Я вас лублу!

– У нас с мужем разные фамилии, – сказала Рита огорченно.

– Ничего, – успокоила ее Наоми. – Мы же все о нем знаем…

Рита немедленно позвонила домой и выяснила, что муж уже выбросил утром использованный проездной.

– А можно проездной соседа? – с надеждой спросила Рита.

– Нет, – строго сказала Наоми. – Соседа мы не знаем.

Полагая, что вопрос исчерпан, мы разбрелись по компьютерам – работать.

Побродив вокруг нас, шевеля боками, Наоми вдвинула огромный живот к Рите в кабинку.

– Знаешь что, – предложила она, – поди купи что-нибудь на сумму проездного. Фирма тебе вернет деньги, вроде ты для фирмы закупила. Принесешь только чек из магазина.

Ужасно обрадованные, мы в обеденный перерыв побежали в соседний супермаркет покупать товару на стоимость Ритиного проездного.

Выяснилось, что без всего, в сущности, обойтись можно, крутая нужда в доме лишь в мужских трусах, так как на муже и взрослом Ритином сыне трусы просто горят, не напасешься, ну и что греха таить – это ж не рубашка, что на виду, – вечно на этом экономишь…

Словом, мы выбрали несколько пар чудесных трусов праздничных расцветок. Рита взяла в кассе чек, посмотрела и ахнула.

– Все, девочки, – сказала она. – Накрылись мои деньги. Тут они пишут наименование товара…

Чек все-таки она несмело подсунула Наоми, но, как человек порядочный, предупредила:

– Наверное, все напрасно, Наоми. Здесь написано, что я купила трусы.

– Гам зе елэх, – невозмутимо заметила Наоми, забирая чек («и это сойдет»).

– А разве фирма «Тим’ак» нуждается в мужских трусах? – удивилась я.

Наоми глянула на меня с поистине королевским достоинством и ответила:

– Фирме «Тим’ак» все пригодится.

В этот день к нам заглянула Сима Клецкин из «Курьера». Добрая душа, она всегда помнила о нас в случае чего. На этот раз случай подвернулся купить недорого фирменные кружки, которые «Курьер» заказал специально для своих сотрудников.

– Давай, тащи, – велела Катька, – а то пьем чай черт знает из каких лоханок.

Кружки оказались замечательно вместительными, белыми, с черным газетным шрифтом. Снизу вверх кружку опоясывала по спирали надпись «Ближневосточный курьер», и вокруг – мелко-мелко – тексты из статей. Я вгляделась в одно из названий: «Тысячи их, абсурдных маленьких миров…»

?

В один из этих дней, вечером, на узкой улочке за рынком Махане Иегуда меня накрыла сирена воздушной тревоги. Впечатление было, что город взвыл от неожиданной боли. Побежали люди, натыкаясь друг на друга, раскрывая на ходу коробки с противогазами.

Я остановилась у какого-то пустого лотка, раскрыла коробку, натянула противогаз, как всегда с трудом прилаживая подбородок в специальную выемку, и, поскольку во всех инструкциях велено было забежать в ближайший дом, я забежала, – это оказалось здание полиции.

В небольшом помещении уже сидело несколько человек в противогазах. Я поздоровалась. Дежурный полицейский за пультом кивнул куда-то в сторону свободных стульев, я прошла и села.

– И так она рыдала, слушай, как будто ребенок у нее умирает… – рассказывал кто-то у меня за спиной. – Ну я, конечно, выкатил машину из гаража, погрузил на заднее сиденье этого пса и повез к ветеринару. В субботу! А что было делать? Смотри, эти русские так привязаны к своим животным…

Время от времени раздавались звонки, дежурный поднимал трубку, говорил успокаивающим голосом. Я не подозревала, как много людей во время воздушных тревог звонят в полицию.

Я сидела близко от пульта, и мне слышны были голоса звонящих.

– Полиция, слушай, у нас тут сейчас бабахнуло в Неве-Яакове! – крикнул ошалевший мужской голос.

Дежурный вздохнул, сказал спокойно:

– Ладно, мотэк, не бойся. Направляю к тебе воинские подразделения. Бабахнуло… – презрительно повторил он, положив трубку. – В голове у него бабахнуло… – Помолчал и добавил: – В штанах у него бабахнуло…

Минуты через три тот опять позвонил. Извинялся. Говорил, что задремал и со сна ему, видно, почудилось. Полицейский вдруг подмигнул мне и сказал:

– Подожди, не клади трубку! – И, пощелкав кнопками на пульте, стал громко командовать, наклоняясь к лежащей трубке: – Внимание! Всем боевым частям, пехоте, десанту, танкам, авиации и подводным лодкам, направляющимся в сектор Неве-Яаков, – отбой! Это был только сон…

Несколько человек засмеялись, и кое-кто снял противогаз. Я тоже сняла.

– Из России? – послышалось вдруг рядом. Слева от меня сидел Левин папа с авоськой в руке. Мне захотелось опять надеть противогаз.

– Из России, – вздохнув, подтвердила я покорно.

– Леву Рубинчика знаете? – поигрывая бровями, как бы поощряя меня к положительному ответу, спросил он.

– Знаю, – сказала я. – Вы – его папа.

Он запнулся на мгновение, потом радостно закивал головой, взмахнул авоськой:

– Правильно!

Ровным заводским гудком прогудел сигнал отбоя. Люди поднялись со стульев, стали складывать в коробки противогазы. Зазвонил телефон на пульте.

– Нет! – ласково ответил в трубку дежурный. – Нет, мотэк, это полиция, а не семейство Розенталь.

Показалось, подумала я на пороге, с моим-то колченогим ивритом…

?

Между тем ежедневно я редактировала эпохальное повествование отказницы Мары Друк под названием «Соленая правда жизни», то есть первую часть романа страниц на триста пятьдесят. Остальное Мара дописывала, и дописывала, кажется, быстрее, чем я редактировала.

Раз в три-четыре дня она – полная брюнетка с шелковистыми, блестящими, нежно вьющимися по скулам бакенбардами – являлась со свежей порцией этой бесстыдной фантасмагории, в которой действовали: нечистая сила и божественное провидение, благородный гинеколог, тайно распространяющий среди пациенток запрещенную литературу по иудаизму, агенты КГБ, сексоты, двое очаровательных Мариных детей, хасидские цадики с Того Света, вампиры, проститутки, экстрасенсы, адвентисты седьмого дня, ведьмы, дирижер симфонического оркестра города Черновцы, сволочи-дворники и хамки-продавщицы, антисемиты, антисемиты, антисемиты, наконец – насильник-еврей, пощадивший Мару в купе поезда, как только узнал, что и она еврейка, хотя к той минуте успел уже расстегнуть брюки…

В повествовании дальше не говорилось о том, застегнул ли он их опять, и получалось, что всю последующую страстную исповедь своей загубленной жизни еврей-насильник рассказывает со спущенными штанами. Поэтому я позволила себе порезвиться: после слов «Как, неужели ты – еврейка?!!» (не признать в Маре с первого взгляда еврейку из Черновиц мог только слепоглухой) я, не колеблясь, вставила: «…воскликнул он пораженно, мускулистой рукою решительно застегивая брюки…»

Над всем романом реяла архангелоподобная фигура Иегошуа Аписа, по роли своей в Мариной биографии сравнимая лишь с фигурой Моисея, выводящего евреев из Египта.

Будни фирмы «Тим’ак» напоминали мне вяло ползущий вверх эскалатор в метро, когда перед тобой выныривают и проплывают мимо множество незнакомых лиц.

Фирма не брезговала ничем – кроме тощей еженедельной газетенки «Привет, суббота!», брала заказы на издание религиозных книг и брошюр, министерских инструкций, романов и рассказов нескольких сумасшедших графоманов, делала газету враждебной нам общины реформистского иудаизма, сборник рецептов лекарственных трав и пособие по эротике под названием «Как повысить удовольствие». Особым заказом проходила книга рава Иегошуа Аписа «Радость обрезания».