А в них самой не позволялось мне
По городу беспечно прокатиться.
(Княгиня говорит, что сани должно
Плебеям предоставить!) Но Елена
Другого мненья; с ней сейчас в санях
Объехала я шумный Петербург,
Блистающий несчетными огнями,
И спящие пустынно острова,
Где дачи без жильцов и без огней
Ждут, как сурки недвижные, чтоб жизнь
С движеньем им весна бы возвратила....
Как весело, как чудно, как свободно
Нас увлекал безумно-прыткий бег
Несущихся, как вихорь лошадей!..
В высокой и прозрачной синеве
Ночных небес, плыл медленно и тихо
Полкруглый месяц; звезды-чародейки,
Как блёстки, и сверкали и метались
Вокруг него несметною толпою,
И серебром был облит лучезарным
Весь сонный мир. На кровлях, окаймленных
Опушкой снеговой, и на домах,
Белеющих, как призраки в тумане,
И по дороге, устланной на диво
Коврами снежными, – везде сиял,
Везде бродил волшебно-яркий отблеск,
Причудливо предметы изменяя,
Преображая их своей игрой.
А воздух, просекаемый санями,
Очищенный морозом, он казался
Тверд, как кристал, как облако упруг…
Все ново было мне, – все изумляло
Мои глаза, мое воображенье.
То, шибкою ездой упоена,
Я торопила словом и желаньем
Порыв неукротимых бегунов;
То вдруг пугалась я, и замирало
В груди моей тревожное дыханье
Со смелостью, еще мне непривычной…
И вот я дома, в комнатке знакомой,
Перед ночной лампадою своей,
В своих любимых креслах, как всегда
Порой ночного отдыха… уж время
Предаться сну ленивому, – но мне
Сегодня не до сна: припоминаю
Свершенную прогулку, наслаждаюсь
Минувшим наслажденьем. Мне теперь
И Петербург, и север стали любы.
Они невыразимо приглянулись
Мечте моей, живой и своенравной.