За стеной сна

За стеной сна
Дмитрий Девяностый

30-е годы ХХ века. СССР. Молодой московский следователь Вадим Рогов пытается честно служить стране. Однако в его жизни вдруг начинаются странности, начинаются с вещих снов. Не замечать их невозможно. А затем начинаются странные знакомства. И вот вокруг уже не чекисты, а писатели. Первый съезд союза писателей СССР – помпезный официоз и громкие речи. А странные знакомые всё добиваются чего-то от Вадима. Многое предстоит узнать – и это изменит его жизнь навсегда.

Дмитрий Девяностый

За стеной сна

Глава 1

Утро началось с щебетанья воробьёв за окном, да с лёгкого ветерка из раскрытой настежь форточки. Вадим Рогов зевнул, встал с кровати и подошёл к окну. Ещё не было даже восьми утра, но летнее солнце уже находилось высоко над деревьями, золотистый свет слегка слепил проснувшегося парня.

Хорошо постоять вот так, когда не надо никуда спешить – сегодня как–никак выходные. Но советская жизнь за окном все равно кипела. По московским проспектам туда–сюда мчались скрипящие узкими колёсами автомобили, сигналили друг другу грузовички, а в красные трамваи выстраивались очереди из пассажиров. Перед Вадимом раскрывалась улица Горького во всей своей красе. Молодому парню повезло – ему досталась здесь небольшая квартирка от одной из тётушек по материнской линии, доброй женщины Анны Николаевны Любановой. Она помогала Вадиму ещё тогда, когда племенник только приехал поступать в Высшую школу милиции, не хотела, чтобы тот жил в старом общежитии.

Вадим справился со сложными экзаменами, поступил на уголовно-розыскное отделение, его всегда привлекали вопросы криминалистики и сыска. Много пришлось переворошить толстых книг. Школьных знаний оказалось маловато. Но тётя бескорыстно помогала всё время, пока он жил у нее как у Христа за пазухой. И каждый день у Вадима начинался с библиотеки.

Потом, когда тётушка заболела, наступила его очередь расплачиваться, Пару курсов Вадим присматривал за ней. Из-за этого он не слишком много общался с другими студентами, и его считали замкнутым и нелюдимым. Иногда приезжали родители с братьями, Антоном и Петром. Оба были младше Вадима: Антон на четыре года, Пётр и вовсе на шесть. Потому на помощь от них рассчитывать не приходилось.

Затем тётя умерла, квартира досталась племяннику. И хотя жить стало свободней, Вадим ещё не раз вспоминал Анну Николаевну, ему не хватало её добрых советов.

Теперь Вадим работал следователем, и, надо сказать, пусть он всем сердцем поддерживал строящийся в стране социализм, сама работа не всегда нравилась ему. Это было не совсем то, чего он хотел, когда учился в академии. Молодому оперативнику редко доверяли вести собственные дела, порой приходилось заниматься чуть ли не секретарскими вопросами.

И вот сегодня он снова вспомнил тётушку. Странно, Анна Николаевна снилась ему нынче, нарядная, красивая, и что-то увлечённо доказывала. Только вот что именно, сейчас он никак припомнить не мог.

Помотав головой, Вадим решил отвлечься. Быстро позавтракал овсянкой да пошёл прогуляться на улицу в ближайший сквер. И прямо у подъезда чуть не налетел на сухонькую старушку в цветастом платке и домашнем синем халатике, перехваченном пояском. Та прикармливала голубей, бросая крошки хлеба на шероховатый асфальт.

– Ну что вы тут разводите антисанитарию? – недовольно пробурчал он, а затем прошёл дальше.

Старушка же сумрачно посмотрела ему вслед, что-то прошептала и прямо по воздуху узкой узловатой ладонью обрисовала некий невидимый круг. Голуби на асфальте внизу тут же захлопали крыльями, разбежались-разлетелись.

– Что же, вот каков ты…. Вот оно и пришло твое время… – теперь старушка говорила громче. Только Вадим её не слышал, он подходил к пешеходному переходу к скверу напротив.

Бывают такие непонятные встречи, слово за слово и зацепился, а потом настроение потерянное, как вчерашний день. Старушонка вздорная, никчёмная, жила в соседнем доме, а голубей приходила кормить к ним, якобы здесь удобней. Несомненно, у неё имелись психические отклонения. Целыми днями могла сидеть на скамейке и резать на кусочки горбушки хлеба, оставшегося несъеденным в соседских столовых да ресторанах. Просто удивительно, что на втором десятке существования советской власти остались такие странные старорежимные экземпляры. Попроси угостить тебя, якобы голодного, кусочком хлеба, зашипит и не даст, а вот голубям – пожалуйста. А голубь – птичка отнюдь не мирная. Сколько раз видел Вадим, как они до смерти заклёвывают своих же собратьев, а потом трапезничают их телами, хлопая погаными сизыми крыльями. И подобных каннибалов кормит старушенция!

От таких встреч на душе тревожно и пакостно – а тут ещё и сны странные. Взрослая жизнь, прежде такая манящая, оказалась набитой грязными и нечистоплотными вещами. Уже не раз приходилось Вадиму занимать чью-то сторону, принимать чужую мораль, своего же выбора жизнь ему не оставляла. Не принято это в том учреждении, где трудится Вадим. Нелегко, ох, как нелегко вести следствие и проводить допросы, встречаться с глазу на глаз с врагами советского строя и социалистической законности.

Молодой человек усмехнулся. Надо же, на ум лезут слова Филиппова, секретаря партийной организации. Тот любил загнуть подобное с этаким пафосом и подвываниями. Людям Филиппов не шибко нравился, уж слишком идейный. Такой и мать родную продаст, не поперхнётся, но, делать нечего, остальные сидели и хлопали ему в ладоши, словно дети на новогоднем утреннике таинственному и сказочному Деду Морозу, обещающему чудеса да распрекрасное время в наступающем году.

Сквер, где гулял Вадим, был довольно обширен, можно сказать настоящий парк. Много деревьев росло тут, а еще больше разных трав да цветов, названий которых парень подчас не знал, а спросить прохожих стеснялся. Хорошо узнавал только тысячелистник, выставивший навстречу солнцу белый зонтик соцветия да молочай с характерными острыми листьями. Из деревьев бросался в глаза татарский клён с его ярко—красными семенами. Тот словно впитал в себя кровь всех поколений, живших на этой земле и умерших насильственной смертью. Клён этот всегда ошеломлял и пугал Вадима своей страшной символикой. Ведь и он сейчас тоже стоял на изломе, на границе двух людских потоков, вершил справедливый, а, может, и несправедливый суд над своими согражданами.

С той поры, как провёл Вадим свой первый в жизни допрос над одним из вредителей, стали мучить его кошмары. Раньше он не придавал абсолютно никакого значения снам, но затем забеспокоился. Уж больно совпадать они начали с его реальностью. Не стопроцентно, нет, ни один к одному, просто Вадим поневоле начал свои сны расшифровывать, иначе бы и вовсе сошёл с ума. Мозг всё время заставлял возвращаться к пережитым в снах реалиям, и молодой человек поневоле стал вести их скудную, ненаучную классификацию.

Если дело происходило в старом доме, где жил раньше Вадим, можно вздохнуть с облегчением. Значит, сон касается прошлого, а его он уже не опасался. Если же такой привязки нет, а вокруг тебя вьются змеи, – пиши пропало, жди неприятностей на службе. И здесь уже непонятно, кто твой враг: вредитель, что сидит по другую сторону стола или твой непосредственный начальник, для которого ты лишь разменная монета в его карьерном продвижении.

В своих размышлениях Вадим и не заметил, что довольно сильно углубился в парк, вокруг стало заметно тише. Бурные улицы остались позади. Здесь же гуляли немногочисленные любители свежего воздуха и мамы с детишками. Вперёд и показался один из местных прудов, остался еще с дореволюционных времен. Круглый, с мраморным обрамлением. А посредине стоит девочка с изящной лейкой в руках и оттуда тихо капает вода.

Вадим замер у пруда, разглядывая легкую рябь на поверхности да тонкие ажурные нити редких водорослей в глубине. И тут вдруг вспомнил, о чём разговаривал с умершей тётушкой во сне. Речь шла о его работе и друзьях, она просила не трогать кого-то из них. Молодой следователь нахмурился, весь ушёл в свои мысли, пытаясь припомнить, как же звали того, о ком шла речь.

И тут раздались крики, а потом и звуки милицейского свистка. Вадим резко обернулся. По аллее неподалеку прямо к нему бежало несколько человек. Патруль кого-то преследовал. Поначалу Вадим вообще замер, ему не хотелось влезать в чужое дело. Но потом вспомнил, что всё-таки тоже служит, пусть сегодня и выходной. И он бросился наперерез убегающему.

Лёгкий удар и тот оказался на земле. Подбежавшие милиционеры скрутили жертву. Вадим достал удостоверение следователя, показал патрулю:

– В чем дело, товарищи?! Что происходит?

Милиционеры отдали честь, отдышались, заговорили:

– Все в порядке, товарищ следователь. Опознали одного из контриков! Требовали остановиться, а он, зараза, сдаваться не захотел. Вот и пришлось побегать, спасибо, что помогли, – старший из патрульных пожал молодому следователю руку.

Тем временем двое других подняли с земли убегавшего, повернули его лицом к разговаривающим. И Вадим замер на месте с поднятой рукой. Перед ним стоял Фёдор Колпачков, друг детства со двора, немало времени они провели вместе.

– Фёдор?! А что… Как…

– Так вы его знаете, товарищ следователь? Выходит, читали, справку на него?

Вадим кивнул, не зная, что ответить. Фёдор же вообще на него не смотрел, отвернулся.

– Ладно, отведём его. А то нас там, – патрульный указал в сторону проспекта, – машина заждалась.

И снова следователь лишь кивнул. Теперь он вспомнил, о ком говорила тётушка в сегодняшнем сне. Да, речь шла о Фёдоре. Но как так? Откуда он вообще мог взяться в Москве, да ещё и чтобы разыскивали как контрреволюционера? Вадим ничего не мог понять. Нормальный ведь был парень, может пил слегка – но так кто этим не балует? И главное – как вообще могло случиться это страшное совпадение со сном? Много вопросов без единого ответа. Зато Вадим теперь знал, чем займется помимо других дел на неделе. Надо выяснить, как Фёдор попал в Москву, и за что его всё-таки взяли. Ну и… Тут молодой человек слегка поперхнулся, такой неприятной, противоречащей его атеистическим взглядам, казалась эта мысль – надо выяснить, что же всё-таки стоит за этими снами, как можно их трактовать и почему это вообще началось с ним.

Глава 2

На следующее утро Вадим обратился к майору Алдонину, старшему офицеру в их отделении. Честно рассказал о произошедшем накануне событии, как участвовал в задержании одного подозреваемого и что теперь ему хотелось бы прояснить некоторые детали.

Майор скептически переспросил:

– Контрик, говоришь? Не наше это дело, Рогов. Сидел бы ты да не лез в чужие ворота.

– Но, товарищ майор, я ведь в любом случае хотя бы как свидетель иду… – пожал плечами Вадим.

И майор махнул рукой:

– Ладно, езжай, выясни, что там да как. Да только, думаю, всё там глухо будет, не с нашего поля эта крыса.

Парень поёжился, не понравилось ему сравнение. Но главное, что разрешение получено. И вскоре он уже подъехал к дежурному отделению, куда был приписан патруль, что брал Фёдора. Однако задержанного там уже, и правда, не оказалось.

– Так накануне его сразу и забрали, – объяснил участковый. – А что тянуть, пусть сами разбираются. Мы же если что, с вами свяжемся, товарищ следователь. Но не думаю, что они, – тут он многозначительно показал наверх, в потолок, – будут выяснять, кто и как его задержал. Им он для другого нужен.

Весь в мрачных думах, Вадим вышел из отделения. Огляделся. Что же делать? Он вспомнил о тех экзаменах, что сдавал при поступлении в академию в МВД, время, проведенное в библиотеках. У него до сих пор оставались читательские билеты, пусть и устаревшие. Но ничего, обновит. Решено, Вадим решил идти в Ленинку, главную библиотеку страны.

Давненько не бывал он здесь, не дышал торжественным и пыльным запахом высоких залов, по которым медленно, словно придавленные грузом знаний, ходили взад–вперёд будущие и нынешние доктора наук да кандидаты. Бог знает, что скрывали тайные архивы библиотеки, в дальние закоулки коей возможно никогда и не заглядывали бдительные очи книжных хранителей величественной сокровищницы. Конечно, времена изменились. Большую часть книг всех этих идеалистов–утопистов, начиная с Платона и кончая Гегелем с каким-нибудь Ларошфуко, можно безжалостно истребить. Зачем они, когда скоро на всей земле восторжествует единственно верное и правильное учение. Впрочем, Вадим допускал, что для исторического, так сказать, равновесия, надо сохранять и это. Более того, подобные мысли бороздили его чело пару недель назад, но с той поры, как в жизнь вторглись непонятные и даже мистические сны, всё изменилось. Молодой следователь понимал, что в традиционных партийных томах объяснение своим психическим аномалиям не найдет. Опять же тётушка, являвшаяся во сне, и вовсе была чистейшей дореволюционной древностью. Так что, подобное следовало лечить подобным.

Ещё и происшествие со старым товарищем Фёдором Колпачковым. Изменился человечек. Выходит, только притворялся деревенским мужичком. А оказался вовсе не простой, и вовсе не такой уж крестьянин. Закончил физический факультет университета. Будущее светило науки. А в школе, получается, ничем не выделялся. Это Вадим хорошо помнил. На истории да литературе Фёдор высказывался вяло и бессодержательно, но вот учителя математики и физики его откровенно побаивались. Сидит Колпачков на последней парте и в уме все задачи решает. Худая истеричная физичка, ни за что ни про что, порой его даже из класса выгоняла. Фёдор и не спорил, возьмёт еще не раскрытый портфель и медленно уходит, слегка улыбаясь. А потом на физический факультет поступил. Там его из аудитории, вроде, не гнали, напротив, приметили и повышенную стипендию даже платить стали. Светлая голова, значит, пользу родине принести может. А он вон что на народные деньги вытворять начал. Листовки запрещенные распространять решил. Надо ещё выяснить, что за содержимое в этих прокламациях.

Рогов всерьёз недоумевал. Как же так, мы строим первое в мире социалистическое государство, наукой доказано, что советский строй самый прогрессивный в мире. Так откуда же берутся такие фрукты, как Колпачков?! Уму непостижимо. Тут он усмехнулся. Сейчас он сам пришёл в библиотеку не изучать труды марксизма–ленинизма–сталинизма, а за какими–то постыдными материалами деревенских мистиков да шарлатанов. Только больно сильно начали доставать его мутные тревожные сны. Не избавиться от них самому. Смутно Вадим понимал для себя: болит живот – выпей таблетку, кровит рука – зажми марлей или, на худой конец, подорожником. А вот что с душевными проблемами делать? Тут он своего ума никуда приложить не мог, как не пытался.

Он поднялся по который раз отремонтированным ступенькам лестницы старинного здания, открыл тяжелую дверь. Восстановить читательский билет оказалось действительно не трудно – у Вадима была и нормальная московская прописка, и более чем серьезная работа.

Затем следователь не спеша отыскал научно–исследовательский отдел и пристроился в небольшую очередь к библиотекарю – девушке типично казённого вида, словно администрация подбирала персонал под стать пафосному статусу вверенного ей здания.