Зимовье

– Протест? – тут же подхватила директриса мысль. – Вылившийся в вот такое заявление, прямо на лбу? Сильно.

– Да, – кивнула Дарья, отметив, как быстро Элла Андреевна мысль подхватила. Не пришлось объяснять своё ощущение.

Директриса глянула на Дарью долгим взглядом, немного прищурившись. Кивнув собственным мыслям и Дарье, она серьёзно сказала: – Работайте, – и вышла из кабинета.

Софья в очередной раз пришла в субботу после четвёртого урока, когда остальные дети с большим удовольствием разбредаются по домам и торговым центрам. Она была в привычном школьном брючном костюме и серой водолазке с глухим высоким воротом. Волосы в этот раз были чистые и лёгкие. Софья коротко и нехотя поздоровалась. Настороженная, как воробей, села на край стула, рюкзак бросила тут же, у стола, и глянула на бумаги, в которых Дарья писала и подчеркивала.

– Я никакие эти анкеты заполнять не буду, и рисовать там всякое, – тут же сердито сообщила Софья и нахохлилась. Дарья, подавив улыбку, спокойно прикрыла папку и глянула на девочку: видимо, насмотрелась фильмов, где психологи проводят тест-рисунки, и решила, что её то точно не проведёшь – готовность сражаться за своё подсознательное явно отразилось на лице Софьи.

– Никто и не предлагает, – пожала Даша плечами, её всё еще не пугала напускная резкость подростка. – Это для малышей первоклассников. С тобой мы можем просто поговорить, – сказала Дарья, специально опустив окончание «как взрослые люди», как это и делают взрослые по мнению подростков. – Я рада, что ты снова пришла.

Софья бросила недоверчивый взгляд на Дарью Владимировну, но спорить не стала и села на стуле поудобнее. По сравнению с их первой встречей, Соня хоть и злилась по привычке, но не тревожилась.

– Придумала уже, что будешь делать на каникулах?

– Если еще доживу до них, – закатила Софья глаза и поправила пряди волос на лбу, чтобы она не открывала татуировку. – Вичка-математичка… эээ, Виктория Викторовна, сказала, что прибьёт, если мы не напишем четвертную.

– Это может быть трудно…

– Да пофиг вообще. Всё равно потом сошлют в этот вонючий Тургалой, – Софья удрученно вздохнула и качнула коленями. – Может, туда после смерти тоже попадают. Но почему я сейчас-то должна туда ездить, а? – глянула она на Дарью, как будто у той был ответ на этот вопрос. Но Дарья только внимательно слушала, ловя каждое слово, чтобы сложить из них картинку. – А вообще, –оживилась Соня и заёрзала на стуле. Даша заинтересованно кивнула: ну-ну? – после того… ну, как болела я, да? – с паузами промямлила девочка, пытаясь заменить слова, которые первыми попадали на язык, а потом выпалила то, чем действительно так хотела похвалиться. – Мама сказала, что на каникулах мы поедем в Барнаул!

– В Барнаул? Ух ты! Это было бы отличным новогодним приключением, – улыбнулась Дарья, разделяя восторг. Девочка просияла и забыла поправить сползшие с татуировки волосы. Наконец-то она перестала бросаться иголками и разговорилась. Обрадованная произведённым эффектом, Софья сверкнула глазами, мотыляясь из стороны в сторону, как будто пританцовывая.

– Да-а-а. Там четвёртого января будет мастер-класс по рисованию манги, ну, комиксы такие. Я туда очень хочу. Мама пообещала, что теперь точно съездим.

– Зимой там красиво. Каникулы – самое время для таких мастер-классов, будет время попрактиковаться. Ты уже что-то рисуешь?

– Ну так… одну историю, – смутилась Софья и снова замерла, дёрнула плечом, как будто отгораживаясь от этого вопроса. Взгляд её пробежался по столу и остановился на шкафу с рабочими папками.

– Про кого история? – спросила Дарья на случай, если девочке хотелось рассказать, но что-то останавливало.

– Про мальчика, – не отрывая взгляда от шкафа, сказала Софья через паузу. – Ну он живёт с мамой и ему снятся сны, и во сне он пытается всё переделать… Ну, то, что с ним случается.

– У него получается?

– Нифига! – выпалила Софья, повернула голову и в упор глянула на Дарью. Лицо её стало резким, носик как будто заострился и навис над губами, которые она тут же закусила. Даша напряженно свела брови над переносицей, чувствуя, как в Софье всё в одну секунду переменилось. Она так резко и быстро ответила, будто Дарья усомнилась в ней самой. Интересно, сколько в этом мальчике, который что-то пытается изменить, от самой Софьи? Какой финал ждёт её героя? Почему-то Даше казалось, что там не будет ничего хорошего.

– У меня ничего не получается… – поспешно попыталась объясниться Софья, как почувствовав, что Дарья над её вспышкой призадумалась. – Я в этот сраный Тургалой вечно езжу, дурью с бабкой там маюсь.

– Понимаю… – поддержала Дарья попытку Сони перевести тему, чтобы не настраивать против себя. – Я тоже иногда езжу в Тургалой. Вот, например, завтра поеду.

– Заче-е-ем? – недоумённо протянула Софья, искренне изумившись. – Кто вообще может ехать туда по доброй воле? – Софья глянула на Дарью с сочувствием, Даше даже показалось, что она хочет спросить, не заставляет ли её мама туда ездить.

– Там живёт мой друг. Поеду его навестить.

– Друг? – спросила Софья, поморщившись.

Дарья не поняла, что именно её так удивило: то, что в Тургалое может жить чей-то друг, или то, что это может быть друг-мужчина?

– Мы учились вместе в школе.

– Это будет ужасный выходной… – мрачно предсказала Соня и покачала головой.

Софья не оставляла Тургалою ни одного шанса. Что же ей там так не нравится?

Когда Союз развалился, Тургалой из самого большого в районе, процветающего колхоза превратился в посёлок. Ошарашенные люди еще некоторое время по инерции жили привычным укладом, цеплялись за последние возможности. Но со временем оставшиеся всё меньше осуждали уехавших, строго поджимая губы от мелькнувшей мысли: «надо бы и мне тоже».

Осокины никуда не уехали. Отец продолжал работать машинистом локомотива, а мама не могла оставить Тургалой без медработника. К тому времени уже закрыли клуб, небольшую больницу сократили до фельдшерско-акушерского пункта, в котором осталась Вера, да еще одна молоденькая медсестра, её только-только после училища родители заставили вернуться в посёлок.

Дарья и Кирилл заканчивали девятый класс, когда новая администрация объявила, что школу Тургалоя объединят со школой соседнего села. Учеников теперь должны были возить за семь километров. Кирилл сразу сказал матери, что «таскаться черт знает куда» он не собирается. И вообще, где он, а где десятый класс, в общем – ему хватит. Никто не смог его переубедить. Осокины решили переехать в город, чтобы Дарья там закончила обучение. Её как отличницу без проблем перевели в городскую школу. Там отец-железнодорожник смог получить временную служебную квартиру.

Но Софью-то вряд ли волновали изменения Тургалоя и его жителей, происходившие там почти пятнадцать лет назад. Что там с ней сейчас происходит? Дарья уже вернулась домой и поужинала, но всё не могла перестать думать о последнем разговоре. Казалось, что в нём был какой-то неуловимый подтекст. Он скользил между словами, отталкиваясь от произносимых вслух, и терялся в тех, которые только хотели сказать. Софья ругалась и злилась на всё вокруг, как все подростки, Даша знала, что это нормально. И только один раз по-настоящему девочка испугалась, поймала то, что действительно хотела сказать за хвост, и перевела тему. Что же там может быть? Интересно, о чём история, которую Софья пыталась рассказать? Еще там, в кабинете, Дарья вспомнила, что совсем недавно читала статью о творчестве, как способе преодоления стресса и травмы. Что там говорилось? Говорилось, что подростки часто пытаются починить свою реальность путём вымысла, но психозащита не позволяет делать героем самого себя. Поэтому автор дистанцируется от персонажа, меняя ему пол, девочки часто пишут о мальчиках, у которых получается исправить то, что не получается у них… В каком журнале она это читала?

Дарья тревожно прошлась вдоль длинной стены своей комнаты, сделав ровно шесть шагов от окна к двери. Комнатка была небольшая, по одной стене стояла полутораспальная кровать, рядом старый торшер под широким круглым абажуром, высветляющий подушку и угол пола. Напротив –левым боком к окну – письменный стол. Справа от него двумя узкими секциями в потолок возвышался книжный шкаф. Книги в нём стояли в два ряда, да еще и на рядах лежали неровными стопками, из которых выпирали уголки. Даша склонила голову, читая корешки. Методички, вузовские учебники, Фрейд, Гиппенрейтер. Введение в психологию, общая психология, возрастная психология, «Противостояние стрессу», «теория и методика работы с младшими школьниками». И почти в самом низу неровного столбика синяя книга «Психологическая защита в подростковом возрасте». Психологическая защита? Именно этим термином можно было бы назвать то, что Дарья сегодня слышала. Упёршись в книжные ряды левой рукой, другой она с трудом вытащила синюю книгу из-под тяжелой стопки. Покрутила в руках, открыла оглавление – хотелось сверить ощущения и понять, как дальше действовать, чтобы не навредить. Было стойкое ощущение, что у Софьи и без её неосторожного вмешательства множество проблем.

5

Дарья захлопнула книгу, когда читать стало совсем невозможно. Всё вокруг тряслось и строчки так скакали, что за полтора часа чтения в пути, её укачало. Зажмурившись, Даша помотала головой, а потом глянула в окно. Город давным-давно остался позади, и сейчас трасса бежала по берегу неширокой замёрзшей реки. По другую сторону над ней нависал каменными углами берег. Поверху росли объёмные пушистые ёлки. С них то и дело скатывались комья снега, падали и разбивались о камни. Даша любила эту дорогу. Ей нравился колкий берег. Там каждый камень стоял криво, опирался о другие, поворачивался острогранным боком, с которого сползал снег. Такая неровная, неаккуратная природная стена, как разношерстная толпа из камней. И сколько тут эта толпа стоит, не разбегается. И сколько еще простоит…

Дорога делала поворот и ныряла от реки в перелесок. Там гигантские ёлки под огромными ветвями прятали дорогу и качались близко-близко. Летом их можно было рукой из окна достать, поздороваться за широкие лапы. Но это раньше, когда Дарье было пятнадцать лет, и она с матерью в Тургалой ездила за компанию. Мама там еще полгода работала и моталась каждый день, а Даша скучала по друзьям. Сейчас вытаскивать руку из узкого окна как-то не по возрасту.

Дарья вышла из автобуса и прищурилась. Солнце сначала слепило высоко в небе, а потом скакало бликами по застывшей корочке наметённых сугробов. От добротной остановки под полукруглой крышей вдаль вилась очищенная дорожка. Она, как ручей, впадала в широкую, накатанную дорогу, начинающуюся у самой школы. Школа, в которой Даша когда-то училась. Она мрачным, заброшенным напоминанием стояла и поглядывала провалами окон. Наверняка через них намело снега по самую грудь. Дарья прошла мимо школы, не оглядываясь.

Сейчас нужно было идти в другой конец села, где широкая, как тело Змея Горыныча, дорога сужалась, и переходила в трёхголовье последних домов. Они стояли северными окнами к начинающейся прямо за подворьем тайге, будто кто загадочный приказал им стоять к лесу задом. Дашу в детстве это забавляло. Ей очень нравился их одноэтажный, крепкий дом, выкрашенный голубой краской. Забор был невысокий, а за ним росли кусты смородины и сирени, она постоянно переваливалась тучными соцветиями к соседям. А соседями Осокиных были Тургаевы, они жили забор в забор. С самого детства ребята дружили, ползая друг к другу на участки. А потом пошли в школу в один класс и годам к десяти невысокий, неказистый Кирилл среди мальчишек оказался самым маленьким и самым задиристым. Шатался со старшими подростками, начал курить. Основательная, серьёзная Дарья ему говорила:

– Ты что, дурачок? Зачем ты с ними дружишь?

Кирилл бычился, огрызался: «сама ты дура, Дашка».

Сейчас забор дома, в котором Даша выросла, был высокий, из непроницаемого профнастила. А вот соседский оставался всё таким же. Деревянный невысокий штакетник, который летом покрасили ярким красным цветом. В самом углу участка справа раскинулась огромная ветвистая черёмуха, сейчас вся укрытая снегом, как гора. Эта черёмуха расползлась порослью вдоль правой стороны участка, пару лет назад Дарья выкопала маленький отросточек и посадила его вместе с Людмилой Северовной на территории Зимовья.

Калитка, как всегда, на крючке. Даша его привычно скинула и вошла. Дорожка к дому была расчищена на две трети, как будто кто-то начал, но бросил. Остальные несколько метров были просто вытоптаны, двоим не разминуться. С козырька над крыльцом не сбили сосульки, они весело блестели на солнце. Дарья глянула на них, прищурив один глаз, и зашла на видавшее виды, скрипучее крыльцо.

Дверь оказалась не закрыта. Дарья прошла через сенцы, сняла там ботинки, верхнюю одежду и вошла в дом. Здесь тепло, сладко и кисло пахло овощной зажаркой для борща. Даже слышно было, как за тонкой стенкой на электрической плите бурлило. Глубоко вдохнув, Даша улыбнулась и громко поздоровалась:

– Здравствуйте!

За стенкой загрохотала ложка, её уронили от неожиданности. Тётя Света вынырнула из-за стенки, как деловитая белка. Она была невысокой, плотно сбитой, всегда немного удивлённой и встревоженной скуластой алтайкой. Кирилл на неё очень похож, разве что всегда был не удивлённым, а сердитым. Все поколения их семьи жили в этой деревне, теперь уже никто и не помнил: это им фамилию дали в честь посёлка, или посёлок назвали в честь целой улицы разных Тургаевых.

– Батюшки! – тётя Света вытерла левую руку о цветастый фартук и покрутилась на месте, придумывая, куда ей деть половник, который держала в правой. – Дашечка! Как хорошо, ну как хорошо, что ты приехала!

Не найдя, куда деть половник, тетя Света бросила его на стол прямо через проход, и шагнула к Дарье, чтобы обняться. Глаза у неё заблестели, казалось, она вот-вот расплачется. Что ж такое, у тёти Светы глаза всегда на мокром месте.

Когда Даше и Кириллу только-только исполнилось двенадцать, во время весенних каникул, компания, к которой прибился Кирилл, сбежала из дома, их не было чуть больше суток. Тётя Света рыдала на кухне у Веры Осокиной и не знала, что делать. Кирилл рос без отца, мать день и ночь работала на звероферме, и времени следить за сыном у неё было не много. Резкая и скорая на решения Вера тогда предложила сходить, поискать пакостника. Дашка увязалась с ними. Взрослые пошли по небольшому пролеску, уходящему в овраг за деревней. Там часто любили сидеть подростки, жарить шашлыки, ломать кусты неуёмной активностью и закидывать всё мусором. Но Даша краем уха слышала, как всю зиму парни заговорщически перешептывались о заброшенных зерновых складах за деревней.

Конечно, они были там. Грелись в разбитом сарае у костра. Их было четверо с Кириллом. Все лакали по кругу из горла тёмной бутылки, а Кирилл лакал больше всех, громко смеялся и неумело матерился. Старшие парни Дарье обрадовались, раскинули руки, зазывая присоединиться. Кирилл зыркнул на неё и рявкнул: «Пошла отсюда!». «Кирилл, пойдём домой», – испуганно промямлила Даша. Парни тут же загоготали, как гуси, весело и зло. «Кирилл, пойдём домой», – передразнили они. Кирилл еще раз зло крикнул, отсылая давнюю подругу подальше, но было поздно. Компания поднялась с мест, Кирилл тоже вскочил, сразу затерявшись среди рослых плечистых дружков. В руках у него была недопитая бутылка. Он протиснулся ближе, когда Дашку схватили за руку и дёрнули вперёд. Кирилл крутанулся между дружками, испуганная Даша хотела его схватить за руку, но ладонь упала на бутылку и вырвала её. Парни напирали, Дашка, саму себя не помня, ударила бутылкой наотмашь. Замах наискосок соскользнул верзиле по плечу. Тот шарахнулся в сторону, и удар рухнул прямо на голову тут же стоявшего Кирилла, заливая всех пивной вонью. Кирилл заорал от боли, Дарья заорала от испуга. На улице чужой мужик услышал вопли и заорал: «Эй? Чего там творите?!». Подростки вывалились из дверного проёма сарая мимо мелкотни. Кирилл зажимал рану на голову, но кровь просачивалась сквозь пальцы и заливала глаз. Он её отирал другой рукой, но она стекала снова и снова.

Мужик привёл их обоих к Осокиным красных и зарёванных. Дашка размазывала сопли и слёзы по лицу, Кирилл просто шмыгал носом и пытался успокоиться до встречи с матерью. Его тошнило и пошатывало. Когда Светлана увидела сына всего в крови, чуть не упала прямо посреди комнаты.