Хеску. Кровь Дома Базаард

– Помню я один день. Дождь лил как из ведра…

Тиор тоже помнит: несвойственная Мараку непогода, сырость, пробравшаяся в зал с тускло горящими свечами, – и долговязый мальчишка, приносящий клятву верности своему Владыке.

Он позволяет уголкам губ чуть дрогнуть, поднимаясь. Делает глубокий вдох, ощущая убаюкивающие объятия ластящегося ветра. Так мало времени, так много забот.

Он кивает Тито, отпуская его, и тот уже готов скрыться в тени леса, но в последний момент все-таки оглядывается:

– Туманы ищут тебя, Владыка.

Слова разливаются в напоенном сладостью воздухе, эхом отражаются от стен замка, камнями ложатся на сердце Тиора. Он не оборачивается, прекрасно все понимая, и исчезает в черных стенах твердыни.

Небо над Мараком – бархат с россыпью звезд. Шумят многовековые клены, ветер пригибает к земле траву. Спит замок, укутанный теплой дремой, спят его обитатели…

Ночь.

Тиор сидел в своем кабинете, по которому поздний вечер разлил синие тени. Мерно тикали резные напольные часы, на которые Владыка воронов периодически бросал хмурый взгляд.

Это был длинный и непростой день. Утром, все еще озабоченный ночной встречей, Тиор отложил свои дела, чтобы поговорить с Лилиан, – время поджимало, и для представления в Совете девочке было нужно другое имя, не человеческое. По мере того как он говорил, лицо внучки становилось все более хмурым – очередные перемены, – и под конец в его таэбу колючкой вонзилось ее раздражение, смешанное с усталой злостью.

Тиору было искренне жаль девочку – на нее действительно много свалилось за короткий срок, но времени, как оказалось, у них было в разы меньше, чем он надеялся. Сам Тиор с удовольствием дал бы ей возможность отдохнуть, привыкнуть к новому окружению, насладиться теплом внимания слуг и (кто знает, вдруг?) его обществом, но они были заложниками большой политики, в которой взрослеть приходилось рано.

Чтобы как-то смягчить требование, Тиор предложил внучке подумать над именем Лиан, всего на один слог отличающемся от ее собственного. Он не мог не задаться вопросом, чем руководствовалась Джабел, выбирая человеческое имя для дочери: пыталась заглушить тоску по дому, хотя бы в звуках желая сохранить что-то знакомое уху, или же… предполагала, что однажды Лилиан столкнется с миром хеску? Без чар Признания она бы росла обычным ребенком, разве что была бы чуть здоровее остальных и прожила бы подольше – хеску практически не болеют до самой старости, и людские напасти вроде гриппа или насморка им неведомы.

Лилиан, услышав предложение, лишь хмуро кивнула и чиркнула на листе блокнота короткое: «Подумаю». Тиор не хотел на нее давить и поэтому до конца дня больше не поднимал эту тему. Полукровки никогда не становились Владыками, они даже не бывали наследниками клана – считаные единицы, попавшие в мир хеску, обычно принадлежали к Младшим семьям или оказывались плодами бурных гулянок молодых аристократов. Но не более. Лилиан же мгновенно заняла высокое положение, и ее ждала жизнь под пристальным взором всех Старших семей, Совета и других кланов.

– За тобой будут внимательно следить всю жизнь, ожидая, когда ты оступишься, – со вздохом предупредил Тиор в один из первых дней. – Все всегда будут помнить, что ты наполовину человек, но очень быстро забудут, что ты также наполовину хеску.

Лилиан тогда кивнула – она понимала, что существование ее в роли наследницы, а когда-нибудь и главы Дома и клана будет непростым, но это все равно было лучше, чем запустение ее человеческой жизни.

С тех пор прошло две недели, и Лилиан, очевидно уставшая, держалась, казалось, исключительно на собственном упрямстве.

Пару часов назад они поднялись по лестнице: она к себе в спальню, он – в кабинет. Глядя, как за худой спиной в черной тунике закрывается дверь, Тиор не позволял себе думать, насколько девочка похожа на Джабел.

Если быть честным, на внешнем облике сходство между детенышами и заканчивалось. Джабел была несколько легкомысленной, мало думающей о своем положении в клане, витающей в облаках, и решение уйти из дома стало едва ли не единственным ее серьезным поступком за всю жизнь.

Лилиан… оказалась другой. Тиор пока еще приглядывался к девочке, боясь тешить себя напрасными надеждами, но уже сейчас осторожно признавался самому себе, что его приятно удивляла ее твердость. Он знал, что по ночам она плакала, заново переживая гибель родителей, – ее клокочущая боль долетала до него, сотней иголок впиваясь в грудь, – но она справлялась. Столкнувшись с новым для себя миром, с неожиданными реалиями, она лишь кивнула и с головой погрузилась в изучение непривычных понятий. Не раз за это время Тиор видел ее каштановую макушку, склонившуюся над записями или пыльным фолиантом из библиотеки. Она послушно зубрила незнакомые слова, запоминала структуру общества хеску и не переставала испытывать почти благоговейную благодарность по отношению к Мараку – Тиор чувствовал ее разливающимся по ладоням и предплечьям теплом.

Только бы успеть.

Он не задумывался о том, какие чувства испытывает сам. Вначале им двигало лишь желание спасти клан, обеспечить ему будущее – в конце концов, если бы разговор шел лишь о нем самом, возможно, усталость, накопленная за эти десятки лет, взяла бы верх и Тиор просто уступил бы главенство одной из Старших вассальных семей. Но он отвечал за весь клан, в который входили не только аристократы, но и простые хеску: слуги, посыльные – и мирные жители, никогда не покидавшие внутреннего мира.

В самые черные дни Тиор не отказывал себе в мазохистском удовольствии рассчитать, какая семья сможет занять место Высокого Дома вместо Базаардов. По всему выходило, что это должны были бы стать Риттора – древний и достойный род, во главе которого стояла матриарх, шеру Марет. Она была умной и дальновидной женщиной, и Тиор полагал, что она бы даже обеспечила ему достойную старость, предоставив выбор, где жить, а не выгнав на все четыре стороны, но… У Тиора, как и у всех воронов, был острый слух, и порой до него долетал шепот слуг: шеру Риттора предпочитала сосредоточивать все внимание на своей семье и многочисленных отпрысках, мало заботясь о вассальных Младших семьях. Что уж говорить о прислуге.

Нет, со вздохом думал Тиор, все же правильное отношение к тем, кто слабее тебя, воспитывается поколениями и впитывается с кровью.

Это была еще одна деталь, которая радовала его в Лилиан: даже осознав собственный довольно высокий статус, она не зазналась. Девочка всегда была приветлива со слугами, стараясь улыбкой и теплым взглядом передать свою благодарность (она стеснялась практиковать с ними таэбу, считая, что у нее получается слишком плохо), и те быстро прониклись к ней искренней привязанностью.

В Мараке слишком давно было тихо, слишком давно стены дома окрасились в черный, отражая настроение живущих в нем. Век хеску долог, и большинство слуг еще помнили Джабел и Лимара маленькими. А потом – пропасть, потеря, тишина. Тиор знал, что они переживали не меньше него самого. Когда ушла Джабел, Ниру хоть и продолжала безукоризненно выполнять свои обязанности, глаза у нее еще долго были красными и припухшими от слез.

Лилиан будто вдохнула в Марак новую жизнь, и Тиор лишь надеялся, что сама она еще не поняла, насколько важно было ее появление для них.

И насколько нежелательно для других. Он не думал, что кто-то из Старших семей открыто попытается навредить тем или иным образом, но встреча с Тито заставила его иначе взглянуть на аристократию воронов. Угроза Высокому Дому расценивалась как измена, и Тиор с горечью задумался: неужели кого-то настолько ослепила гордыня? А ведь были еще и другие кланы…

Намеки, звучащие между невинных фраз прошлой ночью, наполняли его сердце тревогой. Откуда во внутреннем мире узнали о появлении наследницы, можно было только догадываться – как говорили люди, и у стен есть уши. Тиор надеялся как можно дольше сохранять существование Лилиан в тайне – недаром он столько лет прилагал все мыслимые усилия, скрывая от посторонних глаз семью блудной дочери. Он надеялся подготовить девочку – не только обучить ее азам, но и дать время проникнуться духом хеску – и лишь потом представлять Совету, уже не опасаясь, что человеческая составляющая еще будет слишком сильна в Лилиан.

По всему выходило, что времени нет.

Он и сам должен был понимать: пока девочка не представлена Совету, пока официально не получила родового имени, она остается человеком. А человеческие жизни мало что значат для хеску. Почему же он не задумался об этом вовремя? Расслабился, обрадованный своей неожиданной «находкой»? Или… теряет хватку?

Тиор мог бы предположить, что, наконец оказавшись рядом с кем-то близким ему по крови, с кем-то, смотрящим на мир вокруг и на него самого широко распахнутыми от удивления глазами – пусть и разноцветными, – он ненадолго забылся, отдавшись мягкому теплу зарождающейся привязанности, – если бы не был Тиором Базаардом.

Вздохнув, он потянулся за пергаментом и фамильными фиолетовыми чернилами – ему предстояло составить не самое простое письмо в Совет.

Ведя пером по песочного цвета пергаменту, он вдруг заметил, что в кабинете стало несколько светлее, чем обычно: на его тяжелом широком столе появилась медная лампа с зеленым стеклянным абажуром. От основания вверх тянулись кокетливо изогнувшиеся опоры-ветви, и вся целиком она напоминала формой молодой клен.

В его кабинете, в его обители, сердце его присутствия в Мараке, так давно ничего не менялось…

Тиор провел пальцем по изящной ветке, поддел ногтем миниатюрный листик у основания и хмыкнул.

Писать как будто бы стало чуточку проще.

Ночью начался дождь. Тугие тяжелые капли били по земле, по закрывшимся на ночь бутонам цветов, по листьям деревьев, заставляя их кроны трепетать словно от страха. Воздух наполнился свежестью и тоской, сладостным обещанием чуда и опасностью, что таит ночная тьма.

Тиор с наслаждением вдохнул, подставляя лицо брызгам разбивающихся о карниз капель, и медленно развел руки в стороны, отдаваясь в объятия ветра. Он стоял на улице перед домом – ворон у входа распростер над ним свои крылья, сатиры замерли безмолвными стражами с двух сторон.

Запах дождя и соли…

Тиор быстро открыл глаза и опустил руки, привычно сложив их на серебряном черепе ворона, – по мокрой траве к нему, словно скользя между каплями, двигалась невысокая коренастая фигура в накинутом на плечи черном плаще. Шел вновь прибывший без подобострастной торопливости, но все же достаточно споро, чтобы через несколько секунд оказаться рядом и склониться в коротком поклоне, приложив руку к сердцу.

– Владыка Базаард.

– Олия, – губы Тиора тронула искренняя, хоть и короткая улыбка, – рад тебя видеть. Какая ночь!

– Воистину. – Олия, мужчина на вид лет сорока пяти, с зачесанными назад черными вьющимися волосами, в которых уже начали проглядывать нити седины, встал рядом с Тиором и поднял голову, изучая темное бескрайнее небо.

Некоторое время они молчали, наслаждаясь разлившимися в воздухе ароматами мокрой земли, потревоженных дождем цветов и еще чего-то неуловимого, что ощущается только ночью. Олия с торжественной радостью оглядывал черную громаду шуршащего на ветру леса перед замком, с затаенным трепетом смотрел на охраняющие дорогу клены-исполины, чья могучая крона почти полностью сохранила сухой подъездную дорожку, с немым уважением разглядывал воинственных сатиров, с чьих топоров срывались к земле капли влаги.

Марак не принадлежал к одному только роду Базаард, хоть сейчас и подчинялся их воле, он был оплотом клана воронов, и Олия с нескрываемой гордостью смотрел на лес и замок.

– Я думал встретить тебя в кабинете, – прервал молчание Тиор, – но не смог устоять перед таким искушением.

Капли дождя неслись к земле, на долю секунды вспыхивая в свете фонарей у входа в замок, мерно стучали по крыльям ворона над дверью.

Олия задумчиво кивнул, глядя на носки своих сапог, стремительно покрывающихся влагой, а потом, покосившись на сюзерена, осторожно спросил:

– Скучаешь по дому?

Тиор вздохнул. Будь это кто угодно другой, такой вопрос был бы непозволительной дерзостью, не просто недопустимой для слуги, разговаривающего с господином, но нарушающей все правила этикета. Но Тиор знал Олию Мутакару много десятков лет и доверял практически как самому себе. Наверное, он был одним из немногих, кого Тиор мог бы назвать другом. В отличие от большинства приближенных к Базаардам, Олия не имел высокого происхождения, будучи выходцем из Младшей семьи. Но сообразительность, ум и верность, а также немногословность и умение не задавать лишних вопросов быстро вознесли его на вершину внутриклановой иерархии, сделав сначала управляющим внутренней части Марака, а потом и номтеру – советником Владыки клана. Узкий серебряный браслет, жестко охватывающий левое запястье – знак его высокого положения, – тускло блеснул, выглядывая из-под белого рукава рубашки, когда он засунул руки в карманы, все не сводя с Тиора взгляда в ожидании ответа.