На солнечной стороне улицы

Знаете, за одну эту книгу я готова благодарить Дину Рубину, автора, чье творчество с первого раза меня не задело, да и привлекло не очень крепко. А вот эта книга стала любимой! Хотя я ни за что и никогда не скажу, что так должно быть и у других ее читателей. Потому как она проросла в меня фразами, образами, эпитетами. Так, может, у меня просто оказалась родственная ДНК?! Вера Щеглова - героиня романа, художница, девочка-девушка-женщина со своей, довольно непростой и местами такой трагичной судьбой. Я поверила, что она существует. Да, наивная я, смешная. Полезла в Интернет искать работы виртуозной художницы Щегловой. А мне тут... "собирательный образ"... Надо же! Ей Богу, скажу честно, почувствовала себя "святой простотой" из немыслимой глубинки российской. Обомлела вся в восторге, аж рот раскрылся. А все от чего?! Ну так Дина Рубина рассказала, что простите мне мою банальность, простоту и наивность, я ПОВЕРИЛА! Каждому слову, звуку, вкусу, что на страницах этой книги живет! Никогда не была в Ташкенте, даже рядом никогда и нигде не была. А все-все-все чувствовала. А уж когда автор описывала, как ее героиня, пройдя блокаду, вкушает горбушку хлеба, того, полумучного, полумусорного... Самое вкусное, что есть на свете! Я чувствовала это. Этот голод! Это горе! Эту радость! Эти слезы!
Я снова тону в эмоциях, хотя прочла книгу уже больше 2 месяцев назад, а писать вот только сейчас села. И как по мне, так это хорошо. Книга вызывала острое желание читать ее постоянно, не отрываться. Я даже попала в своего рода зависимость от нее. А ведь вот если вдуматься, это не триллер, не мистика и не детектив. Обычные житейские истории, зарисовки из жизни людей, переживших блокаду, эвакуацию, типично советское бытие. Но повествование держало так, что существование вне его становилось неполным, каким-то заведомо, предопределенно нецельным. На меня произвела впечатление и структура романа. Ее отдаленно можно сравнить с куклой-матрешкой или лабиринтом, только начинаете вы знакомство не с наружной части объекта, а как бы изнутри, ну или из неведомого слоя, неизвестной точки. А потом вас будет постоянно бросать то назад, то вперед, то ко входу, то к выходу. Общая картинка появится далеко не сразу. Но ее обретение будет еще одним ярким событием в этом познании книги. Начало еще ни о чем не говорит. Ни о том, кто главная героиня или герои, ни о том, к чему все это придет и где мы окажемся. Нет, начало здесь как настоящее погружение. Охватывает и вовлекает. Солнечный Ташкент. Да, это еще один полноценный герой книги. Дина Рубина любит этот город. И скучает по нему прежнему, по тому, каким он был в милые ее памяти и сердцу времена. Эта любовь очевидна. Это чувство настоящее, весомое, зрелое. Потому факт приобщения к нему вызвал у меня лично встречную симпатию и приятие.
Еще при первом знакомстве с автором при прочтении "Почерк Леонардо" я искренне благоговела перед мастерством писателя развернуть русскую речь во всем ее многообразии и живописности. Но тогда я выразила сомнение в уместности подобного богатства в определенных сюжетных линиях. Здесь же, на мой взгляд, автор использует слово точно и крайне умело, практически виртуозно. Язык становится настоящим инструментом, той самой кистью или мастихином, умело наносящим мазки на полотно романа. Я наслаждалась. Вдыхала, вкушала и осязала. Странно все-таки. Повествование ведется о сложных, порой даже тяжелых, вещах и событиях. А тебя это греет. Их жизненность. Настоящесть. Может быть, потому, что ты всегда можешь перейти "на солнечную сторону улицы"?!

Никогда не были на Востоке? Никогда-никогда? Тогда почитайте Рубину! А даже если и были, почитайте, вспомните...
"На солнечной стороне улицы" - ослепительная книга! Потрясающая! В ней столько солнца! Оно звенит в самый полдень, от него растрескивается земля. Дети, чтобы не жечь свои пяточки на жаркой дороге, бегут по пыльной обочине, проваливая ножки в пыль и взбивая легкие, как пудра, облачка. Ах, как пахнет Восток!!! Треснутыми от жары сочными дынями, арбузами и виноградом, тутовником, дымком тандыров. Все это доносится из тех, послевоенных лет, из города Ташкента, стоит открыть книгу Дины Рубиной. А еще там пахнет красками. И предчувствием любви. И еще чем-то приторно сладким. Этот запах приходит вместе с видением: по полю бежит... кентавр. Это конопля, деточка. Это потом сообразишь. И сложишь в единую картинку запах, нагого мужчину, скачущего на лошади по полю и в представлении твоем оказавшимся Кентавром; брошеных детей в больнице, которых никому нельзя видеть, циничность наркоторговцев, жестокость даже. Страшная жестокость, не жалеющая никого вокруг, не то что маленьких уродцев, рожденных наркоманами, собственных детей не жалеющих. Но это вскользь, не задевая и не приставая грязью проносится мимо, мимо. А главный стержень - впечатления, как сокровища: Краски, солнце, цвет, запах, голоса, всё это сочными брызгами, яркими мазками выплескивалось потом на холсты. Необыкновенной красоты женщина-птица! (Ты ее видела. Она пожирала мужчин). Мне очень хочется увидеть эту картину. Не верю, что ее нет. Что ее выдумала Дина Рубина. Я хочу видеть все работы Мастера с большой буквы, художника. Девочки, которую я помню, как себя: фрагментами из детства, впечатлениями от людей, от снов, запахов, сказок. Она, девочка, стала большим художником. У нее теперь другая жизнь, другая история, не связанная с Ташкентом. Может когда-нибудь услышим о ней (если Рубина захочет). Эта история закончилась. Как детство. Только во сне можно увидеть теперь пыльные дорожки, да бегущие по ним босые детские пяточки. Но как же хочется увидеть картины, хоть одним глазком!

Наконец-то я, дуреха, поняла одну простую истину о семейных сагах - это же самые настоящие любовные романы, только высшей пробы! Тут все о вечном: о любви, о людях, о судьбах, о детях и мужьях, снова о любви, о любви же наконец! Книга покорила, заворожила, окутала и не отпускала меня весь тот катастрофически малый срок, что я ее глотала... В русских сказках была живая и мертвая вода, так вот в книгах бывает слово живое и слово мертвое. Вот силятся, силятся герои Каверина сквозь мертвое его слово прорваться и ожить, а не выходит. А у Рубиной не только герои - живые, а слово, слово само живое, и оживает, им окропленное, все - и детство, и Ташкент, и преступники забубенные и торговцы в Иерусалиме...Здесь так пишут про Ташкент, что в нем аж жить захотелось!
А ведь и правда, именно _пишут_ - каждый герой выписывает свою часть картины и вместе получается неповторимое, лоскутное, пахучее, пряное и сказочное полотно.
Похожие ощущения у меня оставил только один город - Тбилиси. А ведь удивительно, да, что я сравниваю реальный город, реальное путешествие - с книгой? Пожалуй ни один путеводитель, или, упаси боже, травелог, не смог бы так красочно, гостеприимно, широко и в то же время - глубоко показать мне этот знойный город, Ноев ковчег, город детства ... Честное слово, когда я прочла, как Динка воровала дыни и арбузы с соседской бахчи, у меня во рту стало сладко-сладко!Здесь автор - статист чьей-то жизненной драмы. Вроде бы и избитый прием, да? Но как-то по-новому, свежо и не замусолено это получилось у Рубиной. И хоть маааленький червячок иногда копошится от, порой, чрезмерного "Я- Писатель", а все же прощаешь и покоряешься, когда Дина-автор в очередной ключевой момент романа сталкивается с Верой - своей главной героиней...Браво! Замечательный роман, замечательный автор. Прекрасно!

Иногда я задумывалась: почему я люблю? Так сильно, так надрывно, но в то же время трепетно… Откуда во мне эта странная любовь к миру чуждому? К изломам времени и судьбам, искалеченным острым краем истории. Ко всей этой цветастой веренице паяцев, художников, музыкантов, творцов и в то же время простых смертных, трудяг, хитрецов, дельцов, обманщиков, спекулянтов. Откуда? Ведь не один только певучий слог приманивает к тому, что обычно не влечет и не волнует сильно. Я старалась не мучиться долго. Снова ныряла в книжную глубь в поисках ответа и снова забывалась в тягучей воде воспоминаний и размышлений, в чудесном потоке образности, теряла в памяти свой вопрос. А на утро, после завалившегося за полночь вечера, принималась за думу. В шумном вагоне метро, на скрипучих, припорошенных снегом дорожках проспекта.
И вот только сейчас, распрощавшись с последней страницей апельсинового тома, я поняла, что знаю ответ. Просто мы похожи. Может, самую малость, но похожи с ней. С милой Диной, конечно. И эта малость заключается в суетной бережливости к прошлому. В том, что можно не помнить, что было неделю назад, но отчего-то лелеять в памяти лица, жесты, осколки фраз, фотокарточки знакомых мест.
Мерно покачивая на волнах памяти, дорогая Дина Ильинична взяла да и одарила меня лазурными кусочками ташкентского неба, запутавшегося в ветках раскидистых чинар, жаркими хожеными дорожками, переливчатой музыкой арыков и лицами, лицами, лицами.. Лицами эпохи. Их она писала твердой рукой, размашистым мазком, создавая прекрасную картину.
И в этой картине, полной красок, фактуры и форм, было многое: боль потерь и разлук, счастье детства и юности, гнет ответственности и мерзкий холодок страха, а еще были Катя и Верка. Два полюса земли, две параллельные, две тверди и так неожиданно – мать и дочь. И, положа руку на сердце, скажу: не любила Катю. Сочувствовала ей, понимала ее, и даже нелюбовь к дочери сумела себе объяснить… Но полюбить никак не получалось. Вплоть до последних строк, до обреченного «откуда…были силы?», когда на душе внезапно стало отчаянно больно.
То ли дело взбалмошная нереальная Верка, к которой отчего-то с первых строк прикипаешь сердцем. И не только потому, что она будит в тебе глубоко притаившегося художника, но потому, что в ней столько силы и жизни! И потому совершенно невозможно не растревожиться после внезапного ухода Стасика, не разозлится на предприимчивого Дитера и не разрыдаться (я серьезно) после звонка Лёни. Боже, как же хорошо, что ты позвонил!
Автор написала сотни портретов, приветливых и печальных. Кто же эти люди? Кто-то - принимающий радушный и заботливый хозяин, а кто-то - искалеченный мясорубкой прошлого гость. В Ташкенте начинали жизнь заново. Спасали умирающих блокадников, бывших ссыльных и политических беженцев, их ни в чем не повинных детей, людей без прошлого. В Ташкенте не было чужих. Под его жгучим солнцем не боялись, вставали на ноги, продолжали жить. Это получалось, конечно, с переменным успехом. И страшно подумать, сколько талантливых умных людей закончили свою жизнь на галерке настоящего: известные музыканты простыми репетиторами, художники и ученые нищими. Сколько из них заливали боль минувшего чем покрепче, растрачивались! Нельзя взять да и вычеркнуть одним днем годы побегов от суда, унижений, сроков, приговоров… И на многих ли нашелся ангел-хранитель? Ведь таких как дядя Миша можно было по пальцам пересчитать… Всех пригрел Ташкент. Время идет и скачет, меняется место, меняются люди. И сейчас от жаркого южного городка ничего и не осталось. Автор сделала нечто невероятное – сохранила его в своей памяти и подарила читателю символом доброты, веры в лучшее, надежды. Роман Дины Рубиной – это не только цвет, это и хор голосов прошлого и настоящего – стройный, воспевающий, это и аромат – персика, согретого солнцем, специй и горячей лепешки, прелой земли и сирени, заглядывающей в окно. Роман Дины Рубиной – это любовь. К человеку и целому народу, к улочке, по которой когда-то возвращался домой, и к целому городу. Роман Дины Рубиной – это память, это то, что не боится натиска времени. Иногда я задумывалась: почему я люблю? А после, перевернув последнюю страницу, понимала, что найдется сотня причин. Так ли нужен точный ответ? Я еще вернусь. P.s.

Как так получается, что ранняя Рубина попадает у меня в любимые, а более поздняя просто выносит мозг? Не хочу докапываться, но что есть, то есть.
Вот и с этой книгой так - без сомнений в любимые. И советовать всем подряд (нет, тут осторожно, любимыми вещами со всеми не делятся), и цитировать, и просто перечитывать под настроение, или если без… В общем, наслаждаться.
Наверное не только мне показалось, что это история, словно одеяло, соткана из сотен лоскутков, разноцветных, разнокалиберных, от простого ситца до изысканного шёлка, от старенькой рваной простыни до дорогого кусочка шифонового шарфика.
Автор не поскупилась на эмоции, характеры, на маленькие откровения и большие совпадения. Не пожалела драмы, но и не убавила радости. Всего в меру. Особенно того времени, когда Союз и правда был великой державой, но верили в это немногие.
Но свои радости у тех, кто тогда жил, были. И каждый вспоминает послевоенные времена по-разному.Веру война не зацепила, но на жизнь её повлияла, потому что Катя, Верина мама, здорово обожглась на войне. Она потеряла не только всю семью и дом, но и саму себя. Жизнь Катерины стала сплошным рвением обрести былую уверенность, что она может выжить, что она сильная и ей всё нипочём, и даже ненужный ребёнок - это доказательство того, что у неё есть собственность, и не поделится она ею ни с кем. Так начались постоянные отлучки, подозрительные знакомые, очередные тюремные заключения.
Как в таких обстоятельствах Вере удалось остаться чистым и искренним человеком, загадка природы. Но Верочка, словно лучик света, освещала мир вокруг себя, притягивала всё светлое и позитивное. Жила, как умела, попутно делая мир вокруг себя добрее и лучше.
Она бредила миром искусства, и окружали её люди искусства и широких взглядов. Повезло иметь в друзьях Стасика, в отчимах дядю Мишу, в мужьях Лёню. Или это им повезло с ней. Но жизнь Веры нельзя назвать не полноценной. Всё было с ней: и внимание друзей, и любовь, и забота близких людей, пусть не мамы, но к этому она уже давно привыкла. И не жаловалась. А зачем? Разве это изменит что-то? Прошлого не вернуть. Мамина судьба затерялась где-то не в прожитых годах, в муках голода и потерь. Даже на смертном одре Катя не изменяет себе - уходя - уходи.Ещё один полноценный герой романа - Ташкент. Ташкент и сама Рубина. Она не отделяет себя от города, потому что это город её детства и юности, но, увы, её Ташкента, каким она его помнит, уже нет. Остаются одни воспоминания. И бродить этими старыми милыми тропами очень приятно, но очень грустно.
Вот рынок, которого давно уже нет, а вот арык, давно высохший и никому не нужный. А здесь когда-то «Циля глыбой сидела за лотком — царица Савская, вдоволь хлебнувшая жизни, этой водицы с горькой и грязной пеной,» и будка Семипалого вон там, за углом… давно снесена. «…что-то еще, что я навеки забыла…»
Ох уж эта память! Наверняка и я что-то забыла сказать о книге. Но я к ней вернусь. Обязательно, даю ей слово, потому что в хорошее всегда возвращаешься с радостью. Особенно, если тебя там ждут. А меня ждут, уверена.