Хеску. Кровь Дома Базаард

Иках стоял, не смея поднять глаза и ощущая давление объединенного таэбу членов Совета: за годы правления они превратились в единый разум, запечатленный в образах сипух, полярных сов, неясытей, сычей и филинов – таких же, как он сам.

Воздух наполнил шум крыльев – Двенадцать расселись по креплениям, приготовившись слушать.

«ГОВОРИ», – донеслось до него коллективное таэбу, в котором отчетливее всего ощущался все же Ухав Ошия – Глас Совета, озвучивающий принятые решения.

Распрямившись, Иках поднял в руке конверт, чтобы его было видно всем, и громко, четко произнес, поражаясь тому, как конструкция башни глушит эхо его слов, одновременно усиливая звучание голоса:

– Владыка воронов, Тиор из Дома Базаард, просит внести в родовые книги его семьи детеныша своего детеныша, получеловека, засвидетельствовав ее принадлежность к роду Базаард и признав хеску.

Пока решимость не оставила Икаха, он, подавляя желание зажмуриться и уже чувствуя, как давит на сознание напряженное таэбу Двенадцати, продолжил:

– Ша-Базаард также просит Совет принять означенного детеныша как наследницу Высокого Дома и шибет клана воронов.

…И тут Икаху показалось, что он сейчас оглохнет.

В тот день на многие столы легли письма. Часть из них была запечатана в коричневые плотные конверты и скреплена синим сургучом с оттиском сидящей на ветке совы. Эти письма разлетелись по всем твердыням хеску всего через пару часов после того, как Иках, промокая носовым платком покрывшийся холодным потом лоб, покинул Башню Двенадцати. Отголоски коллективного таэбу мудрейших еще блуждали в его теле, отдаваясь болью в затылке.

Двенадцать удалились на обсуждение и вскоре вынесли решение: заседание сделать открытым, призвав в свидетели все кланы. Штатные писари Совета были немедленно усажены за столы копировать одинаковые фразы официальных приглашений, в которых разнились только обращения. Затем гонцы отправились доставлять послания.

Однако самое важное из них, адресованное Тиору, Ухав написал лично.

В человеческом воплощении он выглядел высоким худым мужчиной лет сорока с аккуратно убранными назад каштановыми волосами, и, хотя хеску не имели внешнего сходства со своим истинным обликом, по иронии судьбы нос Ухава, крупный и острый, действительно напоминал клюв. Глубоко посаженные глаза под изогнутыми линиями бровей, нередко приподнимавшихся в ироничном недоумении, смотрели цепко и прохладно, словно пытаясь проникнуть не только в мысли собеседника, но и в самые тайные и темные уголки его души.

Ухав Ошия не зря занимал свой пост. Он чутко следил за происходящим в мире хеску, собирая информацию и всегда имея свое мнение о вариантах развития событий.

И он ожидал другого.

После гибели Лимара Ухав со вздохом мысленно поставил крест на Доме Базаард. Они все же вороны, а не фениксы – из такого пепла никто не поднимется. У Владыки не осталось наследников: по правилам, Джабел, официально отрекшаяся от мира хеску и своего Дома, более не имела права его представлять. Сбежавшую дочку вычеркнули из родовых книг и забыли. Лимар подавал большие надежды, но оказался слишком горяч, а старшие дети Тиора канули в туманы Сат-Нарема, и, хотя никто не видел их кончины, они были все равно что мертвы – никто не возвращался из-за границы города.

С момента гибели наследника прошло около десяти лет – по меркам Игры срок нестрашный, и Ухав с мрачным предвкушением ждал, когда какому-нибудь Дому хватит смелости напасть на самого Владыку Базаарда. Однако его авторитета и прошлых заслуг оказалось достаточно, чтобы обеспечить главе воронов некоторую безопасность, – и вот теперь это!

Ухав досадливо поморщился, привычно пересчитывая деревянные панели на противоположной стене кабинета, чтобы успокоиться. Комната была аскетичной, ничего лишнего – Совет не одобрял излишества: простой, но крепкий стол с письменными принадлежностями, высокое узкое окно, выходящее на окружавший Оухшикаф лес, и обитое кожей кресло. Единственный шкаф хранил несколько томов подарочного издания «Вех лет далеких», официальной исторической хроники хеску, а на стене раскинулась подробная карта человеческого мира с отмеченными на ней твердынями всех кланов. Больше в кабинете Гласа Совета ничего не было – Ухав любил простор и, предпочитая находиться большую часть времени в истинном облике, всегда следил за тем, чтобы по комнате можно было легко летать. Ошия были семьей филинов, и места им требовалось много.

Сейчас же, приняв на себя обязанность составить Тиору официальный ответ, Ухав был раздражен уже тем, что ему пришлось принять человеческий облик. А уж поступок старого Базаарда и вовсе выглядел наглостью! Притащить девчонку из внешнего мира и заявить, что она станет Владыкой воронов!

Ухав, не сдержавшись, фыркнул. Он никогда никому не признался бы в этом, но на самом деле ждал перемены Дома в клане, искренне считая, что Базаарды слишком давно занимают эту позицию и воронам нужна свежая молодая кровь. Шеру Риттора, матриарх одной из Старших семей, была в полтора раза моложе Тиора и к тому же успела обзавестись достаточным потомством, чтобы ее позиции в Игре выглядели более уверенно.

Ухав чуть нахмурился, пытаясь вспомнить родовую ветвь Риттора: трое старших сыновей со своими семьями и пара младших, еще не заключивших брачные союзы ввиду нехватки достойных, на взгляд шеру Марет, кандидатур. Хеску производили потомство периодами, рожая по двое-трое детей в течение нескольких лет и потом делая перерыв на десятилетия, и матриарх Риттора обеспечила своей семье грядущие поколения детенышей.

Какой был бы Дом!

Ухав раздосадованно поправил крышку на чернильнице, которая, вместо того чтобы встать ровно, со звоном покатилась по столу.

И вот теперь все катится невесть куда только потому, что Джабел, видите ли, умудрилась не просто родить от своего человека, а родить полукровку! Дети смешанных союзов, сохранявшие черты хеску, были большой редкостью, но такой исход стоило предвидеть: кровь Базаардов оказалось такой же упрямой, как и их патриарх.

Прикрыв глаза, Ухав медленно провел длинными бледными пальцами по жилету, успокаиваясь. Подушечки привычно коснулись резных пуговиц, сделанных на заказ, и Ухав провел по краю каждой из девяти.

Сердце стало биться ровнее, кровь перестала пульсировать в висках. Обмакнув перо с выполненной из полудрагоценного камня рукоятью в чернила, Ухав аккуратно вывел первую строчку:

«Шамари Тиор из Дома Базаард!»

Что ж, начало положено.

Филин прикусил кончик пера, задумавшись над формулировкой. Несмотря на нейтральный тон письма, ему хотелось намекнуть Тиору, что тот зарвался и вопрос о наследовании клана еще подлежит обсуждению.

Чуть улыбнувшись, отчего по впалой щеке побежала череда морщинок, Ухав наконец склонился над пергаментом, выводя аккуратным наклонным почерком официальные формулировки, которые вместе, однако, составляли довольно язвительный и прохладный ответ.

Ухав на мгновение оторвал взгляд от послания и посмотрел в окно на непоколебимые корабельные сосны – клановое дерево сов. Если Тиор Базаард считает, что все будет так просто, то он сильно ошибается.

Другие письма, легшие в этот день на столы уважаемых в клане семей, выглядели иначе. Плотный черный конверт скреплял фиолетовый сургуч с личной печатью Тиора Базаарда. На темном пергаменте фиолетовыми чернилами было выведено лишь несколько коротких предложений: Владыка воронов, полагаясь на верность своих вассалов, призывал их поддержать его в непростой для всего клана час.

Сколько сердец забилось быстрее, сколько рук было прижато к груди в порыве искренней преданности сюзерену, сколько губ тихо прошептали: «Мои руки в твоей воле…»

Клан воронов встрепенулся, ощутив свою важность, и не было в тот момент силы неистовее. Десятки писем устремились во внешнюю часть Марака, и Карош ежечасно клал на стол Тиора очередное свидетельство поддержки и верности.

А в это время причина переполоха, всколыхнувшего и Совет сов, и все общество хеску, устроилась в корнях исполинского клена и, подавляя зевоту, устремила взгляд в свои записи.

Стояла последняя неделя мая, лето вытесняло весну, и Лилиан все больше времени проводила на воздухе, предпочтя лес перед твердыней стенам библиотеки. Здесь она коротала дневные часы, возвращаясь в замок только на обед, который они всегда делили с Тиором, и ужин, который нередко проходил на кухне, среди слуг. Сначала такое положение дел их смущало, однако постепенно они привыкли к присутствию «маленькой шеру» и даже научились вести с ней короткие односторонние диалоги, ничем не акцентируя внимание на немоте Лилиан, за что она была им искренне благодарна.

В целом можно было сказать, что Лилиан окончательно освоилась в Мараке. Она даже свела дружбу с водителями поместья (всего их было пять – по числу одинаковых черных машин в гараже Тиора). Как-то раз Лилиан забрела в бывшие конюшни, теперь переоборудованные под нужды автомобилей. Черные монстры на колесах полюбились ей с первого взгляда, вызывая почти такой же трепет, как и сам Марак, а мужчины, с искренней любовью относящиеся к своим стальным подопечным, были рады похвастаться возможностями автомобилей. Особенно легко Лилиан оказалось общаться с самым молодым из них, Поро, – улыбчивым парнем с копной черных вьющихся волос, который будто бы вообще не замечал, что Лилиан не отвечает ему вслух, легко считывая ее жесты и предугадывая реплики. Теперь, видя его, Лилиан каждый раз поднимала руку в приветствии и тепло улыбалась, а Поро в свою очередь махал ей в ответ, без капли стеснения крича с другого конца двора: «Доброе утро, шеру!»

В общем, Лилиан привыкла. Как ни удивительно это было, учитывая, что с момента ее появления в Мараке прошло меньше месяца. Она все чаще ловила себя на мысли, что прежняя жизнь представляется ей далекой и словно затянутой дымкой, а новые реалии, как будто бы немыслимые для разума человека, кажутся понятными и логичными, воспринимаясь ярко и остро.

Клен уютно шумел над головой, ветки низко спускались к земле, укрывая Лилиан от посторонних глаз. Налетевший ветерок сдвинул исписанные листы, и она придавила их подвернувшимся камнем.

Она закрыла глаза и откинула голову, прижавшись затылком к коре дерева. В последние дни Тиор стал более сосредоточенным и задумчивым, и, хотя он, как и прежде, был приветлив, повисшее в поместье напряжение Лилиан буквально ощущала кожей. Новая обувь делала ее шаги бесшумными, и Лилиан периодически слышала обрывки разговоров слуг, которые стихали, стоило ей появиться в поле зрения.

Что-то происходило.

Не имея возможности разобраться с этой непонятной ситуацией, Лилиан тем не менее задавалась своими вопросами. Как погиб ее дядя, Лимар? Почему мать не просто покинула родной дом, но именно разорвала отношения с родственниками, совершенно с ними не общаясь? И самое главное: если хеску настолько же люди, насколько и животные, почему все, кого она видит, всегда сохраняют человеческий облик? Да, готовить и накрывать на стол проще человеческими руками, но что мешает тому же Поро превратиться в ворона и пересечь двор за несколько взмахов крыла, вместо того чтобы торопливо вышагивать по песчаным дорожкам, догоняя горничную?

Лилиан безумно хотелось попросить деда обратиться, но такая просьба казалась ей пока что слишком личной, и она молчала, мучаясь незнанием.

Вздохнув, Лилиан вернулась к списку кланов. Кое-что она успела запомнить из рассказов Тиора, и непривычные имена на бумаге обретали более человеческие, понятные черты. Например, Лилиан уже знала, что их клан давно состоит в дружественных отношениях с кланом журавлей, Каэру, а пару десятилетий назад Тиор добился союза и с волками, чем всколыхнул все высшее общество хеску. Дом Тобу, повелители клана псовых, по праву считался одним из самых неспокойных и вспыльчивых, пусть их позиции в социальной структуре хеску и были тверды, и то, что Тиор нашел подход к Гри Тобу, было чудом дипломатии. В знак заключенного союза Владыки обменялись саженцами клановых деревьев – осиной и кленом, – что символизировало прочность и долголетие их уз. Тиор отдельно сводил Лилиан к высаженной на поляне осине, и теперь она смотрела на окружавший замок лес другими глазами, гадая, какие деревья растут там просто так, а какие – из дипломатических соображений.

Лилиан снова подавила зевок. Последнее время она категорически не высыпалась, вставая все раньше, а ложась все позднее. В конце дня, попрощавшись с Тиором, из-под двери кабинета которого постоянно пробивался свет, Лилиан любила устраиваться на низком широком подоконнике, подложив под спину подушку, и просто смотреть на ночной Марак, ни о чем не думая. Ветер колыхал траву и листву на деревьях, а Лилиан глядела в звездное небо и гадала, что сказала бы мама, узнай она, как все обернулось. Лилиан уже поняла, что хеску очень крепко держатся за свою семью и отчуждение между матерью и дедом было нонсенсом.

Она спросила бы его напрямик, но даже ее уровня таэбу хватало, чтобы почувствовать напряженную собранность Тиора, особенно отчетливо ощущающуюся в последние дни.

Определенно, что-то происходило.

Ответ нашел Лилиан в тот же день, когда она, с полной кашей из летящих и бегущих в голове, вернулась в дом на обед.

Карош с легким поклоном сообщил, что «ша-Базаард ожидает шеру в библиотеке».

Тиор стоял у окна и задумчиво смотрел на залитый солнцем сад. Золотые лучи, искрящиеся на изумрудной зелени Марака, проникли и в библиотеку – за последние две недели окно в ней стало заметно шире и выше, откликаясь на привязанность Лилиан к этой комнате.

Тиор невольно ухмыльнулся иронии: яркий день, в воздухе разлито тепло, аромат цветов щекочет ноздри, тут бы улыбаться и думать о хорошем, с оптимизмом смотря в будущее, но его мысли темны и тяжелы.