Охота на Волколака

Даже призрак перестал выть. Вылетел из подвала, удивленно захлопал глазами и завис в воздухе.

За две недели, что прошли с нашей последней встречи, где мне было строго-настрого запрещено вмешиваться в расследование господина Овсянникова, Гордей почти не изменился. Если только слегка.

Белки глаз покраснели. Шмыгает носом. Все признаки сильной простуды. Где только подхватить умудрился? И почему вместо того, чтобы лежать дома, попивая разбавленный малиновым вареньем чай, выезжает на дела?

Оценив мощь внушительной фигуры и крепость в плечах, я перевела смущенный взгляд на стоявших за его спиной Поля Маратовича и рыжеволосого помощника – Якова. Приветственно махнула обоим.

– Ваша правда, Гордей Назарович. Обстоятельства наших встреч отличаются удручающим однообразием.

– Я уж задумываюсь, а не приносите ли вы несчастье?

А вот это уже обидно!

– Мне просто… не везет. А вы вместо того, чтобы возводить напраслину, пожелали бы лучше доброго дня.

Видимо, моя шпилька, по поводу чересчур уж фамильярного обращения, достойного, скорее, его сотрудников, а не приличной молодой барышни, попала в цель. Пристав громко чихнул, потупил взгляд, сел рядом на корточки.

– Был бы он еще добрым, – прошептал еле слышно. – Голова, как чугунная.

– Вам бы дома отлежаться.

– Вот еще. Я, Софья Алексеевна, человек служивый – всегда на посту.

Мне хотелось ответить, что ни одна работа не стоит угробленного здоровья, но тут к нам присоединился господин Лавуазье. И осветил масляной лампой черное нутро подвала.

– Софья Алексеевна, исключительно рад встрече, – от судебного медика пахнуло густым французским парфюмом, перебивающим царящий в воздухе отвратительный аромат. – Так-с, что тут у нас…

– Ничего тут не брали? – вопросительно приподнял правую бровь Ермаков.

– Ничего не трогала, ни к чему не прикасалась. Даже старалась лишний раз не дышать, – ответила я с видом невинного младенца. Но зажатый в ладони платок с новенькими купюрами, не остался без его настороженного внимания. – Ах это… Нашла у парня в кулаке. Похоже, здесь случилось не ограбление.

Гордей насупился, а Лавуазье, закрутив кончик уса и поправив пенсне, откинул шинель с груди трупа. Приподнял сорочку.

– С избытком синяков, ссадин. Смею предположить, произошла драка. По всем признакам трупного окоченения мальчишка преставился восемь – девять часов как.

Воспользовавшись светом лампы, я склонилась к лицу покойного.

– Полагаю, причина смерти – свернутая шея.

Поль Маратович проследил за моим взглядом.

– Потребуется полный осмотр тела. Однако, по предварительному заключению… вынужден с вами согласиться.

Гордей, молча слушая наш разговор, поджал губы до тонкой линии. Прошелся рукой по краям шинели, нырнул в карманы, вытащил шило, отложил его. Затем коснулся одного из темных пятен на ткани. Растер пальцы, поднес к носу. Чихнул.

– Сажа? – уточнила я.

– Она самая, – пробормотал он и уже громче добавил. – Яшка, рот прикрой – муха влетит. Тащи фотоаппарат. И запись веди, оформишь протокол.

– Будет исполнено, Гордей Назарович, – подбоченился рыжий парнишка, прежде чем броситься обратно к полицейскому экипажу. Достать с заднего сиденья ящик на треноге и, под удивленные взгляды ротозеев, затащить его в подвал.

– Закончишь, подкати сани, – отдал приказ пристав, прежде чем подняться. – Тело загрузим и в участок.

Протянув руку, Гордей, без особых усилий, поставил меня на ноги. Обдав присущим только ему запахом морозной свежести и ваксы.

– Сонечка! – раздался вдруг вдалеке полный беспокойства тетушкин голос.

– Софья Алексеевна! – вторил ему не менее взволнованный, Дарьин.

Как же не вовремя. И откуда только прознали?

Прежде, чем дорогие мне особы успели приблизиться к месту преступления, я рефлекторно схватила опешившего Ермакова за обвивающий ворот белый шнур, что крепился к поясной кобуре, и потянула на себя.

– Не смейте без меня уезжать, – громко зашептала ему в лицо. – Я тоже хочу присутствовать при осмотре.

– А это как вам будет угодно, Софья Алексеевна, – сверкнул он своим фирменным прищуром. – Заодно поведаете, с какой такой радости вы тут так удачно взялись.

Дорога до Мещанского участка прошла в тягостном молчании.

Полицейский экипаж потряхивало на особо скользких участках. Поль Маратович что-то писал в свой блокнот. Пристав, откинувшись на спинку сиденья, сопел и покашливал. А я грызла ноготь. Так усердно, что даже мучившее с утра чувство голода притупилось.

Или это от стресса?

Все же день выдался до крайности нервным.

Сначала этот призрак, будь он неладен. В окно его сейчас не видно, но как пить дать – летит за нами. Затем найденный мною труп…

Вот как я объясню Ермакову, каким образом очутилась в том подвале? А то, что объяснять придется – факт.

Еще тетушка устроила представление, едва не упав в обморок прямо посреди людного двора. Пришлось просить Яшку довезти ее до дома. Хотя у него с опросом жильцов и так дел невпроворот.

Затем Дарья с Гордеем сцепились:

– Пресса бывает полезна!

– Полезна, как клок шерсти с порося!

Не дал даже взглянуть на тело. Застращал ее всеми карами небесными, схватил меня под ручку и усадил в экипаж.

Если он надеялся, что таким образом избежит завтрашней статьи в «Сплетнике» о найденном покойнике, то очень зря. Судя по яркому блеску глаз Колпаковой, так просто она не сдастся. За наше недолгое знакомство, я успела ее изучить.

Поговорит с местными, поспрашивает ротозеев. Материал для статьи определенно будет. Но вот какой?

С репортерами лучше дружить. В двадцать первом веке это общеизвестное знание. Жаль, пристав пока не понимает.

Сидит напротив. Кутается в ворот офицерского пальто. Нарушает душную тишину своим хриплым дыханием.

– Поль Маратович, вы не могли по приезду приготовить солевой раствор? В стакане теплой воды размешать по одной чайной ложке соли и соды, и добавить пару капель йода?