– Ага, – не моргнув, соврал Колька.
– Значит, с утра будешь заниматься?
Колька замешкался с ответом, и тренер усмехнулся:
– Что-то ты, брат, темнишь.
– У нас на следующей неделе смена в школе меняется, – нашёлся Колька.
– Ясно. Тогда с семнадцати часов будешь тренироваться. Приходи в понедельник.
Под мышкой Быстров держал те «подушки». Они были толстые, плоские, обтянутые коричневой кожей, формой походили на след какого-то большого зверя.
– А это что? – набрался смелости Колька.
– Лапы, – ответил тренер и улыбнулся, – зовут-то тебя как?
– Колька.
– А меня Игорь Степанович.
– А я знаю!
– Хорошо, что знаешь, – Быстров усмехнулся. – Ну, будь здоров, Колька, жду в понедельник.
И уже отходя от мальчишки, обернулся:
– Да, справку от врача возьми обязательно. От участкового или хотя бы от школьного, что тебе можно заниматься боксом.
– Ладно, – ответил Колька.
Из раздевалки выходили переодевшиеся боксёры, и все они были чем-то похожи на своего тренера. И Колька, окрылённый тем, что Быстров взял его, позвал на тренировку, решил, что обязательно станет настоящим боксёром, может, даже Мастером спорта и смотрел на этих парней-боксёров смело и даже вызывающе…
4
В понедельник на тренировку! Легко сказать – была-то ещё пятница. А уже хотелось боксёром быть.
Колька поболтался ещё по городу, и когда уроки в школе закончились, пошёл к своему приятелю-однокласснику Олегу Окуневу.
Тот как раз только из школы пришёл. Родителей дома не было. Окунев не очень обрадовался приходу Кольки, но впустил в квартиру.
– Чего в школу-то не ходишь? – спросил Олежка, жуя булку и запивая молоком прямо из пакета.
– А! – Колька махнул рукой. – Я на бокс хожу.
– Ври давай, – отмахнулся Окунев.
– Чего? Смотри! – Колька прижал кулаки к подбородку и запрыгал с ноги на ногу, замахал руками. – Я правой сбоку – наповал бью!
– Да ладно, хватит тебе. Верю, – сказал Олег, но в голосе чувствовалось недоверие. – Хочешь молока?
– Давай!
Потом они слушали музыку, любимый их реп, смотрели телик, валяясь прямо на ковре. Олег показал журнал про культуристов с фотографиями накачанных красавцев, и сказал, что будет заниматься культуризмом, что отец пообещал купить ему разборные гантели.
– Боксёр любого культуриста отметелит, – гордо заявил Колька.
– Тебе бы только отметелить кого. Это от культурной ограниченности, – ввернул Окунев умную фразу.
– Сам-то понял, чего сказал? – Колька презрительно скривил рот.
– Чего-чего… Родичи скоро придут, вот чего, – ответил Олег. И Колька стал собираться уходить.
– В школу-то придёшь завтра? – Окунев спросил.
– Наверное, приду, – не очень уверенно ответил Колька.
А уже потом и действительно решил сходить в школу – к врачу зайти, взять справку, да и время до понедельника, до первой тренировки, глядишь, быстрее пролетит.
Хотелось курить, но Колька решил, что больше не будет. А то – что же это за спортсмен? Не стал курить. Дал себе команду: «Не хочу курить!» И хотя курить всё равно хотелось, безжалостно выбросил початую пачку сигарет в урну.
Мать была дома. Трезвая и злая.
– Где шляешься-то? Из школы звонили опять… Пороть некому…
Колька не слушал её ругань, а сказал:
– Мам, а давай генеральную уборку сделаем, вымоем всё.
Он помнил, как раньше по выходным мать устраивала «генеральную уборку», а он ей помогал, и отец помогал, было интересно и весело.
Мать вдруг села на диван и заревела. Колька стоял и не знал, что делать. Было жалко её и обидно, что диван без покрывала и с прожженной утюгом спинкой. И мать в нечистом халате на этом диване…
До позднего вечера они скребли полы, протирали мебель, мыли посуду.
Пустые бутылки мать собрала в старую коробку из-под телевизора.
– Сдам.
– Нет, мама, давай я выкину…
И мать положила руку ему на голову, прижала к груди лицо его. Колька смутился, отклонился, повторил:
– Выкину бутылки.
– Выкидывай, конечно.
Колька уложил бутылки в два больших непрозрачных пакета, старался нести их так, чтобы не звенели… Аккуратно, без шума положил их в мусорный контейнер.