опасно доверить такую информацию бумаге, хотя Грей, конечно, знавал шпионов, которые делали нечто подобное и раньше. Если Амандин существует и непосредственно заинтересован в решении вопроса Северо-Западных территорий, то, по всей видимости, он благоразумен и осторожен.

Ладно, в любом случае нужно рассказать о Перси Хэлу. Возможно, он что-нибудь знает об Амандине или сможет разузнать: у Хэла много друзей во Франции.

Размышления о предстоящем разговоре с Хэлом внезапно напомнили Грею о письме Вилли, про которое он почти забыл за утренними интригами. При мысли о письме Грей резко втянул воздух носом. Нет, об этом он точно не скажет брату, пока не поговорит с Дотти с глазу на глаз. Возможно, получится перекинуться с ней парой слов наедине и назначить встречу.

Однако, когда Грей прибыл в Аргус-хаус, Дотти не оказалось дома.

– Она на музыкальном вечере у мисс Брайрли, – сообщила ему невестка Минни, когда он учтиво поинтересовался, как поживает его племянница и крестница. – Дотти сейчас не удержишь. Но ей будет жаль, что вы разминулись.

Улыбаясь, она встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.

– Рада снова видеть тебя, Джон.

– И мне приятно тебя видеть, Минни, – искренне ответил он. – Хэл дома?

Минни выразительно закатила глаза к потолку.

– Всю неделю никуда не выходит из-за своей подагры. Еще несколько дней, и я подсыплю ему яду в суп.

Джон понимающе хмыкнул. Слова Минни подкрепили его решение не говорить с Хэлом о письме Уильяма. Брат и в добром здравии наводил ужас как на бывалых солдат, так и на опытных политиков, а уж Хэл захворавший… Теперь понятно, почему Дороти сочла нужным исчезнуть.

Вряд ли его новости улучшат настроение Хэла, подумал Грей. Он с должной осторожностью толкнул дверь в кабинет брата: тот имел обыкновение швыряться вещами, когда злился, и ничто не сердило его больше, чем недомогание.

Хэл спал, сгорбившись в кресле перед камином; забинтованная нога покоилась на табурете. В воздухе висела резкая вонь какого-то едкого лекарства, перекрывая запахи горящего дерева, топленого сала и черствого хлеба. Рядом с Хэлом стоял поднос с нетронутой тарелкой супа. «Похоже, Минни озвучила свою угрозу», – с улыбкой подумал Грей. За исключением его самого и их матери, Минни была, пожалуй, единственным человеком, который никогда не боялся Хэла.

Грей тихо сел, размышляя, стоит ли будить брата. Хэл выглядел больным и усталым, худощавее, чем обычно, а ведь он всегда был тощим. Даже сейчас, одетый в бриджи и поношенную льняную рубаху, босоногий и с потрепанной шалью на плечах, Хэл умудрялся сохранять элегантный вид, но морщины на его лице красноречиво свидетельствовали о жизни, полной сражений.

Сердце Грея сжалось от внезапной нежности, и он засомневался, стоит ли вообще тревожить Хэла дурными новостями. Однако существовала опасность, что известие о несвоевременном воскрешении Перси застанет брата врасплох, а этого Грей допустить не мог. Придется Хэла предупредить.

Прежде чем он принял окончательное решение, Хэл открыл глаза, ясные и настороженные, того же светло-синего цвета, как и у самого Грея. В них не было ни следа дремоты или рассеянности.

– Ты вернулся, – сказал Хэл и тепло улыбнулся. – Налей-ка мне бренди.

– Минни говорит, что у тебя подагра, – ответил Грей, взглянув на забинтованную ногу брата. – Неужели врачи не говорили тебе, что при подагре следует воздерживаться от употребления крепких спиртных напитков?

– Говорили, – подтвердил Хэл, выпрямляясь в кресле. Движение отозвалось болью в ноге, и брат поморщился. – Но, судя по твоему виду, ты хочешь рассказать мне нечто такое, отчего мне срочно потребуется выпивка. Лучше принеси графин.

* * *

Он покинул Аргус-хаус через несколько часов, отклонив предложение Минни остаться на ужин. Погода заметно испортилась. Уже чувствовалась осенняя прохлада, поднялся порывистый ветер, а в воздухе ощущался вкус соли – остатки морского тумана плыли в сторону берега. В такую ночь лучше всего сидеть дома и никуда не высовываться.

Минни извинилась, что не предложила свою карету: Дотти укатила в ней на музыкальный вечер. Грей заверил ее, что с радостью прогуляется пешком: ходьба помогает думать. Так оно и было, но порывы резкого ветра мешали Грею сосредоточиться, развевая полы мундира и норовя унести шляпу. Грей уже было пожалел о карете, как вдруг увидел тот самый экипаж, который стоял в проезде у одного из особняков неподалеку от Александра-Гейт. Лошади были укрыты от ветра попонами.

Грей повернул у ворот, услышав крик «Дядя Джон!», посмотрел в сторону дома и сразу же увидел свою племянницу Дотти, которая буквально летела к нему, как корабль на всех парусах. Ветер дул ей в спину и угрожающе раздувал пышное шелковое платье-мантуа сливового цвета и бледно-розовую накидку. Дотти неслась с такой скоростью, что Грею пришлось поймать ее в объятия, чтобы остановить.

– Ты девственница? – без обиняков спросил он.

Дотти расширила глаза, рывком высвободила руку и влепила ему пощечину.

– Что? – воскликнула она.

– Мои извинения. Несколько неожиданный вопрос, да?

Грей взглянул на ожидающий экипаж и кучера, который с каменным выражением лица смотрел прямо перед собой, велел тому подождать, затем взял Дотти за руку и повел к парку.

– Куда мы идем?

– Просто немного прогуляемся. У меня есть к тебе несколько вопросов такого свойства, что мне не хотелось бы, чтобы нас подслушали. Уверен, что и ты не захочешь.

Глаза Дотти расширились еще больше, но она не стала спорить, лишь поправила свою кокетливую маленькую шляпку и пошла с Греем; ее пышные юбки взбивал ветер.

Скверная погода и случайные прохожие не дали Грею возможности задать хотя бы один вопрос, пока они с Дотти не зашли в парк и не оказались на относительно безлюдной аллее, ведущей через небольшой садик с кустами и деревьями, подстриженными в виде затейливых фигур.

Ветер неожиданно стих, хотя небо потемнело. Дотти остановилась под сенью топиарного[42 - Топиар, или топиари – искусство фигурной стрижки деревьев и кустарников, старейший вид садово-паркового искусства.] льва и спросила:

– Дядя Джон, что за чушь вы несете?

Дотти, как и ее мать, походила на осень: волосы цвета спелой пшеницы и щеки с румянцем оттенка нежно-розового шиповника. Но если лицо Минни было просто миловидным и привлекательным, то у Дотти черты матери обрели изящные контуры, унаследованные от Хэла, и дополнились его же темными ресницами, что делало красоту племянницы чрезвычайно опасной.

Эта опасность больше всего чувствовалась во взгляде, который Дотти обратила на дядю, и он подумал: пожалуй, неудивительно, что Уильям ею очарован. Если, конечно, он очарован.

– Я получил письмо от Уильяма, в котором он намекает, что откровенно тебя домогался, или, по меньшей мере, повел себя неподобающим для джентльмена образом. Это правда?

Дотти открыла рот в неподдельном ужасе.

– Что-что он вам написал?

Так, похоже, одной проблемой меньше. Она, скорее всего, еще девственница, и ему не придется отправлять Уильяма в Китай, чтобы обезопасить от ее братьев.

– Как я и сказал, это был всего лишь намек. Уильям не сообщил мне подробности. Давай-ка пройдемся, пока мы совсем не замерзли.

Он взял Дотти под руку и повел по дорожке, которая вела к маленькой часовне. Там они укрылись в притворе, куда выходило единственное витражное окно с изображением святой Варвары, несущей на блюде свои отрезанные груди. Грей отвлекся на изучение сего возвышенного образа, что позволило Дотти привести в порядок растрепанную ветром одежду и решить, что она скажет дяде.

– Что ж, – начала она, вздернув подбородок. – Это правда, что мы… ну, что я позволила ему себя поцеловать.

– Да? И где же? Ох, я имею в виду… – торопливо добавил Грей, заметив по ее глазам, что она потрясена до глубины души.

А вот это уже интересно: откуда бы совершенно неопытной юной леди знать, что можно целовать не только губки или ручки?

– В каком месте географически, – пояснил он.